Треугольник - Сандра Маршак

«Новые», использовав все их возможности, уничтожали их.

– Спок, вы меня путаете, – заметил доктор.

– Да, я хочу, чтобы вы испугались и поняли, какое страстное стремление к единению испытывает погруженный в свое одиночество человек.

Он, как узник в тесной клетке камеры, заточен в своем «я», и вдруг ему показывают всю прелесть единения со множеством других «я», каждое их которых неповторимо и доступно всякому другому «я».

– Так вы думаете, что он может присоединиться к «Единству»? И они его используют в своих целях? – недоверчиво спросил доктор.

– Я сказал то, что думаю, – ответил Спок и направился к дверям.

Схватив сумку, доктор бросился за ним, на ходу возражая:

– Я не верю этому, Спок. Он – последний человек в Галактике…

– Доктор, он – первый человек в Галактике! – Спок остановился так резко, что доктор чуть не ткнулся лбом в его широкую спину. – И всегда будет первым. Он попирал и будет попирать звезды своими ногами, а на исследование космоса собственной души у него никогда не будет времени. Так займитесь вы этим, вспомните, что он потерял: любовь, друзей, уничтоженных врагов. Он не однажды стучался в двери рая и они ему открывались, но запретного плода он так и не попробовал. Что, если однажды он решится вкусить его? – спросил Спок и, не дожидаясь ответа, зашагал в сторону капитанского мостика.

Глава 4

По дороге на капитанский мостик Кирк вдруг почувствовал непреодолимое желание побыть одному, не в обществе Спока и Маккоя, при всяком удобном и неудобном случае старавшихся забраться ему в душу. Кроме того, он чувствовал себя непомерно усталым и знал, что стоило ему присесть или прилечь хотя бы на мгновение, он уже не сможет встать. На приведение себя в порядок у него было, по крайней мере, целых десять минут; за это время корабль-разведчик сядет на планету, а Ухура засечет его координаты.

– Бассейн номер один, – сказал он, войдя в лифт, приняв неожиданное для себя решение. В считанные секунды лифт доставил его в бассейн спортивного зала, предназначенного исключительно для членов экипажа корабля. Но вопреки уставу, сюда иногда допускались именитые пассажиры.

Сейчас, правда, посол и его люди надежно охраняются кодовым замком, который применялся лишь в исключительных случаях, когда возникала необходимость оградить экипаж от контактов с враждебно настроенными существами. Именно такие существа, по мнению капитана, и находились сейчас на борту его корабля. В бассейне никого не было. Раздевшись, он встал под воздушно-музыкальный поток, официально гарантировавший даже оживление мертвых, и началась программа оздоровления. Мягкий, удивительно приятный голос настойчиво убеждал его в том, что он чувствует себя хорошо, очень хорошо, намного лучше, чем минуту назад, а сладкая музыка, действуя на подсознание, должна была усиливать воздействие голосом, гарантировать оздоровление.

Но голос не убеждал, а музыка казалась слащавой и фальшивой.

Тогда Кирк решил испробовать программу плавания, и услужливый конвейер поднес ему в сетке ласты и полотенце. Выйдя из кабины воздушного потока, он погрузился в бассейн, лег на спину, раскинул руки в стороны и стал лениво перебирать ногами, стараясь не столько поплавать, сколько просто полежать на воде. Какое-то время это, как всегда, легко удавалось ему. И вдруг он почувствовал, что с трудом перебирает ногами и начинает тонуть.

– Господи, – подумал он, – неужели краткий миг контакта с «Единством» так расслабил меня? – Вслед за этой мыслью он ощутил себя донельзя опустошенным и одиноким, и таким слабым, что каждое движение руки или ноги стоило ему неимоверного усилия.

– Так недолго и утонуть, – подумалось ему, и как бы в подтверждение его мимолетной мысли страшная судорога свела все его тело, прогнула так, что на поверхности оказался живот, а голова и ноги ушли под воду.

Бессильный против судороги, он к тому же не мог вздохнуть, набраться сил и как-то попытаться выйти из этого состояния.

Каким-то чудом ему удалось перевернуться со спины на живот и в короткое время переворота вдохнуть глоток свежего воздуха. Но от этого не стало легче, – та же чудовищная судорога перевернула тело в обратную сторону, свернула в тутой комок, привычный ко всякого рода перегрузкам позвоночник трещал, не давая голове и коленям сомкнуться в замкнутый круг.

Стык этого круга представлялся почему-то в виде короткой вспышки сознания, озаренного картинами, прошедшей жизни, вслед за которой наступает миг смерти.

Зависнув беспомощной медузой, он все глубже погружался в воду, задыхаясь, но еще не теряя сознания.

– Идиот! – обругал он сам себя. – Тебе захотелось одиночества. А не ты ли строго-настрого предупреждал весь экипаж не ходить в бассейн поодиночке? Какую память ты оставишь о себе? Бессмертный капитан Джеймс Т. Кирк утонул в луже воде на своем корабле? Хороша память! А ведь тебе предлагалась помощь: частица «Единства» не тонула бы в одиночестве. Но как позвать на помощь? Какой сигнал подают «новые люди», попадая в беду?

Это было последней мыслью его гаснущего сознания. Смирившийся с неизбежностью происходящего, он погружался во мрак беспомощный, бездыханный. И уже подсознанием осознавал или осязал, как чья-то мощная рука схватила его за волосы, потянула вверх, а затем короткими рывками добуксировала до края бассейна и вытащила из воды.

Еще не придя в себя, Кирк уже готов был поручиться, что на «Энтерпрайзе» один лишь Спок обладал и достаточной силой, и удивительной способностью приходить на помощь в самый последний, в самый нужный момент.

И почувствовав себя в безопасности, он как бы отключил и подсознание, с неизъяснимым блаженством ощущая, как его тело массируют сильные дружеские руки.

Затем кто-то припал к его бездыханному рту, и грудь Кирка содрогнулась от большой порции живительного воздуха, насильно вдутого в легкие. Он задышал и, кажется, стал приходить в себя. Но глаз не открывал.

Он боялся спугнуть этот момент дружеского единства. Стоило ему открыть глаза и увидеть над собой Спока, он не смог бы удержаться, чтобы не сказать, если не откровенную гадость, то хотя бы колкость в его адрес, и бедолаге-вулканцу придется, как всегда, уповать на свою мнимую нечувствительность. С Маккоем в этом отношении, по крайней мере, легче. Он не только с лихвой ответит на всякую колкость, но и, рискуя жизнью ради тебя, преподнесет свой поступок под таким соусом, что отпадет всякая охота благодарить его за добро.

Грудь Кирка задышала в полную силу, тело, растираемое умелыми руками, стало согреваться: вначале запульсировали виски, потом щеки запылали живительным огнем и тепло жизни стало разливаться по всему телу. Прошла боль от судороги, исчезло чувство одиночества и страха перед ним, на смену страху пришло ощущение новизны и самого себя, и всей жизни. Кто-то, неведомый ему, как бы приглашал его взглянуть заново на самого себя и на предстоящую новую жизнь. А жизнь эта была такой сложной и многогранной, что для того, чтобы понять ее, нужен был такой же сложный многогранный разум.

Словно по волшебству Кирку открылись беспредельные горизонты за вновь и вновь открываемыми звездами, красочные пейзажи обжитых городов и весей, знакомых и незнакомых ему.

Но какие бы картины ни появлялись перед удивленным мысленным взором Кирка, все они проецировались на фоне какого-то могущественного разума, который демонстрировал ему свой план переустройства всей Галактики, Он был хитроумно продуман и тщательно разработан, этот план. В его основе лежали выверенные веками предпосылки и гениальные выводы. Ни того, ни другого Кирк понять не мог. И тогда перед ним предстала простейшая модель в виде равнобедренного треугольника.

Три стороны треугольника символизировали три основных качества «Единства»: могущество, целеустремленность и единение, а также план преобразования Галактики: две наклонные прямые представляли собой два могучих разума, объединенных одной целью – разум создателя плана и разум пока еще неизвестного Кирку руководителя, который претворит этот план в жизнь; нижнюю сторону треугольника представлял он, капитан Кирк.

И недосягаемо высоко была для него вершина треугольника, а человеческие слабости мешали ему подняться над самим собой, достичь вершины и соединить свой разум с разумом двух величайших умов Галактики.

Но при помощи «Единства» вершина достигалась легко и просто: тысячи и тысячи рук протягивались к Кирку с обеих наклонных сторон, предлагая свою помощь. И едва он протянет ответно руки, как его мгновенно подхватят и вознесут на вершину тысячи новых друзей, в которых он найдет самого себя, потеряет разве что некоторые, не очень хорошие свойства амебы.

Это было заманчиво, но так легко достижимо, что Кирк каким-то образом переместил взгляд и словно через другую грань увидел самого себя далеко внизу под собой.