Жизнь человека - Константин Ваншенкин

Аэропорт

Аэропорт в работе и в заботе.Но сколь неодинаков интерес —Лететь ли вам, иль вы кого-то ждете,Иль сами опускаетесь с небес.

Вы чуточку задумались с устатку.Но разное волненье в вас живет —Спешите ли по залу на посадку,Идет ли на посадку самолет.

Баллада об окопах. Лето 1941 -го

Исходит от дворовВечернее мычанье.А за деревней ровХранит в полях молчанье.

Он хмуро ждет врага.Дождется ли? А надо б! —Чтоб вскинуть на рогаСвоих гранитных надолб.

Но как не наяву,Тут звук, подобный вою,—Неужто на Москву? —Течет над головою.

И снова тишинаСгустившихся потемок.И песня не слышна,И разговор негромок.

Как будто в небесах,Где прокатился рокот,О ваших голосахДогадываться могут.

Но вот уже и спят,Чуть свет вставать готовы,Ровесницы солдат,А может быть, и вдовы.

А эти пацаны,Смеявшиеся живо,Какие видят сныЗа месяц до призыва?

В полях сгорел закат.Усталые лопаты,Что у крыльца стоят,Мерцают как лампады.

Мигает маякомЗвезда за пеленою.И пахнет молоком,И пылью, и войною…

Баллада о московском затемнении

Грозные ночи Москвы —Помнится каждая ночка:Улицы, крыши, мосты,—Черные — ни огонечка.

Тьма над столицей одна:Ни фонаря из-под арки,Ни делового окнаИли беспечной цигарки.

Всюду главенствует мрак,Ибо имеется мненье,Что нарушает лишь врагСтрогий закон затемненья.

Помниться ль будет в векахИли же только в начале?..Но нарушалось — и как! —Жесткими теми ночами.

Но озарялось как днем —Синим прожекторным светом,Желтым зенитным огнем,Бьющим без устали следом.

Вспышкой машины чужой,Рухнувшей в страшном увечье.Вставшим за каждой душойЗаревом в Замоскворечье.

Всё получили сполнаЛюди московского тыла.А постепенно войнаДальше на Запад катила.

Осточертело давноЖить в затемнении лютом.Но озарялось оноКаждым бесстрашным салютом.

Сумерки

Уже с огнями бортовымиВоздушный лайнер… А внизуВлачит наполненное вымяКорова и ведут козу.

И ждут поленья укорота,—Стоит, расслабившись, пила.Пора поливки огорода.Разнообразные дела.

И в голубом пространстве поломНе много взоров соберетНад речкой и туманным полемРаспятый в небе самолет.

После битвы

Долго еще до конца.Ближе куда от начала.И впереди у бойцаСнова дорога лежала.

Но в городах и в глуши,Возле огней одиноких,—Камень свалился с душиМногих, и многих, и многих…

В конце войны

Не то чтобы стройный рассказИз жизни тогдашнего тыла,Но я представляю сейчасПримерно, как там это было.

Все ближе победная весть.Девчонки в смятенье высоком.Не голод, но хочется есть,Да бьет возбуждения током.

Соленый огурчик одинЗапутался в длинном укропе.А мы — среди чуждых равнинДавно уже в старой Европе.

А здесь громыхает салют.Снимают защитную штору.Болтают, что скоро сольютМужскую и женскую школу.

«Помогите маленьким и старцам…»

Помогите маленьким и старцам,Страждущим от боли и беды.Доблестному воинству и штатским,Сытым и опухшим с лебеды.

Равно находящимся под знакомЭпидемий разных и зараз.Помогите людям и собакам,Голубям и коршунам — зараз.

И пускай, исполнено значенья,В ближние и дальние местаДолетает доброе свеченьеКрасного и синего креста.

Десант

Как нас мотало! —Словно какой-нибудь бедный детсад.В дрожи металлаПлыл над землею воздушный десант.

Вес парашюта,Боекомплекта, продуктов, гранатБыл почему-тоНеощутим средь небесных громад.

Ясным и прочнымПомнился мир, что, кренясь под крылом,Будто бы в прошлом,Встал на ребро в развороте крутом.

Там тебя ранит,И санитары — восславим их труд! —В сумерках ранних,Если застонешь, тебя подберут.

Нету их рядомЗдесь, где гуляет иная война.Врежет снарядомПо самолету — и все, и хана.

Дайте побудуС вами, любимые, год или день.Глины по пудуБудет тащить на ботинках не лень.

Линия фронтаСловно цигарками тлеет внизу…В секцию ФондаМира — и я свою лепту внесу.

Жесткие сроки,Рваный перкаль на сосновом стволе.И эти строки,Что вот сейчас у тебя на столе.

История

Когда, забыв свое нахальство,В крестах и в свастиках начальство,То, что в развалинах нашлось,Все подписало и сдалось;

Когда на площадях БерлинаРоссия-матушка бурлила,Придя от тех сожженных нив,—Среди неслыханного гулаИстория перевернулаСтраницу, палец послюнив.

Школьный музей

Благородство школьного музея.Как всегда, ни фондов и ни смет.Пишут дети, ищут чей-то след,Сами прозревая и мудрея.Потому им брезжит встречный свет…В этом их учительниц секрет.

Перед службой

Захотелось напоследокНаглядеться на соседок,На далекий синий лес,На холодный свет небес.

Словно там не будет лесаИли даже интересаК небу, женщинам — всему,Что так нравилось ему.

«Холодная равнина…»

Холодная равнина.Обломки старых слег.Да смерзшаяся глина —Там, где раскидан снег.

Негреющее солнцеНад зимнею травой…Пробитое суконцеШинелки фронтовой.

Разжалование сержанта

В минуты эти роковыеЗабыв пути своих забав,Разжалованный в рядовыеЗа самоволку и за баб,—

Кто он сержантам и старшинам,Чьим наставлениям не внял,И тем солдатикам безвинным,Которых сам вчера гонял?

В мгновенье ока обезличен,Торчит пред всеми напоказИ в строй встает уже без лычек,Комбата выслушав приказ.

Война еще на середине,И что с ним будет впереди?Дожди такие зарядили,Что и господь не приведи.

Опять команда прозвучала,Дорогу новую суля.И — служба с самого началаПошла. Но только не с нуля.

В сорок четвертом

Едва сошел с трамвая —Навстречу патрулиИ, душу обрывая:— А ну-ка, подрули!Ты, чучело, откуда?Позоришь! Внешний вид!..—Он смотрит, дело худо,И вякнуть норовит:— Да я из той метели.Бумага вот моя.Домой на две неделиИз госпиталя я…—В ответ:— Читать умею,И не нужны очки.Не думай, что умнееДругих,— пришей крючки!..— Домой пустили, братцы.Ну, как не подчинюсь?Мне только бы добраться,А там я починюсь.Да я пройду дворами,К вокзалу в аккурат.Мой поезд под парами,—Талдычит им солдат.И страшно, чтобы сдуруМальчишки-патрулиЕго в комендатуруСейчас не повели.

Однополчанину