Отлитые из железа - Роберт Говард

— Во многом, Спайк, ты абсолютно прав. Я всегда знал, что человек, настолько нечувствительный к физической боли, не может иметь абсолютно нормальные мозги. Чудес не бывает. У меня дела не шли не только в боксе, но и во всем, за что я брался. А на ринге… Ну не могу я вспомнить, что и каким образом надо делать, и вынужден драться так, как умею, как получается. Но… я могу побеждать! Это моя единственная надежда. Вот почему я не оставлю бокс. Возможно, здоровьем буду расплачиваться — не только физическим, но и умственным. Будем надеяться, что природная выносливость и здесь сработает на меня. Ты прав, я оказался сейчас в роли нежданной козырной карты. Что ж, воспользуемся этим; к тому же я перестаю быть человеком в поединке. Никто не причинит мне боль в этот момент. Никто не остановит меня. Конечно, когда-нибудь кто-нибудь отправит меня в нокаут. Но до того я рассчитываю немало поиметь от моей выносливости и нечувствительности. И уверен, что смогу сколотить неплохое состояние, если у меня будет хороший менеджер.

— Господи! — воскликнул я. — Да ты ведь ничего не понял. Теперь ведь тебе придется постоянно драться с парнями из высшей лиги. А эти ребята владеют техникой, да и удар у них не хуже твоего. Ты же не умеешь защищаться. Пока ты спишь, они тебя покрошат в мелкую капусту.

— Моя защита — гранитная челюсть и железные ребра, — ответил он. — Они всегда со мной и всегда наготове. Любой боец сдохнет от усталости, пока пробьет меня.

— Наверно, — кивнул я. — Человек может выдохнуться, молотя изо всех сил по гранитному валуну. Я видел это на примере Тома Шарки и Джо Годдарда. Но что будет с валуном, не задумывался? С Баротой тебе повезло. Следующий противник будет знать о тебе все и поведет себя осторожнее.

— Ну и что? Мне все равно наплевать на их удары. А я свалю с ног любого, кого достану. Так что, побеждая или проигрывая, я буду привлекать публику, а значит — получать хорошие деньги. Это-то мне и нужно. Неужели вы думаете, что я сунулся бы в этот ад, если б не крайняя нужда?

— Раз все дело в бедности… — начал я.

— Да что ты знаешь о бедности?! — вдруг вспылил он. — Тебя что, оставили в корзине на ступеньках детского приюта, когда ты был младенцем? Ты, что ли, провел детство вместе с пятьюстами такими же, как ты, там, где каждому полагается лишь самое необходимое, и ничего сверх того? Это ты подростком вкалывал грузчиком и чернорабочим, получая за малейшую провинность розги, и ни разу не наедался досыта? Нет, тебе все это незнакомо, а я хлебнул такой жизни сполна! Но сейчас речь о другом. В конце концов, не бедность привела меня обратно на ринг. Вот что я тебе скажу: ты — мой менеджер и занимайся своим делом. Если я смогу победить еще раз, то стану собирать больше зрителей, больше заработаю, да и ты внакладе не останешься. Я не жду долгой карьеры. На меня будут ходить, как ходили на бои железного Джо Грима — просто чтобы посмотреть, можно меня нокаутировать или нет. И пока болельщики не почувствуют, что я сдаю позиции, мое железное тело будет приносить деньги. Барота настаивает на матче-реванше. Мне сейчас это не нужно; не нужен и бой с любым другим техничным, соображающим боксером, который все пятнадцать раундов продержит меня на расстоянии, победит по очкам, да еще и разукрасит мою физиономию до безобразия. Я хочу, чтобы зрители видели меня окровавленным, истерзанным, но — выдерживающим все удары и продолжающим драться до победы. Вот что нужно толпе. Дайте мне боксера-убийцу, бойца, который захочет свалить меня, нокаутировать, вогнать в гроб прямо на ринге! Устройте мне бой с Джеком Мэлони.

— Это самоубийство! — воскликнул я. — Мэлони действительно убьет тебя. Нет, я в это дело ввязываться не буду.

— Да пошел ты!.. — заорал Бреннон, вскакивая со стула и с грохотом опуская кулак на жалобно скрипнувший стол. — Все, разошлись, как в море корабли. Ты сумел бы помочь мне, как никто другой, — мало кто знает спортивный мир так хорошо. Я б не остался в долгу, дал бы и тебе неплохо заработать. Но раз ты не хочешь…

Тут что-то щелкнуло у меня в мозгу, словно включилось реле подчинения железной воле Бреннона. Я неуверенно сказал:

— Ну, если ты так решительно настроен… Я сделаю все возможное, чтобы организовать для тебя этот бой. Но предупреждаю: тебя с ринга вынесут на носилках и отвезут, скорее всего, в дурдом.

Взволнованно пожимая мне руку, Майк чуть не сломал мои пальцы.

— Спасибо, Стив. Я знал, что ты рисковый парень. А за мою башню не беспокойся. Та штучка, которая в ней шевелит шариками да роликами, прикрыта отличной литой броней.

Когда он вышел, Гэнлон, опасливо оглянувшись, прошептал мне:

— Похоже, с этой самой башней у него уже что-то не в порядке. Деньги, деньги, только деньги. Больше он ни о чем говорить не хочет. При этом — ничего не тратит и одевается, как нищий. Куда он их девает? То, что престарелых родителей в деревне у него нет, — это мы с тобой знаем. Он сам рассказал, как его подкинули в детдом. Тогда на что он их тратит?

Я только покачал головой. Бреннон оставался для меня неразрешимой загадкой.

Сейчас восхождение звезды Железного Майка Бреннона стало частью истории бокса. И, пожалуй, в главе о железных людях эта страничка и по сей день остается самой яркой и впечатляющей.

Железный Майк! Взгляните на него в лучшие его годы. Шесть футов один дюйм от пяток до макушки. Сто девяносто фунтов железных пружин, броневых плит и китовой кости. Из-под густых черных бровей грозно сверкают глубоко посаженные темные глаза; тонкие, иссеченные в боях губы искривились в гримасе ярости — таким, только таким, в образе Бреннона, и по сей день мерещится мне гипотетический супербоец, суперчемпион, супербоксер. Представьте себе человека с невероятной жизнестойкостью, упорством и при этом с чудовищной силой удара. Теперь отнимите у него малейшую способность научиться хотя бы азам, хотя бы простейшим приемам настоящего бокса и замените ее двойным, тройным чутьем боя при отсутствии инстинкта бойца. Вот вам и Железный Майк Бреннон — человек, который был бы чемпионом всю свою жизнь, если б не упомянутая неспособность к обучению.

После того памятного завтрака он впервые вышел на ринг; ему противостоял Джек Мэлони — сто девяносто пять фунтов раскаленной докрасна ярости, с правой рукой пострашнее кузнечного молота. Бой проходил в Сан-Франциско.

При помощи Гэнлона и знакомых журналистов я раскрутил маховик рекламы. В газетах замелькало имя Бреннона. Репортеры говорили о более чем двадцати его победах нокаутами и благополучно обходили стороной тот факт, что все его жертвы, за исключением одной, были никому не известными третьесортными бойцами. Аккуратно избегали газетчики и того, что по очкам Майка побеждали и ребята из второй лиги, а Матрос Слэйд и вовсе сделал из него отбивную. Гневно опровергали мои приятели и то, что победа Майка над Баротой есть всего лишь счастливая случайность — в спорте и не такое бывает. Без этого разогрева мне ни за что не удалось бы подбить менеджеров Мэлони на поединок с Бренноном.