Судьбы и фурии - Грофф Лорен

[Впоследствии этот памятный день еще не раз отразится в их дальнейшей жизни.]

НА СЛЕДУЮЩУЮ НОЧЬ ВСЕ КОНЧИЛОСЬ.

После строительства спирали Чолли, великий и прекрасный, спрыгнул со спасательского стула. На секунду его силуэт промелькнул на фоне полной луны, затем он шмякнулся на землю, и раздался тошнотворный хруст. Майкл повез его в больницу, оставив Гвенни и Лотто на темном пляже, продуваемом холодными осенними ветрами. Гвенни взяла его за руку. Лотто весь покрылся мурашками. Это был тот самый момент. Кажется, сегодня он потеряет девственность.

Они отправились на вечеринку в заброшенном доме у болота. Гвенни сидела на руле его велосипеда. На вечеринке они пили пиво, смотрели, как более взрослая тусовка водит какие-то дикие хороводы вокруг гигантского костра, а потом Гвенни затащила Лотто в сам дом.

Маленькие свечки на подоконниках, матрасы, блестящие руки, ноги и ягодицы.

[Желание! Старая история, возрождающаяся в юных телах.]

Гвенни открыла окно, и они выбрались на крышу веранды. Лотто не мог понять, плачет Гвенни или нет. Под глазами у нее залегли пугающие темные круги. Она потянулась к нему, и он, вспомнив вдруг, что не целовался ни с кем с момента переезда на пляж, почувствовал, как знакомое, горячее и влажное удовольствие пронзило его до мозга костей.

Вечеринка внизу была очень громкой.

Гвенни толкнула его на спину, прямо на просмоленную, засыпанную песком бумагу. Он снизу вверх посмотрел на ее чуть светящееся лицо. Она задрала юбку и отодвинула трусики в районе промежности. А Лотто, который всегда был готов к этому, даже когда просто думал о девчонках, видел отпечатки лапок кулика, похожие на женские трусики, или галлоны молока, напоминающие о женской груди, в этот момент оказался не готов, так внезапно оно на него обрушилось. Но это было неважно. Гвенни приняла его, даже несмотря на то, что была совершенно сухой. Лотто зажмурился и почему-то вспомнил о манго, разламывающихся папайя и красочных тарелках фруктов, истекающих соком. Под конец он издал громкий стон, и все его тело захлестнуло сладостью.

Гвенни взглянула на него сверху вниз, и ее искусанные губы тронула улыбка. Она прикрыла глаза и отстранилась, но чем дальше она оказывалась, тем больше Лотто старался приблизиться – как будто пытался поймать нимфу в зарослях. Он вспомнил свои старые порножурналы и резко перевернул ее, поставив перед собой на колени. Она уперлась ладонями в землю и рассмеялась, обернувшись через плечо. Лотто закрыл глаза, резко вошел в нее, и она выгнула спину, как кошка. Он запутал пальцы в ее волосах, когда вдруг увидел, что окно комнаты, из которой они выбрались, облизывает огонь. Начался пожар, но Лотто все равно не смог остановиться. Просто не смог. Оставалось надеяться, что дом продержится до тех пор, пока он кончит. Боже, кажется, он был создан для этого. Все вокруг трещало и горело, Гвенни вздрагивала под ним. Через несколько секунд он излился в нее и тут же заорал, что им нужно бежать, бежать, бежать!

Не успев заправить рубашку в штаны, Лотто подбежал к краю крыши и спрыгнул в заросли саговых пальм. Гвенни последовала за ним, и в прыжке ее юбка вздулась, как тюльпан. Кое-как они выбрались из кустов. Член Лотто на ходу вывалился из штанов, и собравшиеся внизу пожарники зааплодировали, едко хихикая.

– Неплохо, Ромео, – сказал один из них.

– Ланселот, – шепотом поправил его Лотто.

– Тогда я – Дон Жуан, – с издевкой отозвался полицейский, защелкивая наручники сначала на его руках, а затем – на руках Гвенни.

Путешествие на машине оказалось коротким.

Гвенни на него не смотрела, но он и так знал, что они больше не увидятся. Его засунули в камеру с какой-то отвратительной штукой вместо туалета в углу. Лотто выковыривал из лавки щепки, чтобы использовать их в качестве оружия, если придется драться. Мигающая под потолком лампочка ближе к рассвету все-таки взорвалась, и в него брызнуло дождем осколков.

Дома его встретили мрачная Салли и Рейчел, которая тут же примостилась у Лотто на руках, прижалась к его груди и принялась посасывать палец. Всего годик, а уже зажата в тиски тревог.

В тот день стало ясно: нужно оградить Лотто от этих преступников. Приняв это решение, Антуанетта громко захлопнула дверь, хрустнула большими пальцами и схватила телефонную трубку.

Деньги – лучшая смазка для любого колеса. Днем еще решались основные вопросы, а вечером Лотто уже поднимался по трапу в самолет. Перед тем как войти в салон, он оглянулся.

Салли держала Рейчел на руках, они обе всхлипывали. Антуанетта стояла подбоченившись, выражение ее лица было трудно разгадать. Лотто решил, что она злится.

[Но это было не так.]

Люк закрылся за Лотто, Мальчиком, Изгнанным за Грехи. Оглядываясь в прошлое, он не мог вспомнить сам полет на север – только собственный шок. Этим утром он проснулся в солнечной Флориде, а спать ляжет уже в холодном и мрачном Нью-Гэмпшире, в общаге, провонявшейся мужскими ногами, с голодной болью в паху.

За ужином в столовой ему в лоб прилетел кусок тыквенного пирога. Лотто поднял голову, пытаясь понять, кто именно из мальчиков сделал это. Кто-то кричал: «Бедная тыковка!» Кто-то: «Пирожок из Флориды!» Затем кто-то выкрикнул: «Мямля-пирожуй!» – и все разразились хохотом. Вот как они называли его. Его, мальчика, который всю жизнь парил в просоленной жаре с полным ощущением того, что он – владелец мира [и так оно и было], в тот момент больно шмякнули о землю, он вжал голову в плечи и покрылся холодным потом. Вот он кто, Мямля-пирожуй, деревенщина в глазах всех этих хлыщей из Нью-Йорка и Бостона. Его детская красота давно пропала, теперь он был долговязым, тощим и прыщавым южанином. Низшим существом. Состояние, которое однажды сделало его таким значимым, здесь уже не имело значения.

Каждый день Лотто просыпался до рассвета и, подрагивая, сидел в углу кровати, глядя, как в окне занимается свет. Сердце обреченно билось у него в груди. Потом неизменно следовала столовая с холодными блинчиками и полусырыми яйцами, а затем – поход по замерзшему двору к часовне. Он звонил домой каждое воскресенье в шесть вечера, но Салли была не очень расположена к разговорам, а Антуанетта почти никуда не выходила, и ей нечем было с ним поделиться, кроме впечатлений от просмотренных ТВ-шоу. Ну а Рейчел была еще слишком мала, чтобы разговаривать связно, так что его звонки обычно длились не дольше пяти минут. Глубокое темное море пролегло между ними. В Нью-Гэмпшире было холодно. Даже небо здесь нагоняло на него смертельную тоску.

Чтобы хоть немного растопить лед, сковавший его до мозга костей, Лотто дождался, пока в половине шестого откроется спортзал, и залез в горячее джакузи у бассейна. Он сидел в нем, представляя, что рядом с ним – его друзья и что они все славно покуривают на солнышке. Если бы здесь была Гвенни, они бы уже досконально проверили все знания, которыми он здесь овладел, даже апокриф!

Ему писал только Чолли, хотя по большей части от него приходила порнушка с забавными подписями.

Лотто сидел в ванной и думал о потолочных балках у себя над головой. Они висели на высоте не меньше пятидесяти футов. Думал о том, что один достаточно мощный нырок в мелком месте бассейна положил бы конец всему этому. Хотя лучше всего, конечно, залезть на верхушку обсерватории, соорудить петлю из школьного галстука и прыгнуть. А еще лучше угнать тележку уборщика и наесться порошка для чистки ванных комнат. Есть его и есть, до тех пор пока не запузырятся все внутренности.

Надо признать, в его фантазиях всегда присутствовал драматизм.

А дело было в том, что ему не разрешили приехать домой ни на День благодарения, ни на Рождество.

– Я что, до сих пор наказан? – спросил он, как только узнал об этом. Старался, чтобы голос звучал по-мужски ровно, но тот все же предательски дрогнул.

– Милый, – ответила ему Салли. – Это не наказание. Твоя мама желает тебе добра!

Добра? Здесь он был Мямлей-пирожуем, он даже ругаться толком не умел, чтобы хоть как-то постоять за себя и избавиться от этого дурацкого прозвища. От одиночества Лотто хотелось выть. Все парни здесь были спортсменами, и ему тоже пришлось вступить в команду по гребле. А точнее, его впихнули туда силой. Его ладони покрылись мозолями, внутри которых, точно жемчуг в раковинах, набухали волдыри.