Ночной Странник - Ярослав Гжендович

Он выставил острие перед собой, а потом поднял над головой. Когти воткнулись в землю, тварь ощерилась в вампирской ухмылке, и внезапно вдоль ее хребта и на голове приподнялся гребень длинных шипов, похожих на иглы дикобраза. Остро запахло муравьиной кислотой и касторкой. Мерзость была еще и ядовитой. Плохо.

Нужно было взять щит и оба наплечника. Лень наказуема.

Тварь выстрелила как торпеда. Ее задние ноги наверняка обладали силой катапульты. Прыгнула, однако чуть в сторону, загребая уцелевшей лапой там, где Драккайнен должен был оказаться при круговом уходе согласно с правилом вращающегося шара. Вместо этого человек отклонился назад, со вскинутым мечом, продолжая твердо стоять на земле. Согнул колени, когти мелькнули у него перед глазами, и тогда, ощущая, как рвутся напрягшиеся до предела мышцы брюшины, он распрямился, и, выпустив воздух в жутком вибрирующем крике, звучавшем как замедленный гром, рубанул наискось, и, уйдя в другую сторону, разминулся с тварью, словно тореадор.

Тварь приземлилась на задние лапы и повернулась.

Отрубленная лапа завершила полет и с мокрым звуком ударила в землю.

Они снова стояли друг напротив друга. Драккайнен тяжело дышал, чувствуя, как пульсируют все мышцы. Не знал, куда именно попал.

Тварь распахнула пасть, и внезапно на ее груди, наискось, появилась темная, лоснящаяся, похожая на узкий шарфик змейка.

Они все продолжали стоять. Бесконечно долго.

А потом голова вместе с одним плечом начала съезжать с корпуса и через миг упруго ударилась о землю.

Время пошло нормально, свет звезд из желтоватой сепии снова сделался зеленым, а туловище свалилось навзничь, ноги задергались. Странник стоял, тяжело дыша, царапины на предплечье пульсировали болью, но действие яда он не ощущал. Все мышцы подрагивали, лодыжку свело судорогой – словно стальными клещами.

Тварь продолжала дергаться на земле, но довольно неуклюже. Конечности подрагивали, все еще дико сверкали глаза, пасть распахивалась и закрывалась, то и дело поднимался какой-нибудь одиночный шип, гребень на голове ежился и опадал. Даже отрубленная лапа продолжала царапать по земле когтями. Перерубленное туловище ритмично пульсировало струйками крови.

Он не мог вспомнить подобного зверя. Большая часть фауны Мидгарда напоминала земную. До определенной степени. Конвергенция – умение приспосабливаться к условиям. Но были это кузены из страшного сна. Медведи: стоя на задних лапах – метров трех в высоту; копающийся в земле травоядный зверь, подобие ленивца, весил почти две тонны, обладал сабельными когтями и пастью, которой мог бы позавидовать и крокодил. Словно на Земле в третичном периоде. Похоже, местный Творец не оставил интереса к зубастым, словно драконы, представителям мегафауны. Могло оказаться, что и эта тварь – прямехонько из «Садов земных наслаждений» Босха – здесь считается обычной жабой.

Нитй’сефни ударил ладонью в гарду меча. На земле перед ним появилась черта крови. Он махнул рукой в небрежном рейсики, провернул рукоять в пальцах и вложил меч обратно в ножны.

– Ульф Убийца Жаб, – произнес негромко.

Вернулся к памятнику и исследовал второй череп. Нашелся Лезерхазе. Бедолага, не вернешься уже в Кембридж.

Тварь, что все еще подрагивала на земле, не давала ответов. Была исключительно опасна и столь быстра, что человек, не обладающий цифралом, не имел бы ни малейшего шанса при встрече с ней, но наверняка это не она расправилась с Халлерингом, превратив тому половину тела в гранитную статую. Это не она прикончила Завратилову и Лезерхазе, поскольку этим людям отрубили головы с помощью острого металлического и достаточно тяжелого орудия. Позвонки сохраняли следы отсечения и дробления. Скорее всего, от плотницкого топора, все еще воткнутого в пенек подле дровяного сарая. Рядом, на куче порубленных и уже трухлявых поленьев, он нашел рассыпанные человеческие кости. Людей приволокли сюда и казнили. В слое щепок и на самом пне были следы крови обоих. И при этом – крови травматической, полной билирубина. Потом тот, кто это сделал, забрал головы и бросил их у стоп статуи. А еще собрал кровь в какой-то сосуд и наполнил миску статуи. Кто-то принес здесь жертву. Кто?

Статуя была местной, но не с Побережья. Среди местных обитателей не было паствы беременной танцующей богини с серпом. Не было таких персон в пантеоне.

Насколько он знал, богини Мореходов выглядели совершенно иначе и не требовали человеческих жертв. Возможно, это была амитрайская Госпожа Жатвы, Азина, но отсюда до Амитрая более тысячи километров, горы и пустыня. Точно не было известно, в чем состоял ее культ, но, быть может, он требовал и жертв. Только откуда здесь амитраи? Их держава – большая воинственная империя, которая подчинила немало стран, включая приморские королевства, откуда прибыли Мореходы. Они были народом беженцев. Не потерпели бы здесь амитраев. Считали их демонами и искренне ненавидели.

Одни загадки. Пока он обнаруживал только вопросы – и ни одного ответа.

Несколькосекундный бой страшно его измучил. Мышцы начинали ныть: завтра он будет ходить словно паралитик. Так уж с этим ускорением повелось. Человек не приспособлен к чему-то эдакому. Несколько минут он – сверхчеловек, а потом сутки – никакой. Он знал, что через пару часов упадет и заснет. Голова кружилась уже сейчас. У мышц – огромное кислородное голодание, он сжег почти всю глюкозу в организме, желудок корчится от голода. Наверняка надорвал мышцы. Царапины пульсировали горячей болью. Яда там почти наверняка не было, но надо их очистить. Обожженная спина, залитая потом, придавленная кольчугой и панцирем, тоже дьявольски болела.

Он обошел всю территорию, но других тел не нашел. Завратилова, Лезерхазе, Халлеринг. Не хватало пятерых. Ушли? Их похитили? Они погибли так же таинственно, но где-то за пределами станции?

Он понял, что здесь уже ничего не узнает. И отправился на поиски еды. Военные рационы не были вечными, но могли сохраняться очень долго. Увы, ученые не уважали готовые полевые рационы, которые, закрытые в герметических упаковках, на вид и вкус напоминали корм для животных, зато ничего не требовали с собой делать. Достаточно просто открыть и съесть, даже без разогрева. Вместо этих они набрали более вкусные, лиофилизованые, но в которые необходимо доливать воду. Он пожевал один всухую – все равно, что жрать гипс. К тому же порошок связал всю слюну и застыл соленой, залепляющей рот и глотку замазкой. В баке в ванной осталось немного воды: застоявшейся, со вкусом пластика и полной водорослей. Однако Драккайнен прополоскал ею рот и смешал с засохшей коркой чего-то, что должно было стать рагу из кролика с овощами, в отвратительную кашицу, которую уже смог кое-как проглотить. Нашел еще тюбик земляничного джема, батончик и запил все это конденсированным молоком. На десерт выдавил себе в рот тюбик пасты из анчоусов. В таком состоянии ему было совершенно все равно, что есть. Чувствовал себя умирающей от голода жертвой кораблекрушения. Нашел еще три целые упаковки и спрятал под нагрудник. Остальные – разодраны, раздавлены, содержимое давно смешалось с дождевой водой, сожрали его животные. Да и не много всего этого было.

Он снова обошел лабораторию и удостоверился, что здесь осталось изрядное количество предметов, которые могли пригодиться. Увы, он почти ничего не смог бы забрать с собой. И так ходил обвешанный, словно бродячий торговец. Поразмыслив, прихватил, по крайней мере, местные монеты. Украшения земной работы высыпал в банки из-под кофе и спрятал под камнем фундамента.

Вышел из здания и подумал, что противу всем соображениям здесь он не останется. Это место не подходило для точки контроля. Не подходило ни для чего. Нужно идти дальше. Куда – не имел ни малейшего представления. Решил, что, пока не найдет тела, остальных будет считать живыми. А значит, они должны были отсюда уйти. Куда? Сперва, наверняка куда глаза глядят.

У дерева, которое росло посредине двора, был странный ствол с бочкообразным вздутием посредине, напоминающим грудь мужчины. Он присмотрелся внимательнее и заметил, что вырастающие из него ветви тоже походят на абрис рук: плечи, бицепсы, даже вены на предплечьях. Чем дольше он смотрел, тем больше подробностей замечал. Ребра, соски, ключицы, кадык – наконец рассмотрел и лицо.

– Еще одна статуя, – произнес вслух. – Настоящая художественная галерея.

И тогда на деревянном лице открылись глаза.

Драккайнен вздрогнул и, отпрыгивая назад, до половины выхватил меч. Глаза смотрели на него с каким-то безумным страданием. Нормальные глаза – с белками, человеческие. У местных радужка чуть ли не на все глазное яблоко, как у лошадей.

Лицо было знакомым. Дюваль. Жоакин Дюваль. Руководитель экспедиции.

– Что с тобой случилось? – спросил и понял, что бессознательно говорит на языке Побережья. Повторил вопрос по-английски.