Золотой павлин Сабатеи - Крис Уэйнрайт

Конан отдал должное тем, кто, как он полагал, помог ему в дерзком предприятии, и, глядя по сторонам, стал выбирать таверну, в которой можно было бы скоротать вечерок.

На глаза ему попалась вырезанная из дерева незнакомая птица, прибитая над крыльцом с колоннами из отполированных временем толстых бревен.

«Что это за птица?»— удивился варвар, поворачивая к зданию, которое, судя по его виду, и было таверной, где даже припозднившемуся клиенту не откажут в ужине и кувшинчике вина.

Подойдя поближе, он разобрал надпись на темной доске, венчающей крыльцо. Корявые буквы гласили: «Туранский сокол».

— Надо же, оказывается, сокол! — хмыкнул варвар. — А я и не признал.

Он еще раз посмотрел на изображение пернатого существа, больше смахивающего то ли на голубя, то ли на ворону, и, усмехнувшись, направился к дверям. У входа стоял, человек в коричневом кафтане, который напомнил киммерийцу одежду шанки — племени, жившего в пустыне недалеко от Замбулы. Человек хватал ртом воздух и как-то, странно посмотрел на киммерийца мутным взглядом, потом повернулся и, пошатываясь, скрылся внутри здания.

Его лицо показалось варвару знакомым, где-то он его уже видел. Нет, определенно они встречались!

«Ух, ты! — через мгновение воскликнул про себя варвар. — Это же Хафар, визирь Джунгир-хана! Что, интересно, он делает здесь один, да еще в такой одежде?»

Он вошел внутрь и увидел, что великий визирь Замбулы с трудом карабкается по лестнице куда-то вверх, перебирая руками по перилам, а снизу за его действиями внимательно наблюдает мальчонка в грязной набедренной повязке.

«Ха! — подумал киммериец. — Похоже, не один я им интересуюсь! Забавно… Посмотрим, что будет дальше».

Он толкнул дверь и вошел в наполненный гулом множества голосов зал. Стараясь не привлекать к себе особого внимания, даже слегка сутуляеь, чтобы его рост не слишком бросался в глаза, что, впрочем, было совершенно напрасно, варвар прошел к свободному месту. Усевшись на скамью, он подозвал к себе мальчишку-подавальщика и заказал кувшин вина. Приказание было тотчас выполнено, и киммериец, налив себе первую кружку, начал не спеша прихлебывать напиток, не забывая посматривать на хозяина таверны, чья лисья физиономия выдавала напряженное ожидание. Через некоторое время мальчишка, который был на лестнице, подбежал к нему и что-то зашептал на ухо. На хитрой морде хозяина засияла удовлетворенная улыбка, и он кивком отпустил своего слугу.

«У этого Хафара, должно быть, навалом монет, — подумал Конан, — наверняка даже больше, чем у купчишки из Акита. И надрался он изрядно… Может, имеет смысл пощипать и его?»

Он решил побыть здесь до ночи, а там уж действовать по обстановке. Не зря же мальчишка-слуга следил за Хафаром. Значит, не только варвара заинтересовал кошелек великого визиря. Конан задумался, подперев голову рукой и почти не глядя на публику, гомонящую вокруг. Ему вспомнилось, как пару лет назад он сыграл не последнюю роль е этой треклятой Замбуле, когда на престол в результате сложных и кровавых интриг сел зеленый юнец, совсем мальчишка.

Киммериец попал туда почти случайно, из-за Глаза Эрлика, магического камня, который служил амулетом для правителя Замбулы. Камень этот был украден, и вместе с Испараной они вернули его Актер-хану. Сначала тот осыпал варвара королевскими почестями: пригласил его на обед, угостил вином, наградил, расхваливал на все лады, назначил капитаном гвардии. Но потом проявил подлое вероломство, словно забыв, что киммериец оказал ему крайне важную услугу. Не случись этого, Конан никогда бы не присоединился к предводителю заговорщиков Баладу. Замбула ему не нравилась, а населявшие ее люди нисколько не волновали. У киммерийца не было намерений ни помогать им, ни мешать.

Не обмани его хан столь подло и неожиданно, Конан сохранил бы ему верность и, без сомнения, острый ум и воинское мастерство варвара обернулись бы против заговорщиков.

Но вероломство Актер-хана вызвало в нем праведные горечь и гнев. Он многим пожертвовал, чтобы вернуть правителю Замбулы желанный амулет. Испаране тоже пришлось немало перенести из-за этого треклятого Глаза Эрлика. А оказавшийся столь неблагодарным властелином хан заточил ее в темницу и отдал в руки палачей. Варвар тогда остался на свободе только благодаря случаю. Поэтому он и обиделся и разозлился на правителя Замбулы, обвинив при этом самого себя в излишней самоуверенности: не позволь он себе расслабиться, вполне возможно, сумел бы довольно быстро раскусить Актер-хана. Душа его жаждала мести, и он присоединился к заговорщикам.

Однако Балад тоже оказался мерзавцем, и Конан чуть было не заплатил своей головой за отказ пойти к нему на службу после свержения хана. Слава богам, для киммерийца и Испараны все кончилось благополучно. В результате трон достался сыну Актера, юному Джунгир-хану.

Да этому мальчишке и сейчас не больше четырнадцати лет. Разумеется, нет никаких сомнений, что за него в Замбуле правят Хафар и Испарана! Испарана… Это имя пробудило в варваре сладостные воспоминания. Что это была за женщина! Пламя! Испепеляющее и в то же время необычайно нежное… Забыть такое невозможно.

«Нергал меня раздери! — выругался Конан. — Что же, в самом деле, делает здесь Хафар? Если он поссорился с Джунгир-ханом или Иснараной, что одно и то же, и сбежал оттуда, то за каким демоном ему так таиться? Нет никакой нужды! А может, в Замбуле что-нибудь приключилось? Вот если Джунгир-хан потерял свой трон, а визирь остался ему верен, в этом случае он совершенно прав, что не хочет привлекать к себе внимания».

Варвар даже вспотел слегка от усиленных раздумий. Очень уж сложные интриги во дворцах туранских владык! Он не всегда мог разобраться до конца в их хитросплетениях, а поскольку любил во всем ясность и точность, то тонкости поведения всех этих повелителей и их вельмож были для него иногда сродни чародейству. Магию и чародейство он принимал как неоспоримую данность, однако в душе сильно недолюбливал. Для его натуры гораздо легче и уж куда приятнее было снести головы десятку противников, чем размышлять о причинах поведения того или иного сановника, от которого зависела судьба многих людей, а часто и его, Конана, дальнейшая жизнь.

«Допить вино и топать в Гадюшник, вот что надо делать!» — наконец, решил варвар.

Сказать, что он боялся чего-нибудь, было бы, мягко говоря, неверно. Киммериец, несмотря на свой достаточно юный возраст, столько уже повидал в жизни и успел принять участие в таком количестве смертельно опасных предприятий, что удивить его, а тем более напугать было сложно. Дело в другом: если нет крайней необходимости совать голову в пасть дракона, то и не надо этого делать, потому что чужая секира и так тебя найдет. Конан уже собирался последовать мудрому совету, который сам себе и преподнес, как еще одна мысль обожгла его мозг.