Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома - Пен Фартинг

Пляжные прогулки обожали как наши два старых пса, так и оба новых. Физз любила их по одной простой причине. Поскольку здесь не было ни белок, ни овец, для которых она могла бы представлять угрозу, мы разрешали ей бегать сколько душа пожелает. Стоило спустить ее с поводка, и она принималась носиться как оглашенная, гоняясь по мягкому песку за Бимером, гибкая и ловкая, как борзая. Рано или поздно ее отвлекала какая-нибудь проходящая мимо собака, и я едва успевал крикнуть владельцу: «Не бойтесь, она только поздороваться!», как Физз устремлялась в ту сторону. Но взволнованные хозяева все равно испуганно подхватывали питомцев на руки, уверенные, что сердитому ротвейлеру не терпится сожрать их драгоценного пуделя, хотя Физз не мечтала ни о чем другом, кроме как обнюхать незнакомого пса и попрыгать вокруг. Когда ей это позволяли, новый четвероногий друг обычно начинал носиться следом, стоило Физз унюхать еще что-нибудь интересное.

Сейчас такое поведение Физз играло нам очень на руку, ведь стая выросла до четырех псов, и поводок Тали я вынужден был препоручать Лизе. Мы вышагивали по песку бок о бок с нашими собаками-беженцами и временам окликали Физз с Бимером, которые нарезали круги поблизости. Здесь мы могли хоть немного позаниматься с обоими афганцами, не спуская их с поводка. Всякий раз, отправляясь на прогулку, мы битком набивали карманы лакомствами, чтобы вознаграждать обоих псов в тех редких случаях, когда они нас слушались.

– Ты уверен, что они понимают по-английски? – спросила однажды Лиза, когда Тали в десятый раз отказалась садиться, несмотря на наши настойчивые уговоры.

– Будем надеяться, – ответил я. – По-пуштунски мы с тобой не говорим.

Понятное дело, каждый день на пляж мы не ездили. Поэтому вторым практичным решением было то, что, если выгуливать собак мог только кто-то один из нас, выводить их следовало в два приема.

К этому решению мы пришли как-то вечером после особенно изматывающей прогулки, во время которой четверо псов довели нас почти до нервного срыва.

– Так дело не пойдет. – Я рухнул на диван без сил. – В одиночку никто из нас со всеми четверыми не справится.

Можно подумать, без меня Лиза до этого не додумалась.

– Ну блин, ты голова, – отозвалась она. – И кстати. Не забудь, что завести четырех собак – это была твоя идея.

– Все наладится, – ответил я самым своим уверенным тоном. – Рано или поздно мы их обучим. Просто надо чуть больше времени.

Вместо ответа Лиза лишь высоко вздернула брови.

Я хорошо понимал язык телодвижений Наузада и сразу понял, что что-то не так.

Его коротко обрезанные уши были прижаты к голове, обрубок хвоста поджат. Он чего-то испугался. Но чего?

– В чем дело, Наузи? – спросил я, присев рядом с ним и почесывая шерсть на хребте.

Мы с Лизой решили прогуляться с собаками по одной из любимых тропинок, которая в паре сотен ярдов от дома пересекала узкую проселочную дорогу. Таких тропинок тут было несколько, и нам они представлялись идеальными для собак. Они были достаточно уединенными, в отличие от других пешеходных дорожек. И летом и весной деревья, росшие вдоль них, тихонько колыхались на ветру, а длинные ветви нависали над головой, подобно пологу, прикрывая гуляющих от жаркого солнца.

Мы остановились у выхода на узкую тропинку, которая петляла про пролеску. Нависающие ветки были еще голыми, поскольку до весны оставалось добрых два месяца. Высокие голые деревья, росшие по обе стороны дорожки, образовывали что-то вроде стены.

Наузад затормозил и отчаянно принялся тянуть меня обратно. Ясно было, что он категорически не хочет идти по тропе.

Сперва я никак не мог взять в толк, что не так. Бимер, едва завидев знакомую тропинку, тут же натягивал поводок, поскольку точно знал, что здесь его спустят с привязи и дадут вволю побегать. Для Физз это была возможность обнюхать каждый куст и кочку, пока мы шли по тропинке, в надежде обнаружить там ничего не подозревающую белку.

Но Наузад об этом и слышать не хотел. Ему чем-то отчаянно не нравилась эта дорожка. Стоило пройти пару шагов, он замедлил шаг, а потом неожиданно кинулся обратно, едва не вывихнув мне плечевой сустав, когда дернул меня назад.

– Ну все, Наузад, хватит, – повторил я, снова пытаясь увлечь его на узкую тропинку. Но нет, он и слышать об этом не желал. – В чем дело, приятель? Что ты там увидел? – Я опустился рядом с ним на корточки.

Тали стояла рядом неподвижно. Она тоже смотрела вперед с опаской, хотя и не настолько испуганно, как Наузад. И только в этот момент до меня дошло.

Я вспомнил путаницу узких улочек, огороженных глинобитными стенами – привычное зрелище для их родного города. Вспомнил как пробирался по ним, когда мы с парнями патрулировали окрестности. Вспомнил как там было неуютно, как ощущалась сдавленность, как ты вечно гадал, что ждет тебя за ближайшим углом.

Все эти картинки промелькнули у меня в голове, и я понял, что в этот момент Наузад тоже перенесся в совсем другие края.

– Что, приятель, и тебе вспомнился Афганистан?

Пока я сидел с ним рядом на корточках и негромко разговаривал, чтобы успокоить, я подумал об одной вещи, которая до сих пор мне в голову не приходила. Я бывал в нескольких городках и деревушках провинции Гильменд, и там везде были бродячие собаки. Но эти дворняги всегда собирались на открытых пространствах, на площадях или на перекрестках. Я ни разу их не видел в окруженных глинобитными стенами переулках. Они как будто чуяли, что собакам там не место, ведь в любой момент мы или талибы могли открыть стрельбу без всякого предупреждения.

Я не мог быть в этом полностью уверен, но подозревал, что Наузаду хотя бы раз довелось оказаться на такой улочке, когда там начался настоящий ад, и теперь он боялся ступить на тропинку из опасения, что нечто похожее повторится. Он очевидно искал пути отхода с дорожки и косился то вправо, то влево в надежде отыскать боковое ответвление. Но здесь такого не было. Нам пришлось бы дойти до конца, повернуть обратно и проделать весь этот путь заново.

– Все в порядке, приятель, нам все равно нужно больше гулять, – заверил я его, когда мы развернулись и пошли домой кружным путем.

– С этими двоими все непросто, – пожаловался я Лизе, когда она встретила нас на углу.

И это был не единственный пример того, насколько афганские собаки отличались от наших англичан. Мы заметили также, что Физз и Бимер в предвкушении прогулки принимались весело скакать по саду, а вот афганцы стояли неподвижно у калитки, пока на них надевали ошейники. Они не сходили с места, пока мы не открывали ворота и не выводили их на дорожку. Их совершенно не радовала перспектива прогулки. Кажется, для них это была просто часть ежедневной рутины, к которой они как-то пытались приспособиться.

Для афганской бродячей собаки вся жизнь – это постоянные поиски пропитания и борьба с природой за выживание. Веселиться и радоваться там нечему, я редко видел, чтобы местные собаки играли друг с другом. Мы очень надеялись, что с нами они научатся получать от жизни удовольствие и хоть немного оттают. По крайней мере, задумка была именно такова.

Выводить собак на прогулку вдвоем превратилось для нас с Лизой в свидание: ничего лучшего в те дни мы себе позволить не могли. После переезда ей каждый день приходилось тратить по полтора часа на дорогу до работы. Странным образом это включало в себя не только машину, но и паром. То же самое затем ожидало ее в конце дня. Она вынуждена была уходить из дома рано утром. По ее словам, паромщику не раз и не два приходилось стучать ей в стекло машины, чтобы разбудить, когда пора было съезжать на берег на другой стороне.

Когда вечером она возвращалась домой, я уже дожидался ее с собаками. Она заходила, бросала сумку, протягивала руку и получала два поводка, которые я держал наготове, чтобы мы могли выйти на прогулку вместе и вернуться сорок минут спустя и покормить нашу стаю.

Обычно я брал поводок Наузада в правую руку, а Тали в левую, тогда как Лиза выгуливала Физз и Бимера. Самый полезный совет, который мы получили во время таких прогулок, был о том, чтобы выгуливать Наузада на специальном поводке «Халти», который надевался вместо намордника. Так его было намного проще вести куда надо, и он не причинял себе боли, когда слишком резко дергал поводок, что случалось нередко. Кроме того, по счастью, теперь мы могли обходиться без пластикового намордника, который был нашим неизбежным спутником первое время.

«Халти», конечно, не решил всех проблем. Он по-прежнему стремился подраться с каждой встречной собакой, с которой он был незнаком. Я мог лишь гадать, почему при первой встречи он не сделал ни малейшей попытки напасть на Физз и Бимера. Возможно, потому что от них пахло мною, или от меня – ими, и Наузад успел привыкнуть к этому запаху, пока я посещал его в карантине; возможно, идея стаи и правда сработала, и Наузад воспринял меня как вожака. Я не знал наверняка. Но был искренне благодарен судьбе, что первое знакомство прошло без осложнений. А теперь стало проще отвлекать его от попыток подраться. Мелочь, конечно, но я был рад и этому.