Особый отдел - Николай Чадович

Впрочем, достаточно широко была представлена и так называемая мелкая сошка. Дама, едва не лишившаяся головы, работала простой маникюршей, а рыцарь Запада, так старательно опекавший Цимбаларя, в свободное от служения сатане время подвизался весовщиком на товарной станции. Верховный Маг вообще числился безработным и состоял на учете в психдиспансере.

Установить личность Великой Жрицы, судя по всему, игравшей в Храме весьма немаловажную роль, так и не удалось. Упорхнула птичка и даже перышка на память не оставила. Сведения о ней, добытые на предварительных допросах, были настолько противоречивы и неправдоподобны, что скорее напоминали очередную сказку Шахерезады, однако Цимбаларь кое-какие пометки в своём блокноте сделал.

Эта прелюбопытнейшая девица, имевшая сразу дюжину разных имён, никак не шла у него из головы. Сажать её, конечно, смысла не имело, но запустить в оперативную разработку стоило. И не только в разработку, но и в обработку…

– Чего облизываешься? – поинтересовался Кондаков, для которого следственная часть особого отдела стала тихой гаванью, где он дожидался скорого ухода на пенсию. – Кровушку выпитую припомнил?

– Да нет, про кровушку я уже, слава богу, забыл. Тут другое вспоминается…

– Если вспоминается, пиши рапорт.

– Это так, личное… Ты лучше скажи, что дальше будет? – Цимбаларь вернул следователю список, имевший в правом верхнем углу гриф «Секретно. Только для внутреннего пользования».

Кондаков, на службе в органах давно отвыкший выражаться прямо, ответил вопросом на вопрос:

– Ты итальянский фильм «Следствие закончено, забудьте» видел?

– Что-то припоминаю. Про мафию, кажется?

– Вот-вот. И у нас примерно такая же ситуация. Это всё лохи, – он помахал списком. – Случайные люди. Дебила, который Верховным Жрецом назывался, конечно, посадят. Причём на полную катушку. Но кто за ним стоит? Реальное руководство осталось в тени… Девку эту надо искать. Великую Жрицу. И как она только сумела от вас уйти?

– С другой стороны леса ещё одна дорога была, про которую никто не знал, – пояснил Цимбаларь. – Даже не дорога, а просека. Там её машина и поджидала. Судя по отпечаткам протекторов – джип-вседорожник. Зевнули мы, конечно.

– Не вы, а те, кто планировал операцию. – Кондаков многозначительно глянул в потолок. – Ты хоть приметы этой шельмы запомнил?

– Запомнил, – кивнул Цимбаларь. – Фигура, как у Клаудии Шиффер, один к одному. Ну, может быть, буфера чуть побольше. Блондинка, причём натуральная. Из особых примет – еле заметный шрам повыше лобка, наверное, от кесарева сечения и татуировка на левой ягодице. Красно-синяя, в форме шестилепесткового лотоса.

– С твоими приметами только в женскую баню идти. Или летом на пляж… А как лицо?

– Лицо её всякой мишурой было прикрыто. Так просто и не разглядишь.

– Да ты, должно быть, в лицо и не вглядывался, – хохотнул Кондаков. – Тебя что-то другое увлекло!

– Я это другое вижу чаще, чем ты свою Жучку! – огрызнулся Цимбаларь.

– Разве я что-то не так сказал? – деланно удивился следователь. – Ну прости… Ты о деле спросил, я тебе ответил. Спустят всё на тормозах, тут двух мнений и быть не может… Но ты молодец! Многим рисковал. Как я понимаю, тебя на этом шабаше тоже могли изнасиловать?

– Могли, – буркнул Цимбаларь. – Но миновала чаша сия.

– И стерпел бы? – лукаво улыбнулся Кондаков.

– Конечно. Терпеть – моя работа. Ты ведь терпишь, когда тебя в главке, да в прокуратуре чуть ли не каждый день сношают. Во все дырки!

– Так то морально!

– А ты попробуй разок физически, – с нехорошей усмешкой предложил Цимбаларь. – Авось понравится. Я места знаю.

Кондаков был знаком с Цимбаларем много лет и поэтому, в отличие от прочих сотрудников отдела, никогда на него не обижался, а наоборот, даже сочувствовал. С толикой превосходства, конечно. Следователь против простого опера, словно медведь против иных диких зверушек – пока те натощак рыщут по дремучему зимнему лесу, он валяется себе в тёплой берлоге, да сосёт лапу.

– Совсем ты, Сашок, за последнее время изнервничался. Иди лучше к нам в следственную часть, – великодушно предложил Кондаков. – Я через полгода место освобождаю. И за тебя словечко куда следует замолвлю.

– Даже и не заикайся! – Цимбаларь отмахнулся от Кондакова, словно от чёрта. – Я для кабинетной работы не гожусь. Зачахну от скуки. Цыганская кровь, знаешь ли, сказывается.

– Ну тогда кочуй себе дальше. – Следователь пожал плечами. – Только как бы потом жалеть не пришлось. Это ты по молодости такой шустрый. А лет до сорока доживёшь, запоёшь по-другому.

– Ещё чего! – возмутился Цимбаларь. – Не собираюсь я до старости доживать. Как только первые признаки маразма появятся, сразу пулю в лоб.

– Ну-ну, – скептически вымолвил Кондаков. – Сейчас ты, конечно, смелый. А потом за каждый лишний денёк цепляться будешь. Про водку и баб даже думать перестанешь. Перейдёшь на кефир и телесериалы.

– Типун тебе на язык! – мнительный Цимбаларь даже по дереву постучал. – Ты мне лучше другое объясни. С высоты, так сказать, прожитых лет. Почему образованные, состоятельные и неглупые люди верят в сатану?

– Ты убеждён, что они и в самом деле верят, а не выпендриваются?

– Убежден. Видел бы ты их лица! Ну прямо молодогвардейцы какие-то! Глаза горят, сердца стучат. А как они пели! Душой пели, а не глоткой.

– Тебя самого это завело?

– Ничуть. Плеваться хотелось.

– Хорошо, а в православной церкви ты бывал? На Пасху или под Рождество?

– Случалось. Я, между прочим, в отличие от некоторых, крещёный, – это был намёк на детство Кондакова, совпавшее с безбожными временами.

Но тот даже ухом не повел, задавая следующий вопрос:

– Постарайся припомнить: благодать во время службы на тебя снисходила?

– Скука снисходила, – признался Цимбаларь. – И ничего больше.

– Значит, не подвержен ты стадным инстинктам и в посторонних авторитетах не нуждаешься. Сам себе и бог, и сатана. Как говорится, самодостаточная личность. А другие к кумирам тянутся. Загодя себя к пастве причисляют, то есть к стаду. И таких, между прочим, большинство. Их тоже понимать надо. Люди издревле сообща жили, а такие, как ты, становились изгоями.

– Да я совсем не это спрашиваю! – осерчал Цимбаларь. – Зачем поклоняться сатане, если есть Христос, Мухаммед или этот… как его… Сёко Асахара? Можно ведь преспокойно молиться днём, в приличном месте, а не нюхать собачье дерьмо в ночном лесу.

– Полагаю, что причиной тому другой инстинкт, свойственный одним лишь людям, – ковыряясь спичкой в ухе, произнёс Кондаков. – Даже и не знаю, как его поточнее назвать. В общем, дух противоречия… Ты советские времена помнишь?

– Почему бы и нет? Я ведь не молокосос какой-нибудь. – Цимбаларь подкрутил несуществующий ус.

– Было тогда такое явление – диссидентство, а проще говоря, инакомыслие. Я не про тех граждан говорю, которые на кухне под водочку власть хаяли, а про настоящих диссидентов, не боявшихся открыто высказываться. Святые люди! Ни на какие компромиссы не соглашались. Себя гробили и детей своих губили. Свободы требовали, демократии, общечеловеческих ценностей, частной собственности. В лагеря шли, в психушки. И вот по прошествии полутора десятков лет, когда уже и дух советской власти выветрился, многие из них поют ту же песню, только наоборот. Не надо, дескать, нашему человеку никакой свободы, а тем более демократии. Чуждое это всё. Давай соборность, давай авторитарность. Долой фальшивые западные ценности, прочь частную собственность. Некоторые даже в коммунисты записались, хотя четверть века назад даже слова такого слышать не могли. И это при том, что в своё время их и печать, и общественность, и комитет крепко потрепали. Не парадокс ли это?

– Есть люди, которым нравится быть вечно гонимыми, – сказал Цимбаларь. – Особый вид мазохизма.

– А я считаю иначе, – возразил Кондаков с видом Сократа, проповедующего свое учение черни. – В человеческом обществе всегда существует какой-то процент тех, кто не согласен с действительностью, какой бы она ни была. Ведь чёрную мессу служили ещё в те времена, когда за это сжигали на кострах. И Лютер пёр на католическую церковь, рискуя головой. Про наших доморощенных инакомыслящих я лучше умолчу. Слишком длинный список получается. От князя Всеслава до графа Толстого. Ни в волчьей стае, ни в коровьем стаде оппозиционеров не бывает. А в человеческом сообществе они не переводятся. Знать, нужны для чего-то.

– Вместо пугала, – проронил Цимбаларь.

– Не скажи. Законы мироздания суровы, но целесообразны. Наверное, в том, что все одинаково думают и в одну сторону смотрят, есть какая-то опасность. Такое единомыслие до добра не доведёт, особенно в лихую годину. Вот и заложила природа в человека ген противоречия, дабы всегда в запасе имелись те, кто способен повести филистёров по новому пути. Уверен, что если сейчас восторжествовал бы сатанизм, некоторые маги, магистры и рыцари незамедлительно переметнулись бы в христианство. Так сказать, назло господствующей тенденции.