Зимняя вишня (сборник) - Владимир Валуцкий

— Иди, начальник звала! — прикрикнул Вуквутагин.

Храмов подошел.

— Ешьте лучше, — сказал Алексей. — И запомните: случае побега стрелять буду без предупреждения!

Охотники медленно приближались к стойбищу: впереди Вуквутагин, за ним, согнувшись под тяжестью ноши, Храмов, сзади Алексей.

У первой яранги их встретила фигура, вооруженная большой граммофонной трубой.

Чукча, покачиваясь, направился к Алексею. Указывая на трубу, он что-то огорченно бормотал.

Храмов оживился, глаза его забегали, на вопросительный взгляд Алексея он объяснил почти весело:

— Интересуется гражданин, почему труба не играет!

— Иам учвэткылин? — шатаясь, произнес чукча.

Вслед за ним к Алексею подошел улыбающийся старик и протянул чайник.

— А этот выпить предлагает… за компанию! — все более веселея, сказал Храмов: — Выпей, выпей, начальник! Для храбрости!

Алексей вырвал у старика чайник, выплеснул на снег остатки мутной жидкости. Чукча заговорил торопливо и обиженно, а потом принялся есть снег, пропитавшийся водкой.

В стойбище были пьяны все. Те, кто уже не мог держаться на ногах, лежали вповалку. На многих были странные одеяния: безрукавки поверх малахая, бейсбольные гетры поверх торбасов, на одном — даже форменная фуражка с кокардой. Из яранги выбрался ребенок лет пяти. Он сделал несколько нетвердых шагов, споткнулся, упал, поднялся и запел. Вокруг бегала и лаяла собака…

Возле склада теперь возвышалась ограда из колючей проволоки, а над ней — звездно-полосатый фанерный щит с надписью по-английски.

— Это что же такое делается? — повернулся Алексей к Храмову.

— Мистер Стенсон! — торжественно произнес тот.

— Иам учвэткылин! — голосом, полным тоски, снова прокричал чукча, так и не добившийся от своего приобретения никакой музыки. Он сидел на снегу и горько плакал.

— Знаешь что, Вуквутагин… — сказал вдруг Алексей, — снимай-ка флаг с крыши…

На палубе американского корабля собралась вся команда.

К шхуне приближалась лодка. На ее носу стоял Алексей с флагом, на веслах сидел Храмов, на корме — Вуквутагин с винтовкой.

Алексей поднялся по трапу первым, окинул собравшихся вглядом и подошел к самому толстому человеку:

— Имею объявить протест!

Человек замотал головой и кивнул на неприметного сухощавого господина.

Возле того уже стоял Храмов. Оба глядели на Алексея. Загибая пальцы, Храмов перечислял:

— Патронов роздал сорок коробок. Сахару — шесть пудов. Муки — пять мешков.

Иди-ка сюда, начальник! — обратился он к Алексею. — Вот тебе и сам мистер Стенсон!

Алексей подошел.

— С кем имею честь? — осведомился Стенсон.

— Честь-то не больно велика! — заметил Храмов.

— Начальник Чукотки!.. Согласно мандата! — Алексей протянул бумагу.

Стенсон прочел и поднял удивленные глаза.

— О!.. Комиссар Глазков! — он повернулся к своим помощникам, сказал несколько слов по-английски и, указывая на дверь каюты, пригласил:

— Прошу вас!

— Я много слышал о вас, мистер Глазков! — говорил Стенсон, разливая в чашечки кофе. — И рад приветствовать в вашем лице единственно справедливое правительство России!

— А я имею заявить протест! — непреклонно повторил Алексей.

— И оружие ко мне применил! — снова ворвался в разговор Храмов.

— Простите, — оглянулся Стенсон. — теперь мистер Храмов?

— Мистер Храмов… арестован и мобилизован переводчиком!

Чашечка кофе, направившаяся было в сторону Храмова, застыла на полпути и вернулась обратно. Храмов изумленно проводил ее взглядом.

— О складе не беспокоитесь. Сочтемся! — миролюбиво сказал Стенсон, усаживаясь в кресло напротив Алексея. — Итак, я слушаю ваш протест.

— Имею заявить протест. — Алексей встал. — Будучи со всеми правами начальником Чукотки… и блюдя… заступаясь за вверенное население… никаких самовольных действий, как то: огораживание… и спаивание несознательной части граждан — терпеть не могу… Прошу учесть вышеизложенное во избежание международного конфликта… Вот.

Стенсон улыбнулся.

— Понимаете… За всем так трудно уследить… Я не знал, что склад… использован вами. Что касается пьянства… — Стенсон развел руками. — Чукчи — они как дети… Но я приму все меры. Сухой закон!.. — Он сделал решительный жест. — Алкоголь — это яд. А кофе — здоровье! — и положил в чашечку Алексея сахар.

После этого наступила длительная пауза.

Стенсон, лучезарно улыбаясь, прихлебывал кофе.

Алексей сел и тоже взял чашечку.

— Я слышал, в Москве обсуждается вопрос о концессиях? — сказал наконец Стенсон.

Алексей важно кивнул.

— Какое вы предполагаете решение?

— Предполагаю… решат… — ответил Алексей и спросил в свою очередь: — Ну а… как здоровье президента?

— Спасибо, неплохо.

Некоторое время Алексей старательно прихлебывал кофе.

— А вице-президент?

— Что — вице-президент?

— Тоже здоров?

Стенсон поглядел на Алексея несколько озадаченно.

— Газеты сообщали, что вице-преэидент еще не совсем оправился от инфлюэнции… Но, надеюсь, это не повлияет на размеры пошлины?..

— А вы как думаете? — осторожно спросил Алексей.

— Я предполагал… что пошлина, вероятно, останется, как при мистере Храмове?..

Алексей покосился на Храмова.

— Нет, — на всякий случай сказал он.

— Какую же вы хотите?

— Другую, не как при Храмове…

— С оборота?

— И с оборота… может быть…

Стенсон удивился.

— Из какого процента?

— В настоящее время этот вопрос тоже обсуждается, — сказал Алексей и поспешно встал. — Ну, мне пора.

— А как же мне торговать, мистер Глазков?

Тоскливо переминаясь, Алексей рассматривал потолок и стены каюты.

— Запросить надо… — сказал он наконец.

— Но время, время!.. — настаивал Стенсон. — Вы же понимаете: фрахт, коньюктура рынка… Сутки вам хватит?

— Сутки? — краем глаза Алексей поглядел на Храмова. — Думаю, хватит.

— Отлично, мистер Глазков. — Стенсон тоже встал. — Кстати! По этой читинской истории — паф-паф! — не скажешь, что вы так молоды!

Алексей вытер вспотевший лоб.

— Не беда! — ободрил его Стенсон. — Я тоже начинал… резво! — засмеялся он.

Выйдя из каюты, Стенсон пропустил вперед Алексея, но тот кивнул Храмову, чтобы шел первым.

Они гуськом двинулись по узкому коридорчику. И вдруг случилось непредвиденное: Храмов распахнул дверь с двумя нулями и мгновенно скрылся за ней. Алексей остановился перед дверью как вкопанный и затряс Стенсону руку.

— Так значит, без спиртного!

— Сухой закон! О'кей!

Храмов все не появлялся.

— Тимофей Иванович! — негромко позвал Алексей.

Из-за двери послышались сопение, затем голос бывшего управителя: — Мистер Стенсон, Христом-богом прошу — дайте политического убежища!..

Алексей мгновенно отпустил руку Стенсона.

— Я не занимаюсь политикой, мистер Храмов! — обратился Стенсон к двери. — Я лоялен к властям!

За дверью наступило молчание. Стенсон требовательно постучал:

— Мистер Храмов, прошу вас!

Щелкнула задвижка. Печальный Храмов вышел в коридор.

— Эх, мистер Стенсон!

— Итак, через сутки? — спросил Стенсон, оставив упрек без ответа. — Сверим часы, мистер Глазков?

— У нас часы верные, — ответил Алексей, подталкивая Храмова к выходу.

Над домиком разнесся крик петуха. Возле курятника расхаживает Алексей. У порога — Вуквутагин с винтовкой.

— Учтите, гражданин Храмов, — говорит Алексей. — чистосердечное признание облегчит вашу участь на суде!

— Ничего я не знаю… — сумрачно отозвался Храмов.

— Как же не знаете, раз сами брали пошлину?.. Раз брали, значчит, знаете, как ее берут… Ну?

— Не знаю никакой пошлины…

— Как же не знаете!.. Раз брали — значит…

И вдруг Алексей остановился, пораженный неожиданным открытием:

— Значит, у вас деньги есть!.. А? Вуквутагин?.. Куда же они могли деться-то?..

Алексей обошел комнату, вернулся назад и заявил:

— Арестованный, я должен вас обыскать!

Он решительно направился к курятнику, загремел замком.

Храмов попятился в дальний угол, но тень Алексея надвигалась на него, и, чувствуя неотвратимость приближающейся минуты, Храмов закричал, простирая руки к иконам:

— Господи!.. Не допусти!

Вуквутагин с любопытством смотрит то на иконы, то в сторону курятника, откуда слышится деловитая возня. Лики снятых равнодушно глядят в пространство.

На столе перед Алексеем — знакомый нам пояс из полотенца. Здесь же — груда вытряхнутых из него денег.