Слепой поводырь - Иван Иванович Любенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Молодая тогда я была, Пантелей Архипович, да смелая.
— Как здоровье, тётя Глаша? — спросил Клим.
— Ничего, помаленьку, — женщина вытерла слезу. — Даст Господь, я и сынишку вашего понянчить успею али доченьку. Как за вами пострелёнком смотрела, так и за ними пригляжу.
— А я вам подарок привёз. Подождите, только вещи разберу.
Ардашев поднял чемодан и собрался уже выйти в другую комнату, но его остановил отец:
— Подарки потом. Глафира, помоги Олюшке на стол накрыть. Уж больно она долго на кухне возится. Мы без закуски с сыном скоро в «медведя»[10] играть начнём, под стол свалимся и прослывём в глазах Ферапонта грешниками.
Горничная кивнула поспешно удалилась.
— Покаяния да молитва избавят вас от гиены огненной, и бесы лукавые отступят, — пролепетал выпускник семинарии и перекрестился.
Пантелей Архипович махнул рукой и сказал:
— Никакого сладу с ним нету. У него скоро, как у ангела небесного, крылышки на спине прорастут. Ну, давай, сынок, по новой… За тебя!
— За вас, батюшка! И за матушку!
— Не возражаю, — изрёк отец и, опустошив рюмку, спросил: — Как тебе кизиловая?
— Нектар.
— Вот и я так считаю, а отец Афанасий уверяет, что кислинки в ней многовато. А как кизилу быть без кислинки? Это ж не чихирь какой-нибудь, а настойка.
Пантелей Архипович откинулся на спинку стула и спросил:
— Так о чём вы с будущим диаконом беседовали, пока меня не было?
— Ферапонт жаловался на провинциальную глушь, полицейский произвол и повальное пьянство.
— А в некоторых местах и того хуже. Недавно в здешней газете писали, что Владикавказский полицмейстер получил назначение в Санкт-Петербург. По такому случаю он собрал коллег в ресторане. К концу вечера стражи порядка порядочно нафлаконились и передрались между собой. Хозяин заведения вызвал двух городовых, чтобы они навели порядок. А те, увидев своих начальников с разбитыми физиями и пьяными вдрабадан, пожали плечами и ушли. В Ставрополе, слава богу, до такого ещё не докатились. А что касается провинциальной глуши, то это, действительно, так. Уже одно то, что населённые пункты Ставропольской губернии и двух областей — Терской и Кубанской — разделены между собой громадными расстояниями, доходящими между городами до двухсот-трёхсот вёрст, заставляет население жить по преимуществу своею собственной жизнью, вне всякой зависимости от соседнего, иногда значительного по числу населения, пункта. Это же тебе не Англия, какая-нибудь, где всю страну от края до края можно за сутки на поезде пересечь. У нас — степные просторы, которым мы, к сожалению, никак ума не можем дать. Даже чугунку к городу никак не проложат. Нет ни спичечной фабрики, ни крахмального завода, а ведь по количеству потребляемых спичек, производимого хлеба и картофеля мы занимаем самое почётное место на Северном Кавказе. А знаешь почему в губернии полностью отсутствует промышленность?
— Капитала не хватает? — предположил Клим.
— Его-то, как раз-таки предостаточно. Рабочих рук нет. Им неоткуда взяться в крестьянской губернии. Свободный работник может появиться либо благодаря отхожим промыслам, либо из-за безземелья. Но у нас крестьянин начинает трудиться в поле с 15 марта, а заканчивает к 15 октября, а потом ещё и занимается обмолотом зерна. У него просто нет времени для работы на стороне даже за хорошие деньги. Землицы хватает всем. Безземельных крестьян нет, а значит, и некому податься в рабочие. Всё население губернии занимается земледелием и скотоводством, и потому благосостояние жителей целиком зависит от цен на хлеб, мясо, кожи и шерсть… Тишь, благодать, но Ставрополь похож на большую деревню. От того и скучно-с. Цирк шапито на ярмарках или паноптикум — самое желанное развлечение. Горожанину ещё можно сходить в библиотеку и театр. Есть у нас общественное собрание, есть и дворянское. Имеются трактиры, рюмочные рестораны.
— Вот я и говорю: одно лишь пьянство, нет ни картинной галереи, ни музея, — с грустью заметил псаломщик.
— Ну не скажи, Ферапонтушка, не скажи, — с сомнением качнул головой старший Ардашев. Тут вот в газетах написали, что на днях состоятся выступления некоего мастера гипнотизма, возвратившегося из гастролей во Франции и имевшего там большой успех. Он вполне легко угадывает мысли людей. Некий господин Вельдман. Ясное дело — плут и шарлатан, но посмотреть на него надобно, хотя бы для того, чтобы понять, как мошенничает этот штукмейстер[11].
— Вельдман? — подняв брови, удивился Клим.
— Да, а что?
— Из Невинки я ехал в компании с вашим строителем Дубицким, какой-то барышней и господином Вельдманом, Осипом Ильичом. Вполне приятный в общении человек. На проходимца совсем не похож.
Старший Ардашев покряхтел недовольно, взял с комода газету и, протянув сыну, сказал:
— Дубицкий, понятное дело, жаден, как и все подрядчики, но я к нему привык. Он умеет слушать и главное — поддакивать. Никогда не спорит. Семьи у него нет. Не сложилось. Вот и приглашаю его к себе просто посидеть и попить чаю. — Отец улыбнулся и уточнил: — Но без настойки чай не пьётся. А что касается приезжего лукавца, то в правом нижнем углу второй страницы всё про него сказано. Прочти.
— «Мы получили из Владикавказа сведения о том, что 15 дня сего месяца в Ставрополь прибудет известный показами мантеизма[12] не только в России, но и за границей, особенно во Франции и Швейцарии господин О. И. Вельдман, который даст в помещении театра несколько сеансов угадывания чужих мыслей, а именно: 16, 17, 18, 19 и 20 июля. Им же будут демонстрироваться опыты гипнотизма, выражающиеся в форме анестезии, каталепсии, тетаноза (столбняка), различные иллюзии и галлюцинации чувств и постгипнотические явления. Здешней читающей публике приходилось немало видеть в столичных и тифлисских газетах всякого рода сообщений о подобных представлениях. Нет сомнения, что многие горожане пожелают воспользоваться впервые представившимся случаем увидеть это выступление в действительности», — зачитал Клим.
— А вот здесь, я с вами соглашусь, Пантелеймон Архипович, — выговорил Ферапонт. — Не может простой человек подменить собой Господа. Не может. Только Всевышнему известны мысли наши, как греховные, так и благие.
Хлопнув в ладоши, старший Ардашев рассмеялся и вымолвил:
— Вот тебе и раз! Агнец наш невинный бальзам на мою грешную душу пролил! За это надобно тяпнуть.
— Погодите-те тяпать! Опьянеете раньше положенного, — выговорила хозяйка с подносом в руках. — Мы уже почти всё приготовили. Утка с
