Голодный океан. Цивилизация заканчивается на берегу… - Антон Кротков

Но самое поразительное, что и американские правые восприняли поступок «перебежчика», как хитро задуманную красную провокацию. Голливудская кинокомпания внезапно разорвала с ним контракт на сценарий нового фильма. А власти грозили высылкой из США, согласно Закону о регистрации иностранцев, более известному, как «закон Смита». Этот позорный акт предусматривал обязательную регистрацию всех проживающих в стране иностранцев и столь же обязательную депортацию за пределы страны тех из них, на кого падало подозрение в связях с «подрывными элементами». В вину известному писателю даже вдруг поставили то, что в 1942 году он активно требовал открыть Второй фронт. Якобы, он уже тогда проявил себя, в качестве агента Кремля.

Джордж порывисто поднялся, подошёл к столу, взял какой-то лист и протянул Игорю.

– А это я получил вчера.

Игорь прочитал письмо дважды, – вначале бегло, затем более вдумчиво. Поле чего сказал:

– По-моему, ничего особенного. Обычная анонимка с угрозами, рассчитанная на слабонервного. Я бы не придавал ей большого значения.

Игорь ещё раз уткнулся взглядом в машинописный текст и предположил:

– Думаю, писал психопат с не в меру разыгравшимся воображением. Смотри, как он закрутил в конце письма.

Игорь процитировал: «Вскоре ты пожалеешь, мразь, что тебя не расстреляли в твоей сраной Венгрии, ибо мы приготовили тебе казнь в тысячу раз хуже».

– Рай, одним словом, – с сарказмом напомнил Игорю его недавние слова Габор. Губы его скривились. Джордж действительно был из тех, кого трудно запугать.

Они ещё немного посидели. Игорю постарался мягко убедить приятеля, что ему не стоит вставать на путь саморазрушения. В конце концов, его авторитет в мире настолько высок, что он сможет спокойно переехать в Европу, где атмосфера гораздо свободнее. А в нынешней Америке многим стало неуютно из-за своих убеждений. Вон даже Чарли Чаплина пытались вызвать на специальные слушания в конгрессе, тоже угрожая великому актёру и режиссёру депортацией. И лишь из опасения, что гениальный комик может сочинить ядовитую сатиру на своих преследователей, Чаплина не решаются всерьёз трогать.

– Твоё слово – это твоё оружие! Отвечай своим гонителям книгами и статьями. А на анонимщиков вообще не трать силы, ведь они скрывают свои имена из страха попасть на остриё твоего пера.

– Ладно, уговорил – «Зубровку» я с тобой пить не стану! – Габор поднялся со стула, давая понять, что пора ложиться. – Напрасно ты отказываешься лечь в спальне, там на диване тебе было бы гораздо удобнее. Здесь, на моей лежанке на тебе будет жёстко.

– Нет, нет, – замахал руками Игорь. – Уж позволь гостю выбирать! Между прочим, древние считали, что ложе впитывает в себя сны спящего на нём человека. Может, я желаю позаимствовать сны гения! Глядишь, вернусь от тебя и сам накропаю что-нибудь стоящее.

– Ну, как знаешь…

Габор пожелал гостю спокойной ночи и вышел из своего кабинета, прихватив с собой печатную машинку и стопку чистых листов…

Было без десяти минут два. Игорь подошёл к раскрытому окну, и некоторое время стоял в задумчивости, вслушиваясь в приглушённый шум невидимого отсюда моря. Хозяин за стеной никак не мог успокоиться. Стук его машинки напоминал работу пулемёта.

Глава 4

На следующее утро, проснувшись, Игорь заглянул на кухню —

Габор с сосредоточенным лицом поджаривал яичницу. В ответ на пожелание доброго утра, писатель ответил молчаливым кивком головы.

Лишь поставив перед Игорем тарелку с его порцией, спросил с вызовом:

– Я хочу знать: имею я право распоряжаться собой? Ты мой единственный настоящий друг, так скажи мне!

– Ты хочешь расстаться с Зоей? – догадался, куда дует ветер Игорь.

– Да.

– В таком случае, это может быть лишь твой выбор.

– Я рад, что ты так сказал – Габор похлопал Игоря по плечу и потянулся к лежащей на столе пачке сигарет. – И выбираю начать жизнь с чистого листа. Завтра же уеду отсюда, и катись оно всё к чёртовой матери!

После завтрака Габор взял собаку и пошёл провожать Исмаилова до пристани. Всю дорогу Джордж с воодушевлением рассказывал о том, как начнёт новую жизнь в Европе: заберётся куда-нибудь подальше в Альпы, снимет часть деревенского дома, и будет жить как простой крестьянин – на домашнем хлебе, молоке и сыре, без электричества и ватерклозета. А самое главное – вдали от телефонов, газет и знакомых, – чтобы ничто не отвлекало от раздумий и творчества.

– Когда у тебя отпуск? – вдруг остановившись, поинтересовался Джордж.

– В конце лета.

– Приедешь ко мне! – как о деле решённом сообщил писатель. – Я пришлю тебе адрес.

«Только по Швейцариям мне теперь и останется ездить, – про себя грустно усмехнулся Исмаилов. – Особенно если университет решит не продлевать со мной контракт на следующий год». Но, чтобы не обидеть приятеля отказом, кивнул.

Хотя вообще-то Игорь давно мечтал сменить обстановку. Хотя бы на время. В родном городе стало тоскливо. Да и разве это город? Так, просто вытянувшаяся вдоль океана бесконечная вереница однотипных скучных домов. Он был бы совсем не прочь повидать мир, прокатиться в Европу.

– Решено! – радостно подхватил собственную идею Габор. – Как устроюсь, сразу вышлю тебе адрес.

До отхода парома ещё было время, и они расположились на веранде маленького ресторанчика, наблюдая за суетой на пристани. Там постепенно собиралась толпа отплывающих на материк и тех, кто их провожал. Неподалёку плескались волны, солнце уже почти рассеяло утреннюю дымку над бухтой. Всё настраивало на умиротворённый лад.

Вдруг Джордж втянул голову в плечи, как-то весь сгорбился и сдавленно прошептал:

– Чёрт! Снова он! Чего они хотят от меня?! – На лице Габора появилось отчаяние и гнев. Он слегка кивнул Исмаилову:

– Видишь того типа в сером пиджаке.

Игорь внимательно посмотрел на указанного мужчину и не заметил в нём ничего подозрительного. Обычный приезжий, ничего примечательного. Он выбирал возле киоска открытки с местными видами и даже не глядел в их сторону.

Но Габор был уверен, что не ошибся:

– Шпик! Только изображает из себя туриста. Смотри, нацепил тёмные очки, хотя солнце ещё не слепит.

– Ну и что?

– Как что! Неужели ты не понимаешь?! Он же не хочет, чтобы мы видели его глаза.

Писатель предложил другу заглянуть под стол и, приподняв рубашку на животе, продемонстрировал массивную рукоять заткнутого за ремень армейского кольта.

Таким испуганным и одновременно агрессивным Исмаилов друга ещё не видел. Лицо Джорджа перекосилось, глаза стали бешенными. Крупноголовый, узкоплечий мужчина походил на мальчишку-скрипача, решившегося, наконец, дать отпор уличному хулиганью.

Исмаилов сказал как можно спокойнее:

– Плохая идея, старина, – стрелять в человека только потому, что он тебе чем-то не понравился.

– Ты не понимаешь, всё очень серьёзно! – уже завёлся Габор. И рассказал о странном случае, который произошёл с ним на прошлой неделе. Он ездил по делам в Ню-Йорк, и там случайно заметил за собой слежку…

– Я шагал по улице, как вдруг загривком ощутил опасность. Я не испытывал этого чувства с того самого дня в Будапеште, когда меня арестовали. Обнаружить слежку, даже квалифицированную, вовсе нетрудно, особенно рано утром, когда прохожих на тротуарах ещё немного.

Джордж признался, что давно ожидал чего-то подобного. Особенно после своего разговора с Нильсом Бором, когда полностью поддержал желание всемирно-известного учёного-атомщика поделиться секретами своей недавней работы с русскими2.

– То, что Федеральное бюро расследований занимается шпионажем в отношении меня, не стало для меня новостью. Я предполагал, что мой телефон прослушивается. Друзья предупредили, чтобы я был на чеку, ибо ФБР ничего не стоит сфабриковать против меня какое-нибудь ложное обвинение. Поэтому, заметив ищеек, я решил пойти ва-банк. Я подумал, что если фэ-бэ-эровцы будут знать, что я их не боюсь и могу обратиться в суд, то, может, призадумаются, стоит ли затевать провокацию в отношении меня.

В Венгрии Габору довелось пройти хорошую школу подпольной борьбы. Поэтому ему удалось провести шпиков. Войдя в известный ему бар, писатель вышел через заднюю дверь, пересёк внутренний дворик и осторожно выглянул из-за угла. Он заметил двух человек в припаркованной у тротуара машине, один из них уже больше часа водил его по улицам.

– Кажется, это был автомобиль марки додж, у одного моего соседа была похожая машина. Модель Wayfarer красного или розового цвета. А может кораллового – там было мало света. Я сумел подойти к ним достаточно близко. Эти двое в автомобиле не подозревали о моем присутствии, они даже не смотрели в мою сторону. И тут я сообразил, что разговор ведётся по-русски!