ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО - Аркадий Ваксберг

Еврейским – нет, ЖИДОВСКИМ: «зловещим», «кошмарным», «дьявольским» – назовут тогдашние и будущие антисемиты государственный переворот, свершенный 25 октября 1917 года, вошедший в историю под именем «октябрьской революции», с последующими добавлениями: «великой» и «социалистической». Не потому кошмарным, что он бесчеловечен по самой своей сути, а потому, что явился якобы результатом «всемирного сионистского заговора», осуществлен евреями и только для установления их господства над миром.

…Версия о том, что большевистская партия, учредившая свою диктатуру в октябре 1917 года, была по сути еврейской партией, не выдерживает никакой критики. В начале того же года из общего числа в 23 600 членов партии евреи составляли не более пяти процентов. В 1922 году, когда впервые производился учет партийцев и по национальному признаку, оказалось, что евреев с дореволюционным партийным стажем осталось 958 человек[10]. Процент эстонцев, поляков и, особенно, латышей был в партии неизмеримо большим. Откуда же тогда возникла стойкая версия о «еврейском перевороте»? Именно еврейском, а не каком-то другом…

«Погоду», как видно, делали те имена, которые стали сразу известными и которые как бы определяли «лицо революции». Естественно, в клокотавших политическими событиями Петрограде и Москве собрались тогда сливки еврейской интеллигенции. «Пенку» составляли те, кто в эйфории наступившей свободы вернулись из эмиграции, куда вынуждены были бежать, спасаясь от погромов и от преследований полиции. Из 224 революционеров-«пораженцев» (то есть сторонников Ленина и его лозунга – поражения своей страны в войне), которых немцы пропустили через свою территорию в запломбированных вагонах, 170 были евреями, притом не только будущие деятели коммунистической власти, но и ее противники, как, например, один из лидеров меньшевиков Рафаил Абрамович[11]. Естественно, они сразу же включились в политическую и общественную деятельность и оказались на виду.

Многие десятилетия спустя Вячеслав Молотов – в прошлом ближайший к Сталину сотрудник, а теперь престарелый и отлученный от публичной деятельности – даст свое твание феномену «чрезмерного» присутствия евреев среди пришедших к власти большевиков. Вот что он сообщил своему собеседнику и конфиденту, фанатичному сталинцу Феликсу Чуеву: «Среди евреев оппозиционных и революционных элементов было больше в массе своей, чем среди русских. Обиженные, пострадавшие, притесненные, они были более изворотливые, они, так сказать, всюду проникали. Жизнь их так вышколила, что они стали очень активными, не в пример русским, которым сначала надо было в голове почесать. Пока обнюхаются, раскачаются, а эти всегда готовы»[12].

На самом же деле в этой «всегдашней готовности» проявлялась отнюдь не еврейская, а именно большевистская сущность. Почему-то в других противостоящих свергнутому режиму политических силах ничего подобного не проявлялось. Среди конституционных демократов, социал-демократов, либералов, эсеров, меньшевиков еврейского происхождения не нашлось тех, кто, отталкивая и сокрушая конкурентов, всеми силами лез во власть, тогда как у большевиков того же происхождения никаких сдерживающих тормозов не было. Еврейские организации России еще до того, как переворот свершился, но когда уже стала очевидной его неотвратимость, предвидели, что развитие революционных событий чревато ростом антисемитских настроений, а вовсе не их ослаблением, как наивно полагали иные прекраснодушные интеллигенты.

Особую подозрительность вызывали русские псевдонимы евреев-большевиков. И опять-таки лишь ничтожный процент революцнонеров – евреев (не большевиков) действовал под псевдонимом, например Юлий Мартов (Цедербаум), тогда как чуть ли не все ведущие евреи-большевики избрали себе псевдонимы, звучавшие на русский лад. Между прочим, псевдонимами («партийными кличками») пользовались большевики и с иными этническими корнями: Ленин (Ульянов), Молотов (Скрябин), Сталин (Джугашвили), Камо (Тер-Петросян), Киров (Костриков), Артем (Сергеев), Ломов (Оппоков) и множество других, скрывавших свои подлинные имена ради конспирации. Но их псевдонимы почему-то никого не волновали – раздражение вызывал лишь выбор русских имен евреями.

Строго говоря, в пользовании псевдонимами не было бы ничего странного, ибо право на выбор имени относится к числу неотъемлемых свобод гражданина в демократическом обществе. Но в реальных российских условиях, при вековой подозрительности населения, во всем видящего какой-то скрытый, потаенный смысл, при многолетней остроте «русско-еврейского вопроса», в накаленной обстановке смертельного политического противостояния, эта, поражавшая воображение, нарочитость в сокрытии своих подлинных имен евреями производила крайне негативное впечатление и порождала совершенно невероятные гипотезы о заговоре мирового еврейства.

Здесь необходимо отметить один феномен российской реальности, не усвоив который трудно понять многое из того, о чем пойдет речь дальше. Ментальности россиянина, живущего в многонациональной стране, где несколько десятков этносов имеют к тому же и свою обособленную территорию, но все принадлежат одному государству, издавна свойственно соотносить – совершенно автоматически, не всегда над этим задумываясь, – ту или иную личность с ее национальной идентификацией. Некий условный Иванов, какой бы пост он ни занимал, чем бы ни занимался, пел ли арию в опере, лечил больных, преподавал в школе, истязал арестованных или промышлял карманными кражами, всегда просто Иванов, и никто больше. Но благородный Манукян – «хороший армянин», мошенник Шарашидзе – «плохой грузин», и даже ничем не примечательный, невзрачный, серенький Рабинович – не пустое место, не ноль без палочки, а «просто еврей»!..

Еще того более: среди носителей не очень четко выраженных имен русский слух непременно ищет признаки еврейских корней. Поэтому, когда его сбивают с толку «благозвучием» чисто русских фамилий, он относится к такому маскараду с подозрением и настороженностью. Зачем этот господин (точнее, товарищ) прячет свое первородство? Зачем равняет себя под русского? Не иначе как с какой-то тайной и подлой целью… Такова извечная специфика российской действительности. Она сохранилась (даже еще обострилась) и по сей день. А тогда, в обстановке социально-политических катаклизмов, она приобретала порой истерический характер: нахлынули на святую Русь еврейские полчища, где каждый прикрылся, как щитом, русской фамилией! Так это все воспринималось значительной частью русского общества, так раздувалось теми, кто пытался извлечь из всего, что происходило, политические дивиденды. Но ленинцев все это мало интересовало. К антисемитизму им было не привыкать, сами они антисемитами не были и быть не могли, к клевете врагов относились в высшей степени равнодушно.

Даже Максим Горький, защищая евреев от антисемитских наскоков, призывал большевиков иудейского происхождения «проявлять больше морального чутья». Большевики не вняли. Сразу после октябрьского переворота к Троцкому явилась делегация петроградской еврейской общины, ведомая главным столичным раввином. Делегация предупредила, что активное участие евреев в различных структурах большевистской власти создает реальную опасность для еврейского народа. Троцкий ответил, что евреи как таковые его совершенно не интересуют, ибо сам он не еврей, а интернационалист[13].

Наступила эпоха митингов – редко какой из них обходился без еврейского присутствия на трибунах. Это было у всех на виду – это же делало и «погоду». Тут Солженицын прав: «многие еврейские ораторы (корректнее и точнее было бы сказать; революционные ораторы еврейского происхождения, ибо никакого еврейства в их ораторстве не было. – А. В.) не сумели увидеть, не замечали, что именно на их частое мельтешение на трибунах и митингах начинали смотреть недоуменно и косо» (т. 1, с. 65)*. (* Здесь и далее цитируется книга А. Солженицына «Двести лет вместе». – Примеч. ред.)

Это высокомерное пренебрежение российскими реалиями горстки – по масштабам страны – ленинских бунтовщиков дорого обойдется – увы, не только мельтешившим горлопанам…

Широко бытует (а ныне повторяется в современных «патриотических» изданиях множество раз) мнение, будто евреи составили большинство в первом советском правительстве и сразу же заявили о себе как о «националистической элите, пришедшей к власти в чуждом им государстве»[14]. Даже Молотов, сам находившийся десятилетия на самом верху большевистской пирамиды и отлично знавший истину, в беседе с тем же Чуевым повторял антисемитские банальности: «Евреи занимали многие руководящие посты, хотя составляли невысокий процент населения страны… В первом (советском) правительстве большинство составляли евреи»[15].

В одном из ведущих изданий современной «национально-патриотической» прессы – журнале «Наш современник» – и того категоричней: «Общеизвестно, что в составе правительства первых лет и даже двух первых десятилетий советской власти практически не было русских людей, держали одного-двух для блезиру…»[16] В этом пассаже самым примечательным является словечко «общеизвестно». То есть речь идет вроде бы о факте, который вообще не нуждается ни в каком подтверждении, ни в какой проверке.