Канкан для братвы - Дмитрий Черкасов

– Ага! – глаза Рыбакова радостно блеснули. – Значит, если прокуроришка или следак достанут судью, тот дело развалит?

– Смотря, на каком этапе.

– Для начала – по вопросу содержания под стражей.

– Легко. Только ты особо не обольщайся... Мусора могут спокойно опять забить в камеру свежеосвобожденного. По «вновь открывшимся обстоятельствам». Тут надо действовать хитрее... Следует изменить статус подследственного. С подозреваемого или обвиняемого на свидетеля. Если суд переведет твоего кореша в свидетели, то у ментов возникнет серьезная проблема. Быстро ее не решить...

– Принципиально это возможно?

– Законом не запрещено, – Воробьев отрицательно покачал головой. – Решение суда обязательно для прокуратуры и следственных органов. Чтобы его обжаловать, требуется куча бумаг от того прокурора, что подписывал санкцию на арест. А при таком раскладе прокурор на обжалование может и не пойти. Скажет следаку, что тот сам не доработал и вообще... Мол, ищи доказательства, с ними и приходи.

– Подобные прецеденты бывали? – деловито спросила Ксения.

– Конечно, бывали, – Андрей прикончил стакан коктейля и нацедил себе почти чистого джина, плеснув чуть-чуть тоника. – Но вы не забывайте, что я в последние годы от уголовки отошел, многого не знаю из современной практики... В мое время суд еще не рассматривал вопроса о законности применения меры пресечения. И следствие немного по-другому шло. Вон, – защитник свободы слова от посягательств обнаглевших представителей секс-меньшинств дотянулся до книжной полки и вытащил толстенную, прошитую суровой нитью папку. – Ксерокопии некоторых материалов по тем делам, которые я вел в качестве следователя прокуратуры. Извольте... Только осмотр места происшествия занимает сорок страниц, – Воробьев полистал документы. – Вот снятие объяснений по факту того, угощал ли рядовой Джангильдеев сержанта Опухалко конфетами или тот их отнял. Двенадцать листов через один интервал... Экспертиза автомата по «самострелу». Три листа... Опять протокол осмотра... А-а! Это вообще песня! Постановление в отказе в возбуждении дела о хищении горюче-смазочных материалов. Двадцать семь листов! Допрошено сто три человека... Сейчас, к сожалению, все иначе. Из общего числа необходимых документов в деле находится от силы процентов тридцать. Остальное – домыслы следователей. Что меня совсем не удивляет. Если у нас дознавателями и следаками работают бывшие парикмахеры и гинекологи, другого ожидать не имеет смысла...

– Так что перспективы есть? – подытожил Денис.

– Это зависит от того, сможете ли вы перетянуть судью на свою сторону.

– Сможем, – улыбнулся Рыбаков. – Я даже знаю как...

Миша-Ортопед любовно огладил черненый ствол своего любимого ружья «SPAS 12» [10], заряженного патронами с выплавленными из дореволюционных полтинников серебряными пулями, поправил сбившуюся на затылок ушанку и продолжил наблюдение за темными окнами клуба. Немного мешали огромный нательный крест из полированной латуни и вязанка чесночных головок, висящие поверх дубленки, но предусмотрительный браток не обращал внимание на мелкие неудобства.

Жизнь дороже.

Никому не ведомо, что за чудище появляется по ночам в поселковом клубе и упражняется в вокале. То ли оборотень, то ли снежный человек, то ли вампир какой-нибудь... Так что серебряные пули и чесночок могут прийтись очень кстати. На самый крайний случай в кармане дубленки гражданина Грызлова лежала граната Ф-1, но Ортопед надеялся, что воспользоваться ею не придется.

Горыныч предлагал взять пулемет, даже хотел снабдить Мишу двуствольным чудом российского ВПК на треноге. Ортопед отказался. Поливать бревенчатое здание клуба из агрегата, предназначенного для поражения низколетящих и легкобронированных целей, было чересчур. К тому же Михаил надеялся взять пришельца живьем. Или хотя бы не сильно попортить шкурку...

Вдали возле перекрестка истошно заорал местный алкоголик Гришка Мыкин. Судя по последовавшим за воплем тяжелым ударам, жена Григория встретила припозднившегося суженого во всеоружии и теперь охаживала сковородой.

Ортопед сплюнул в снег, отпил из походной фляжки крохотный глоток коньяку, отодвинул в сторону яблоневую ветвь и вновь уставился на окна...

Первым вой из ночного клуба услышал местный участковый. Воспитанный на бабушкиных сказках милиционер не на шутку струхнул и не стал проверять, кто это там бродит по темным помещениям. Однако наутро, подкрепившись двумя стопками самогона, тщательно облазил все здание, но никаких следов не обнаружил.

На следующую ночь все повторилось. Теперь уже вой слышали мужики, собравшиеся у агронома на празднование его именин и курившие в ожидании хозяина, который полез в сарайчик за очередной банкой соленых огурцов. И опять утренний осмотр клуба не дал результатов. Ночной гость таинственно появлялся около полуночи, с полчасика тихонько подвывал и испарялся.

По поселку Волосянец поползли слухи о лешем. Представители интеллигенции в лице киномеханика и паспортистки несколько дней насмехались над необразованной деревенщиной, пока утробные звуки не застали их врасплох на крылечке клуба, куда местный «Спилберг» пригласил работницу милиции на вечерние посиделки, дабы вручить привезенные из города рулоны розовой туалетной бумаги и получить взамен немного женской ласки. Выскочившие из своих домов жители с наслаждением наблюдали, как полуодетые киномеханик и паспортистка с визгом неслись по центральной улице, петляя между подмерзших луж и разбрызгивая грязь. Вслед за беглецами тянулся длинный серпантин из развернувшейся бумаги, что придавало картине несколько карнавальный оттенок.

Случившееся окончательно утвердило сельчан во мнении, что ночной вой из клуба не является следствием неумеренного употребления горячительных напитков группой «очевидцев», а представляет собой жуткую реальность, основанную на материалистическом восприятии мира.

Участковый попробовал созвониться с районным центром, чтобы вызвать подмогу и сообщить о происходящем. Но не рассчитал силу своего убеждения и в результате был послан в грубой форме дежурным по райотделу милиции. Капитан из райотдела здраво рассудил, что деревенский старлей опять нажрался и теперь ему мерещатся голоса. Оскорбленный в лучших чувствах участковый принял на грудь пол-литра водочки, поплакался сочувствующим мужичкам и в порыве бесстрашия связался с дежурным по антитеррористическому центру УФСБ по Санкт-Петербургу. Мирно начавшийся разговор быстро перешел в плоскость взаимных оскорблений, когда эфэсбэшник понял, что абонент на другом конце провода пьян в зюзю. Обозвав старлея «чмырем-алкоголиком» и получив в ответ «гэбэшную падлу», приправленную утробным ревом скрученного рвотными спазмами милиционера, майор Кричевский возжелал крови участкового из Волосянца, но был вовремя остановлен начальством, которое сочло лишним устраивать разборки с МВД из-за одного-единственного телефонного звонка. Пусть даже хамского.

Непонятый никем участковый смачно потравил из окна своего кабинета, забрызгав непереваренным винегретом трясущихся от страха паспортистку с киномехаником, был избит подоспевшим мужем своей сослуживицы, ошибочно принявшим его за прелюбодея, и ударился в многодневный запой. В поселке воцарилось безвластие.

Надежда у жителей Волосянца оставалась лишь на Ортопеда. К нему отправились ходоки и через сутки принесли радостную весть о согласии храброго земляка поспособствовать отлову воющей нечисти...

Михаил поерзал в сугробе и подышал на замерзшие пальцы. Три с половиной часа на посту – и все без толку. Прогрессивная мысль Садиста, предлагавшего просто-напросто сжечь здание клуба из огнемета и не тратить время на засаду, уже не казалась такой безумной.

Внутри здания что-то тихо скрипнуло. Ортопед медленно размял затекшие плечи и прислушался.

– У-у-у! – откуда-то сверху раздался слабый звук.

Браток бесшумно переложил ружье в правую руку и приподнялся.

– У-у-у!!! – вой стал чуть громче.

Ортопед на цыпочках просеменил до угла дома, взобрался на крыльцо и выставил перед собой ствол.

– У-У-У! А-у-у! – вой изменил тональность, и в нем проявились нотки сладострастия.

Михаил миновал сени, прокрался по узкому коридорчику и остановился перед дверью в подсобное помещение, где уборщицы хранили инвентарь и иногда ночевал совхозный сторож. Из-под двери пробивался слабый свет.

– У! У! У! А-а-а! – в резкие выдохи неведомого существа вкрался шелест бумаги.

«Гадит он там, что ли?.. – подумал озадаченный браток и снял ружье с предохранителя. – Но тогда бы следы оставались...»

За тонкой фанерной перегородкой тяжело задышали.

«А если он там, блин, не один? Эх, была – не была...» – Ортопед отогнал ненужные мысли, примерился и с маху выбил ногой хлипкую дверцу.