За Великой стеной - Михаил Демиденко

Отражением националистических настроений среди руководства КПК явилась распространенная еще в первые годы существования партии идея о «мессианской роли» Китая (позднее она вновь проявилась во взглядах на китайскую революцию как на центр мировой революции). В середине 20-х годов группа работников КПК (впоследствии они были разоблачены как троцкисты) проповедовала, что центром мирового революционного движения после Октябрьской революции должен стать Китай. В статье, написанной одним из членов этой группы и опубликованной в партийном журнале, утверждалось, например, что «китайский пролетариат получит возможность играть главную роль в мировой революции».

Другой уклон ярко выраженного националистического толка возник в конце 20-х годов в КПК в виде платформы Ли Ли-саня, которую поддерживал и Мао Цзэ-дун. Суть ее сводилась к тому, что Китай был центром мировых событий, а китайская революция — «главным столбом мировой революции». Ради ускорения победы революции в Китае лилисаневцы готовы были принести в жертву и Советский Союз, и революционные отряды в других странах, призывая их развязать мировую войну.

Как в «мессианстве», так и в авантюристической линии Ли Ли-саня национальная ограниченность, национальный эгоизм, свойственные мелкобуржуазной идеологии, проявились совершенно недвусмысленно. И хотя некоторые слишком одиозные представители этих течений подвергались формальному осуждению в КПК, влияние их не только не ослабло, но усилилось в последующие годы.

Националистические извращения, даже если их пытались замаскировать от внешнего мира (а теперь ясно, что именно так и поступали Мао Цзэ-дун и его группа), проявлялись и позднее. В 30-е годы они выразились, в частности, в неверном, антиленинском толковании «узлового противоречия эпохи». Мао Цзэ-дун полагал в то время, что основным противоречием являлось не противоречие между Советским Союзом и капиталистическим миром, а противоречие между Китаем и Японией. В этом противопоставлении отчетливо проявилась национальная ограниченность, свойственная некоторым лидерам КПК; вместе с тем постановка вопроса об «узловом противоречии эпохи» и его интерпретация в зародыше уже таили в себе элементы сегодняшней версии маоистов об основном противоречии современной эпохи, представляющей ревизию совместно выработанных документов коммунистических и рабочих партий.

Однако было бы неверно представлять дело таким образом, будто бы КПК оказалась полностью беззащитной перед лицом националистического наступления извне и изнутри. Прежде всего в самой партии работали люди — искренние патриоты своей родины, верные духу пролетарского интернационализма, выступавшие против мелкобуржуазных авантюристических уклонов; КПК получала также постоянную помощь от Коминтерна, братских партий, в особенности от КПСС,— материальную, идейную, политическую. Она выражалась также в рекомендациях по вопросам стратегии и тактики руководства революционной борьбой и в подготовке партийных кадров. Коминтерн и КПСС сыграли немалую роль в поддержке пролетарских интернационалистов в рядах КПК, в том, что по ряду узловых вопросов КПК принимала правильные решения, обеспечивающие сохранение революционных сил и развитие массовой борьбы, а также в осуждении уклонов, чреватых тяжелыми последствиями для судеб революции в Китае.

И все же националистические тенденции в КПК не ослабли, напротив, они нарастали по мере усиления в партии влияния Мао Цзэ-дуна и его сторонников. В январе 1935 года Мао Цзэ-дуну удалось оттеснить интернационалистских деятелей и утвердить свое влияние на судьбы партии.

На формировании взглядов самого Мао Цзэ-дуна как партийного и политического деятеля сказалось (еще до того, как он познакомился с идеями социализма) влияние многих немарксистских учений. Мао Цзэ-дун в той или иной степени испытал идейное влияние и древних китайских философов, и буржуазных реформаторов, и революционеров, и анархистов (последние были довольно популярны в Китае в первые десятилетия XX века). На него произвели сильное впечатление жизнеописания Наполеона, Вашингтона, Петра I, а из отечественной истории — вождей крестьянских восстаний, императоров ранних династий и Чингисхана, к образу которого он возвращался неоднократно в своих работах и стихах. Марксистское образование Мао Цзэ-дуна не было ни глубоким, ни систематическим. Многих важнейших работ классиков марксизма-ленинизма Мао Цзэ-дун не читал, так как их не было в переводе на китайский язык, а других языков он не знал. Хотя одно лишь чтение произведений классиков марксизма-ленинизма не делает людей марксистами, но для человека, объявленного в Пекине «величайшими марксистом-ленинцем нашей эпохи», элементарное незнание многих трудов Маркса, Энгельса, Ленина является деталью весьма характерной.

Мао Цзэ-дун вступил в КПК в 1921 году, в почти тридцатилетнем возрасте, в известной мере с уже сложившимися взглядами мелкобуржуазно-националистического направления. В первые же годы партийной деятельности он проявил свою политическую незрелость, склонность к авантюризму, путчизму и фракционной деятельности, за что не раз подвергался критике ЦК КПК. В 1928 году ему был объявлен строгий выговор, а в 1932 году за ошибки и фракционерство он был отстранен от руководства военными операциями в освобожденных районах и снят с занимаемого им поста в ЦИК Советского Китая. И все же путем многих внутрипартийных махинаций, закулисных сделок, восстанавливая одних деятелей против других, интригуя за спиной руководства ЦК, порой даже становясь на путь физической расправы со своими противниками, Мао Цзэ-дун утвердился на посту Генерального секретаря ЦК КПК, и таким образом националистическая линия в партии уже с 1936 года стала линией значительной части ее руководства. Естественно, что многие детали внутрипартийной борьбы в Китае и роль Мао Цзэ-дуна в ней оставались неизвестными внешнему миру, международному коммунистическому движению. Находясь у руководства ЦК КПК, Мао Цзэ-дун сам определял характер информации, направляемой в Коминтерн, получение же объективных сведений очень затруднялось плохой связью в условиях почти полной изоляции освобожденных районов.

Следует отметить, что усилению националистических тенденций и шатаний группы Мао Цзэ-дуна и в конечном счете формированию целой системы антиленинских взглядов в определенной степени способствовала специфическая обстановка в стране, возникшая в результате прямой агрессии японского империализма.

Суть дела заключалась в том, что в условиях иностранного вторжения китайская революция неизбежно приняла характер национально-освободительной борьбы, участниками, которой были не одни только коммунисты, но все патриотически настроенные слои китайского общества.