О чём шелестят листья - Олег Анатольевич Готко

беспомощны, как и увиденные тобою призраки. Я хочу дать тебе шанс научиться не подыскивать слова, которые у людей порхают с языка на язык бездумными бабочками, но проживать каждое слово, будто одну жизнь. Для этого нужно время, очень много времени, но его нельзя купить за ваши деньги. Я — не леший. Ты ошибся, лях. Я — Лесничий, и обещаю, что у тебя будет достаточно времени. Правда, всё это время тебе придётся прислушиваться к другим, но это только на пользу таким, как ты. Стань сюда!

Иван послушно сделал шаг вправо. Воля к сопротивлению была надёжно похоронена под навалившейся на него пустотой в глазах Лесничего. Сухая шершавая старческая ладонь легла на его лоб.

— Сегодня хорошая ночь — ночь твоего перерождения. Ты станешь одним из них, а одно из них станет другим. Мне хочется пожелать тебе, чтобы взошло каждое твоё семя. Лес должен жить!

Лёгкий толчок отбросил голову Ивана назад и, казалось, вернул способность мыслить.

— Какое семя, старый дурень?! — попытался крикнуть Варга, но губы одеревенели и не слушались — вырвался лишь невнятный хрип.

— Вот тебе мой последний совет, саженец, — произнёс Лесничий, кривя рот в полуулыбке: — Прикрой глаза руками, а то, знаешь ли, дятлы…

Иван вытаращился на него и тут с ужасом почувствовал, что деревенеет не только лицо, но и всё тело. Изменившиеся до неузнаваемости пальцы ног прорвали сапоги и впились в землю, уходя вглубь. Затрещала одежда, лопнул и свалился пояс с деньгами…

Однако Варге было уже не до этого. От страшной боли в пояснице его скрутило и выгнуло в сторону. Он взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, но те стали ветвями прямо на глазах, которые так и не успел прикрыть. Заскрипела шея, выгибаясь и поднимая над землёй голову, кожа на которой больно трескалась корой. Сукровица блеснула в лунном свете берёзовым соком…

Лесничий стоял перед Варгой, и его глаза сияли нечеловеческой радостью. Он ногой отбросил пояс от изогнутого ствола и произнёс:

— Я не против денег… Я против тех, кто слишком суетится из-за них…

Подмигнув, ведьмак протянул руку и положил её на дерево справа от себя.

Медленно, очень медленно изломанная осина превратилась в голую безглазую женщину.

Неожиданно лицо оборотившейся показалось Ивану знакомым.

Её веки опустились…

«Матка боска! Если ей нарисовать глаза!..» — мелькнуло у Варги, и тут понимание зловещей сути произошедшего с ним обрушилось на счетовода.

Проклятая слепая ведьма тогда заставила его зайти к ней! «После него осталось две дочери…» — сказал чёртов Лесничий. И одна из них — окаянная Зорилла или как её там на самом деле!.. Заманила, шельма, чтобы обменять на свою сестру! И пометила его, бестия! Недаром же старик согласился провести через границу так быстро, что он даже не успел заговорить о деньгах, и пришлось впихивать аванс едва ли не силой! Да, да, метка — вот чем была выброшенная коряга! И даже когда он избавился от деревяшки, осталось нечто, не видное человеческому глазу, но явное для Лесничего… Курвы мать, пся крев!.. Сука-а-а-а!!!

Лицо женщины перекосилось, рот раскрылся, обнажая голос. И тут же донельзя протяжный тоскливый крик слился с мыслями Ивана и заглушил их, проникая в самую душу и вымораживая всё внутри. В вопле, когда-то замершем на устах у женщины на долгие деревянные годы, звучала невыносимая мука детской незаслуженной обиды, идущая от самого сердца жалоба на несправедливость жизни…

Крик звучал долго, очень долго, а когда смолк, вконец одеревеневший Варга услышал шелест листьев. Те, кто остался деревьями, возбуждённо перешёптывались о том, что когда-нибудь такой крик вырвется и у них…