Долгий дозор - Александр Уралов

О, Гагарин-шайтан, о-о-о!!!

Вон она, тут как тут… за стеной кирпичной прячется!!! Ну позорище…

Московские точно подумают, что в Городе, считай, одни старики да ребятишки живут! В принципе, так оно и есть, если самим себе не лукавить. Не оправился Город еще после эпидемии горячки. А дозорные свои места не покидают… если только уж совсем на город нападение не произойдет!

Ага, вот и староста Володя. И Ромка-джи с башни торопливо спускается. Надеюсь, он калаш на предохранитель поставил все-таки? Если нет, вечером отпинаю — заслужил. Подстрелит кого ненароком — нам только такой беды не хватало. А где же мулла-батюшка с прихожанами? Не захотел прийти, значит. Зато весь Совет тут как тут, в полном составе в тенечке прохлаждается…»

Егор шагал впереди и не оглядывался. Щеки его горели. Знакомый — до последней трещинки в стене Установки, до каждого обломка стены, до каждого кустика ген-саксаула и карагача (а некоторые из них он сам трудолюбиво высаживал пацаненком), до вечно пахнущей верблюжьей фермы и загородок овечьих площадок, прикрытых сверху дырявой, пыльной, засиженной вечными мухами маскировочно-защитной сеткой, — родной Город вдруг как-то разом поник и обветшал. Присел в испуге… и развалился… в пыль, песок и колючие кривые растения…

Суета, запахи, мухи, испуганные люди, прячущиеся в тени и вытягивающие шеи им вслед. Извилистые проходы лабиринта, образуемые ген-саксаулом, руинами и карагачами. Удобно обороняться, если придет враг… это мы все с детства учили.

Но вот пришли незнакомые, пусть и не грозные на вид люди… и ясно, что не отгородишься от них, не спрячешься.

И идут за ними гуськом люди… десятки людей… и хоть впереди староста, но кажется, что именно за незнакомцами покорно в страхе идут горожане… и храбрящийся Ромка-джи с ними.

А вот и Мама-Галя их встречает. Мама-Галя с выбитым левым глазом… а выбил ей его своим щупальцем карачи, когда в бою не отдавала она ему своего годовалого ребенка.

Город… родина…

«Спасибо тебе, Господь-Аллах, пришли наконец-то, — размышлял про себя Егор. — Вот они, колонны над треугольной крышей; лестница, выдирающаяся из песка и пыли, степенно поднимается вверх щербатыми ступенями. Загадочные лица над дверью — с пустыми глазницами и узкими подбородками… одно лицо плачет, а другое жутко смеется… и непонятная надпись: „Озер…к…й т…атр им…акси… Горько…“… и маленькие окошки, заложенные мешками с песком во времена незапамятные, неведомые. Быть может, еще и Старыми Людьми. Потому как слежались эти мешки так, что между верхней балкой окна и верхним мешком два кулака просунуть можно… видать, от карачи отбивались когда-то.

Вот мы и внутри. Ну а теперь вниз, вниз, вниз, по широкой лестнице, мимо большой статуи человека Ленина с отбитой рукой… в спасительную прохладу старых знакомых стен. Ну их, этих гостей! Кто успел — тот два съел! Пусть пока староста Володя им втирает… про родной Город, загадочный „т…атр“, зловещий Комбинат, который совсем рядом, и прочие местные достопримечательности, включая Установку-кормилицу, счастье и надежду нашу. Аминь!

Уф… теперь можно отключить комбез, быстро-быстро содрать его с себя в темной, облицованной кое-где белым кафелем комнате, вымыть ноги и переодеться в обычную одежду…

Хм… это, наверное, Маринка рукав зашила…

Боролись тут с дядько Сашей, аккурат перед выходом в дозор, ну и покалечили одежонку — так по шву и затрещала. И чинить самому уже некогда было. Спасибо, Маринка! Хорошо бы, конечно, чтобы комбез домашний так же сам себя латал, как и дозорный… то есть, военный. Да и поддув такой же прохладный во все места не помешал бы!

Да вот не дал Господь-Аллах такого счастья — зашивать да штопать приходится. Ну ничего, не маленькие… перебьемся-перетопчемся, как говорит старый Хаим».

Егор торопливо ополоснул лицо, вымыл ноги. Армейские ботинки, конечно, не те говноступы из верблюжьей кожи, что приходится носить в Городе, но и от них устаешь. Ноги перемены просят. Он сунул комбинезон в шкаф — кто там у нас следующий в дозор? Карим? Эх… опять он калаш не почистит! Ну да ладно, это все потом разберемся… не забыть бы самому почистить оружие!

А теперь бегом — гоу-гоу — в зал Совета, мимо закрытых дверей, мимо жмущихся к стенам любопытных людей, прямо по длинному коридору. Эй, разойдись!

Вот и надпись «Гардеро…».

Теперь с лету поворачиваем мимо старого Кима:

— Привет, Ким! Все власть охраняешь? Святое дело! Ого, а это что у тебя? Господь-Аллах, опять штаны расстегнулись?! Да ладно тебе, никто ничего пока не заметил… Извини, потом все расскажу! После Совета!

Егор осторожно толкнул дверь. Изнутри, естественно, к ней прислонилась необъятной задницей Лада-оглы, а если по-настоящему — Лада Макова, — все-то уши она Городу прожужжала о том, что сам Великомученик Тагил-мэр-бай, Танк Веры-Истины, — да благословит его Господь-Аллах! — ей приходится самым что ни на есть прямым предком.

Нет, ну не сидится ей, как всем нормальным правоверным… обязательно надо стоять, прислонившись пятой точкой к двери!

— Ой! Извините, Лада-оглы… я вот тут…

— Выкинуть бы тебя, мальчишка, шайтан! — прошипела Лада-оглы. — Сядь вон там, не мешай!

Егор, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полумраке, прополз на четвереньках в угол, сел и затих. Никто не обратил на него никакого внимания… а могли бы и шугануть. Странно… даже Лада-оглы возмущалась лишь только тем, что он ей под зад дверью с разгону двинул. А что на Совет приперся без приглашения — слова не сказала…

Странно… но замечательно, правда?

Егор осторожно пошевелил ногами — затекли. Пол-то каменный, да еще и расположиться поудобнее не получается. Совет и гости на подушках сидят, им-то что… а тут майся. Ромка-джи пыхтел над ухом и постоянно пытался навалиться ему на спину.

Староста продолжал плаксиво, но с какой-то внезапной визгливой хвалой, бубнить об Установке. Всю историю Города гнал подряд: о том, как в великом бою наши отцы и деды отбили здешнюю Установку чуть ли не у самих демонов… да так у нее и укрепились. Как несколько лет искал нужные режимы Борис-оператор, да упокоит его Господь-Аллах на тенистых пажитях! Как получили предки фирман-Москва едва ли не от самого президента-эмира на владение и установление границ. Как школу Веры-Истины утверждали. Про договоры и клятвы с Комбинатом затянул, где сплошные атомы и радиация, — Господом-Аллахом проклятое место, — спаси и сохрани от тамошних дикарей, пусть в других местах свою смерть ищут. И вообще, мол, Комбинат — а его еще сам человек Ленин строил! — со злокозненным городом Полевским стакнуться норовит, еретики-гяуры-блять…

«Тоска! Нет, ну тоска же смертная! — думал Егор. — А Зия с Саввой — ничего. Терпят. Сидят на высоких подушках, слушают, улыбаются, только ген-кумыс иногда прихлебывают. И даже вопросы норовят вставить… да где уж там! Староста как пойдет про политику, так его только мулла-батюшка осадить может. О, Господь-Аллах, теперь про верблюжью чуму девяностых в нашем Городе затянул… подвиги зоотехников… в общем, сплошная самоотверженность предков, каковые не в пример своим ленивым потомкам понимали толк в жертвенности духа…»

Это Егор еще не с самого начала пришел, не иначе староста прямо со времен Святого Джихада, а то и прямиком с Иисуса-Любви Крестоносца начал!

Егор в сотый раз двинул локтем куда-то наугад, и Ромка-джи зашипел от боли:

— Балбес-шайтан… больно же! — Но на спину наваливаться перестал.

Егор, стараясь не кряхтеть, переменил положение.

— Ну-ка, руку убери! — вдруг выпалила Маринка, и сидящие перед нами люди стали оборачиваться.

Ромка-джи запыхтел еще сильнее. Егор было удивился, но тут же сообразил, что Маринкина фраза относится не к нему, а к проклятому Ромке-джи. Хотя белеющие в полумраке круглые лица Аллы-оператора и ее мужа дяди Ани явно смотрели именно на него.

— Выгоню! — коротко сказал дядя Аня и отвернулся.

Егору было обидно, хоть разворачивайся и лупи Ромку-джи в ухо прямо тут, в Совете. Однако — выгонят сразу. Одного-то, может, и простили бы, а втроем…

«Маринка, молодец, тихонько так, вежливо, как камышовая крыска, заранее просочилась. Зря только Ромку-джи с собой взяла, шайтана дурацкого! Тупой, блин, как верблюжья задница, а туда же! Подумаешь, в Челябинске был… ходжа задрипанный… руки распускает… — Егор с досады закусил губу и стал смотреть на светящийся тусклыми пятнами потолок. — О, глянь-ка, еще несколько темных пятен появилось! Во-о-он там раньше пятно было на голову человека похожее, а теперь не пойми что получилось. Дед говорит, что потолок когда-то просто огнем сиял, а теперь выдыхается, пятнами идет. Прав был дед. В этой комнате раньше школа была… потому что из всех других так и оставалась самой светлой… еще и мы сюда первый год бегали… а теперь школу в другом месте держат, где солнце через маленькие окна под потолком светит.