Открой чакры, или умри! - Константин Дмитриевич Денисов

жестяную банку ещё заводского производства. Пробив крышку ногтем, она провела им по всей окружности, полностью срезав крышку, пока та не отскочила в сторону.

— Ни хрена себе маникюрчик! — потрясённо сказала Марта.

— Шейку почесать? — выставила Алиса перед ней средний палец, с не таким уж большим, но, как оказалось, очень острым ногтем.

— Спасибо, нет! Но если надо будет кого-нибудь прирезать, я обязательно тебе сообщу, — сказала Марта.

— Обращайся, — сказала Алиса и приложилась к банке, осушив её полностью за несколько глотков, после чего со стуком поставила её на стол и смачно рыгнула.

— Фу, — сказала Марта, — а можно было без этого? Тебе это не идёт!

— Без этого было бы не так вкусно! — Алиса расплылась в улыбке перемазанными в сгущёнке и крови губами.

3. Золотой ключик

Мы ели быстро, но всё равно с удовольствием. Экономить чужую еду не собирались, поэтому устроили пир горой, понадкусовав и перепробовав почти всё, что имелось в наличии. А некоторое разнообразие здесь присутствовало. С собой тоже постарались прихватить, но не слишком много.

Ещё было неизвестно, как мы отсюда выберемся, так что навьючиваться как ишаки мы точно не хотели, тем более Алиса вообще отказалась что-либо нести, в очередной раз заявив, что она «жертва насилия», а не вьючная лошадь.

Пленник тоже поел, хотя и скромно сидя за соседним столом. Сколько он ещё пробудет с нами, было непонятно. После того как мы найдём ключ, его судьба будет зависеть только от Алисы, а что происходит в её голове было загадкой, возможно, даже для неё самой.

В столовой мы ели в основном то, что с собой тащить не будем. Консервированное мясо и овощи были основным блюдом. Просто нести с собой стеклянные банки было и тяжело, и глупо. С собой нужно носить что-то более не убиваемое. Если банки, то жестяные. Или уж вообще что-нибудь сушёное и вяленое.

Мы, кстати, нашли здесь как раз то, что нам подходит. Вяленое мясо и рыбу в больших количествах. Ещё домашнюю сырокопчёную колбасу и хлеб. И несколько старых заводских банок тоже прихватили. Среди них две банки сгущёнки, на которые Алиса всё время поглядывала и непроизвольно облизывалась.

— Не знал, что ты такая сладкоежка, — сказал я.

— Да я вроде и не сладкоежка, — пожала она плечами, — но сгущёнку люблю, аж трясёт. Тем более что не ела её, наверное, с начала магопокалипсиса. Просто соскучилась.

— Мы и не претендуем, да Марта? — сказал я, а та кивнула, — но раз сгущёнка твоя, то и нести её тебе!

— Послушай, Алик! — серьёзно сказала Алиса, — давай начистоту! Я…

— Жертва насилия? Слышали, — усмехнулся я.

— Да, но дело не в этом, — покачала головой Алиса, не теряя серьёзности, — я ваша основная ударная сила! Не нужно навешивать на меня тюки с барахлом. Если у нас будут неприятности, то я приму первый удар на себя, хочу я этого или нет. Просто так будет, потому что я фурия!

— Ну да, так-то ты из нас самая мощная в плане драки, — я откинулся на стуле, — ладно, мы сами понесём провиант. Хотя что-то наши рюкзаки становятся слишком уж тяжёлыми, как будто мы не по городу путешествуем, а в безжизненной пустыне.

— Сейчас города от пустыни уже мало чем отличаются, — издалека печально произнесла Марта, — можно и от голода сдохнуть в любом месте и от холода… да и просто прибить могут ни за что. Сейчас города уже не те…

— Тоже верно, — согласился я.

— Давайте я понесу? — предложил пленник.

— Серьёзно? — усмехнулся я, — мы сейчас пойдём в гости к Тритону, ты с нами?

Парень открыл рот и не нашёлся что ответить. Он, видимо, совсем выпустил из вида дальнейшее развитие событий. Все его мысли были сосредоточены вокруг того, чтобы быть нам полезным и прожить как можно дольше. Далеко вперёд он не заглядывал.

Алиса в это время наклонила голову сначала к одному плечу, потом к другому, потом выгнула спину, как будто что-то проверяя… и её грудь опять выскочила из-под прикрывавших её обрывков блузки. Но её это совершенно не заботило, она некоторое время как будто прислушивалась к своим ощущениям, потом повернулась ко мне и сказала:

— Алик, ну-ка, врежь мне ещё разок! Я так понимаю, мы сейчас полезем в какую-то жопу, неплохо бы иметь маны под завязку.

— Блин, Лиса, я не буду! Ты же знаешь, я этого терпеть не могу! У тебя достаточно маны, я тебя так зарядил, что надолго хватит!

— Алик, — Алиса серьёзно посмотрела мне в глаза, — я знаю эту твою рефлексию по поводу насилия к женщине, но послушай сейчас очень внимательно, что я скажу. Можешь сходить туда, где меня держали, соскрести со стен кишки тех, кто меня бил, чтобы лишить сил, и спросить у них нравится ли мне это. Вряд ли они тебе ответят, но я могу сделать это за них. Слушай внимательно: я убью любого, кто поднимет на меня руку, ты понял? Любого, кроме тебя! А знаешь почему?

— Знаю, — пожал я плечами.

— Ни хрена ты не знаешь! — жёстко сказала Алиса, — потому что ты путаешь форму и содержание. Это только выглядит так, что ты меня бьёшь. На деле от твоих ударов я не испытываю боли, а испытываю нечто другое… огромный прилив энергии и счастья… если хочешь, можешь назвать это оргазмом!

На слове «оргазм», Марта громко икнула.

Мы с Алисой резко повернулись к ней, и она съёжилась под нашими взглядами.

— Ты ведь понимаешь, о чём я говорю, да? — обрадовалась Алиса, — а ты, как заряжаешься, через боль? Или другим способом?

— Через боль? — подловил я её на слове, и мы тут же забыли про Марту, чему она была несказанно рада.

— Не цепляйся к словам, — махнула рукой Алиса, — да, в основе лежит боль… но мне не больно! Она сразу трансформируется в энергию и удовольствие! И пусть это выглядит как то, что ты меня бьёшь, на деле ты меня…

— Что? — не удержалась и ляпнула Марта, о чём тут же пожалела, потому что мы снова повернулись к ней.

— Нет, не то, о чём ты подумала, — сказала, улыбнувшись, Алиса, — хотя что-то в этом есть.

— Насколько я понимаю, это и есть классический мазохизм, — сказал я.

— Неправильно понимаешь, — терпеливо сказала Алиса, хотя было видно, что разговор ей уже начинает надоедать, — мазохисты получают удовольствие от боли и унижения, я не переношу по отношению к себе ни того ни другого. Я получаю удовольствие от врывающихся в меня лавиной потоков маны. А если, чтобы это случилось, нужно