Как привыкнуть к Рождеству - Андрей Шахов

- В деньги! - выпалила Илга Дайнисовна.

- Вот оно что, - протянула Елена Антоновна, отодвинула тарелку и с прищуром посмотрела на Илгу Дайнисовну: "Вот ведь дура набожная! Сама жить не умеет, а других поучает... Конечно, не имея денег, на Бога уповать только и остается!.. Витьку им, видите ли, жалко. А кто его пожалеет, когда контрактов не станет, а меня, не дай Бог, эстонцы со своими реформами из школы турнут?.. Господи, я ведь никогда не одолею их чертов язык!" А вслух процедила: - Деньги мои вам покоя не дают? Да, я в них верю. Потому как Бог ваш меня не накормит и не оденет, о ребенке моем тоже не позаботится.

Илга Дайнисовна хотела было возразить, но Елена Антоновна ее заткнула:

- Молчи уж, я твои бредни раз сто слыхала. Только мне, как Юрке, мозги ты не запудришь. И Регина моя, как твой Артур, бандиткой не станет!

- Мама! - вскрикнула Регина.

Илга Дайнисовна и Юрий Антонович опустили глаза.

- Зачем ты так, Лена? - Зинаида Антоновна покачала головой.

- А надоели мне своим сюсюканьем! Говорят одно, а делают... Загребут Артура в тюрягу, и никакой Господь вам не поможет!

Регина подперла голову ладонью, не глядя на мать, холодно спросила:

- А ты, значит, обалденно честная и принципиальная?

- Мне особо нечего стыдиться, - фыркнула та, но насторожилась.

- Что ж ты не расскажешь своим беспринципным родственникам, как еще два года назад эстонское гражданство отхватила?

Все в изумлении уставились на Елену Антоновну. Она опустила глаза, принялась растерянно поправлять прическу.

- Так меня об этом никто не спрашивал, - произнесла она едва слышно.

- Как же ты сумела, Ленка? - спросил потрясенный Юрий Антонович. Неужели экзамен сдала?

Елена Антоновна не ответила. Регина зло усмехнулась.

- Скорее эстонцы китайский освоят!.. Когда все началось, вам она мозги компостировала, орала, что как только Эстония отделится, всех русских сразу выгонят - так и нечего, мол, за их независимость голосовать. А сама на всякий случай получила карточку Комитета граждан.

- Для твоего же будущего, дура! - процедила мать.

- Письмо в Москву о притеснении здесь русских тоже для будущего моего подписывала?

Елена Антоновна совсем растерялась.

- Ой, дура, - иных слов она не находила. - Ну и дура!

Юрий Антонович покачал головой, чавкая салатом, печально произнес:

- Ты, Ленка, завсегда хитрюжницей была. Но чтоб цепляться и за тех, и за других...

Елена Антоновна вскочила, побледневшее лицо исказила едва скрываемая агрессивностью гримаса отчаянья.

- Да, мать вашу!.. Цепляюсь! Потому что здесь жить хочу! И никакая эстонская сволочь обратно в Россию меня не вытолкает!

- Да кому ты сдалась, училка второразрядная? - протянула Регина.

Елена Антоновна вздрогнула, на лице проступили красные пятна.

- Ты, дорогуша, как с голландцем своим связалась, больно наглой стала, - прошипела она. - Но не обольщайся: как с ним не склеится, вмиг свои дурости позабудешь и на коленях ко мне приползешь!

Регина одарила мать презрительным взглядом.

- Плевала я на деньги твои! - сказала, будто плюнула. - Да и не твои они вовсе - все твое хваленое богатство папой заработано.

Некоторое время Елена Антоновна, не мигая, смотрела на дочь, тщетно подыскивала достойный ответ-удар, потом отвернулась и, едва сдерживая слезы, стремительно вышла из гостиной. Зинаида Антоновна бросилась за ней:

- Куда ты, Лена?

Павел сунул в рот сигарету, взглянул на дядю.

- Александр Мень, человек блестяще эрудированный, почему-то утверждал, что животные, в отличие от человека, никогда не убивают представителя своего вида. Так это чушь. Крысы, например...

- Заткнись! - простонала Регина.

Павел пожал плечами, наконец-то закурил и протянул зажигалку дяде. Юрий Антонович вышел из оцепенения, отвергнув предложение племянника, с грустью констатировал:

- Не по-христиански получилось.

Регина изумленно посмотрела на него, отвернулась к телевизору и безнадежно покрутила пальцем у виска.

- О каком это голландце говорила Ленка? - озвучила, наконец, Илга Дайнисовна вертевшийся на языке вопрос.

Регина его проигнорировала. Может быть, и не услышала; мыслями она была очень далеко - в юности...

Ей было шестнадцать, Роме - семнадцать. Первая любовь. И какая! Все началось в апреле, под музыку капели. После или вместо уроков они срывались в Кадриорг или на Штромку, бродили меж душистых сосен, подставляли лица ласковым солнечным лучам. И целовались. Только не взасос - не дай Бог предки что-нибудь заметят! Потом шли в кино. И снова целовались, даже взасос - черт с ними, с предками!

Потом был май. Как все цвело! Казалось, природа тоже влюбилась наверное, в солнце. Все обстояло по-прежнему замечательно. И даже лучше: они уже не дрожали при каждом соприкосновении и тонко чувствовали друг друга. Регина стала подумывать: а не пора ли им сделать ЭТО? После экзаменов.

Мать, понятное дело, заподозрила неладное еще в апреле. А к концу мая знала обо всем до мельчайших подробностей. Однажды вечером усадила Регину рядом и начала вправлять ей мозги: "Не сходи с ума, дорогуша. На кой тебе этот прощелыга?" - "Что ты, он замечательный!.." - "Сегодня. В школе и на улице. А ты знаешь, что он, два его брата и родители живут в двухкомнатной "хрущевке"?" - "Это-то при чем?" - "Да при том, что если он, не дай Бог, на тебе, дуре, женится, то поселится у нас!" - "Какая же ты!.." "Благоразумная. Квартира - это еще полбеды. Слушай дальше..."

Через пару часов прекрасный цветок любви был изгажен. На всякий случай Регина побывала в гостях у жутко смутившегося Ромы; познакомилась с брюхатым и красноносым главой семейства - водителем говновозки, пообщалась с атлантоподобной мамашей - ремонтницей на железной дороге, полюбовалась, как славно умещаются в одной комнатке трое пацанов. Через день, выплакав все слезы, сказала бедному мальчику, что встречаться им больше не стоит.

На первой же вечеринке после экзаменов она напилась пива и вина и сделала ЭТО. С каким-то Федькой, видела которого в первый и последний раз. Было больно и отвратительно. Придя домой, она впервые послала мать "на хуй". Потрясенная, та впервые не посмела поднять на дочку руку...

- Ты, Лен, сама виновата, - укоряла на кухне всхлипывающую сестру Зинаида Антоновна. - Как только Витька терпит тебя?

- Ну, не выдерживают нервы!

- Нервы... Ты же учительница, человек с высшим образованием, а ведешь себя иногда хуже бабы базарной. Разве может Регина молча сносить, когда ты ее на каждом шагу дурой обзываешь?

Елена Антоновна шумно шмыгнула носом, раздосадовано хлопнула ладонями по коленям.

- Так ведь дура и есть! На кой черт ей понадобилось говорить об этом? она чуть снова не расплакалась. - Будто мало для нее делаю: разодела, как принцессу, во всякие кружки водила...

- Может, ей другого не хватает? - спрашивая, Зинаида Антоновна поймала себя на мысли, что разговор этот повторяется, наверное, в тридцатый раз.

- Да брось ты! Думаешь с голландцем она от большой любви связалась? Шикарно жить хочет, мерзавка! И чтоб от меня не зависеть.

Зинаида Антоновна начала сердиться.

- Почему ты кругом только злой умысел видишь?

- А то ты не знаешь, что человек человеку - волк?

- И собственная дочь?

Елена Антоновна отвела глаза.

"Как мне надоело всех успокаивать, уговаривать, обнадеживать, мирить! Зинаида Антоновна прерывисто вздохнула. - Почему обо мне никто не думает?" Она прислонилась к холодильнику, вытянула уставшие за день ноги. Да что ноги - ныло все тело. В последние годы ее без конца бросало то в жар, то в холод, мучила бессонница, сводило судорогой игры - десятилетия работы на износ ни для кого не проходят бесследно.

Зина начала вкалывать еще до школы: стирала, мыла посуду, помогала с уборкой, нянчила Ваню. Потом, когда пошла в школу, по ночам делала еще и уроки. Только подрос братишка, родители произвели на свет Лену - пришлось нянчиться с ней.

В поисках лучшей доли еще девчонкой Зина уехала на Урал, а потом и вовсе в Сибирь. Надежды на счастье не очень-то оправдались, но о родных она все равно не забывала: вкалывая до упаду и в дождь, и в снег, и в жару, отказывая себе в обновках и никогда не наедаясь досыта, регулярно отсылала домой переводы. Чтоб хоть Ваня и Лена не голодали, как она, выучились и стали большими людьми. Откуда ей было знать, что большую часть оторванных от сердца копеек пропьет мерзавец Ванька?

Зина долго не выходила замуж - все выбирала. Но ближе к тридцати вдруг поняла, что рискует остаться старой девой и выскочила чуть ли не за первого встречного. Муженек достался - поискать таких: дикий, дремучий, пьющий не слишком часто, но всегда до поросячьего визга и постоянно охочий до шлюх. "Ничего, - думала Зина. - Переломлю!" Устроилась на работу дворником, получила от ЖЭУ однокомнатную "хрущевку", родила Павлика и впряглась: одной рукой нянчила сынишку, другой - готовила, стирала и убирала квартиру, содержала в идеальной чистоте вверенную ей территорию, бегала по магазинам, а иногда и перехватывала на проходной муженька с еще не пропитой получкой.