Журналистика XXI. Новые СМИ и свобода слова - Антон Антонов-Овсеенко

Однако справедливости ради надо заметить, что зависимость различных СМИ от частного капитала возникла впервые отнюдь не в России. Давид Бойлан, управлявший одно время активами концерна Fox и Руперта Мердока, однажды заявил: «Мы заплатили 3 миллиарда за эти телевизионные станции. Мы сами будем решать, что такое новости. Новости – это то, что мы скажем» [6, с. 79]. Но и он был далеко не первым: первые печатные «Листки новостей» – newsletters – начали выпускать в Англии на рубеже XV–XVI вв. владельцы типографий, которые уже тогда решали, что именно печатать на их страницах. Публиковавшиеся в них сведения, как мы знаем, отнюдь не всегда соответствовали действительности, но, наоборот, во многих случаях представляли из себя настоящие «газетные утки».

Первые печатные «Листки новостей» – newsletters – начали выпускать в Англии на рубеже XV–XVI вв. владельцы типографий исключительно для заработка в перерывах между производством книг. А чтобы привлечь спрос, на их страницах нередко печатались выдумки, ставшие основой для зарождения жанра «газетной утки»

Однако почему все-таки популярные или влиятельные СМИ (а это не всегда одно и то же) столь часто оказываются в руках олигархов, почему так сложно бывает самостоятельно удержаться на плаву? Исследователь Клара Бульянн из Квебекского университета в Монреале объясняет это «высокими производственными затратами по сравнению с получаемыми доходами» [6, с. 79], что в особенности касается будто бы печатных изданий. Но существуют удачные примеры того, как и при высоких производственных затратах выпуск печатных изданий становится рентабельным. Так, с самого начала при создании газеты Le Monde, первый номер которой вышел 18 декабря 1944 г., по решению министра информации освобожденной Франции П.-А. Тетжена был создан Совет директоров, куда помимо директора газеты Юбера Бев-Мери вошли еще два основных (по количеству капитала) акционера. А чтобы специально препятствовать в будущем проникновению в газету олигархата, Бев-Мери, в свою очередь, обеспечил принятие такого решения Совета директоров, по которому наследовать или покупать акции предприятия можно было с условием, если сделка будет утверждена большинством голосов, представляющих 3/4 капитала [35, с. 48–51]. Главное, чего удалось достичь тогда Совету директоров Le Monde, – это обеспечить плюрализм публикуемых мнений и независимость суждений редакции и отдельных ее журналистов от каких бы то ни было политических поветрий на долгие годы.

…Шло время, и Le Monde приходилось менять структуру акционерного капитала. В год своего 50-летия, в 1994 г., в условиях не самой лучшей конъюнктуры на рынке печатной прессы, общее собрание журналистов и сотрудников газеты решило увеличить ее капитал за счет внешних вкладчиков, отказавшись от формы акционерного общества с ограниченной ответственностью в пользу общества с наблюдательным советом и советом директоров [35, с. 226–227]. Но капитал издания и на этот раз был таким образом распределен между физическими лицами (в том числе сотрудниками и менеджментом) и внешними владельцами, что фактически никто не имел возможности кардинально влиять на политику издания. Именно разнообразие акционеров позволило изданию сохранить свое лицо и в начале XXI в., хотя и ненадолго: усложнившееся в прямой связи с развитием интернета и возрастанием конкуренции между онлайн-СМИ и их печатными пращурами финансовое положение Le Monde привело в итоге к изменению структуры управления газетой в пользу частного, банковского капитала…

Что касается современной России, то очевидно, что трагическая скорость сокращения рекламных доходов в печатных СМИ связана в первую очередь с их огосударствлением или переходом в руки лояльного власти олигархата: читатель, а вслед за ним и рекламодатель попросту теряют интерес к прессе, которая им систематически врет.

Трагическая скорость сокращения рекламных доходов в печатных СМИ в некоторых государствах связана с их огосударствлением или переходом в руки лояльного олигархата: читатель, а вслед за ним и рекламодатель теряют интерес к прессе, которая им систематически врет

Подобная тенденция, отмеченная не только в России, но и, например, в Китае, кроме всего прочего лишний раз подтверждает справедливость объединения под одной обложкой тематики новых СМИ и свободы слова. В случае с Россией на падение рекламных доходов печатных СМИ негативно влияло именно государство. Логичным будет предположить, что в других случаях государство способно, наоборот, положительно влиять на формирование рекламных потоков, в том числе в печатных СМИ: если, например, государство предпочитает ограничениям свободы слова рыночные условия формирования бизнеса СМИ и не вмешивается в этот процесс. И тому есть блистательные подтверждения, которые мы приводили выше, – из опыта Le Monde, а также Hearst Magazines, Helsingin Sanomat, Times Newspapers и др.

Во втором разделе труда речь пойдет, конечно, и о свободе слова в связи с интернетом. Но приступать к этой теме следует с особенной осторожностью: ведь наряду с ограничениями, налагаемыми государством, пользователей сети подстерегают и вполне реальные опасности, определяемые в том числе уголовным законодательством. С увеличением скорости коммуникации увеличились и возможности для разного рода злоупотреблений. Правда, автократии наподобие российской с удовольствием используют эти реальные опасности только для того, чтобы, до смерти напугав своих граждан, максимально ограничить их доступ к будто бы чуждой им информации. В таких условиях логика групп, отождествляющих себя с государством, толкает их к тому, чтобы в дальнейшем подчинить себе наиболее популярные онлайн-СМИ и с их помощью оказывать непрестанное давление на общественное сознание в направлении, необходимом для сохранения власти.

В противовес этой логике в государствах Западной Европы, в той же Франции или Великобритании, в течение веков складывался такой баланс взаимоотношений между государством и СМИ, при котором власть в итоге вмешивается в дела СМИ только в случае нарушения уголовного кодекса. Этот баланс бережно соблюдается там и сегодня, а все тенденции в регулировании интернета с стороны государства ограничиваются условием минимального вмешательства в деятельность СМИ.

Причем разнонаправленные традиции во взаимоотношениях государства со СМИ сложились в России и странах Западной Европы отнюдь не случайно, а в соответствии с общими трендами их экономического и общественного развития. Напомним, что в Англии те самые первые, спорадически выпускавшиеся листки новостей, содержавшие рассказы о сенсационных событиях, подчас вовсе не соотносившихся с реальностью, появились в конце XV–XVI в. как способ заработка владельцев печатных машин в промежутках между производством книг – то есть в коммерческих целях. В России газета «Ведомости» появилась почти триста лет спустя, в начале XVIII в., лишь по воле царя Петра и исключительно в целях пропаганды его реформ, далеко не во всем прогрессивных и человеколюбивых. И по сей день главными условиями работы масс-медиа остаются, соответственно, коммерческий интерес, если говорить о Западе, и интересы властной верхушки, – если говорить о таких государствах, как Россия или Китай.

Но, конечно, государства Западной Европы в своих взаимоотношениях с масс-медиа отнюдь не всегда исходили из интересов свободы слова. В ряду многочисленных преступлений государства против этой неотъемлемой составляющей демократии достаточно упомянуть британский суд над Даниелем Дефо, приговоривший писателя в 1702 г. к позорному столбу и тюремному заключению за памфлет «Кратчайший способ расправы с диссидентами». Дефо в своем памфлете требовал реформ в законодательстве, образовании и выступал против господства Англиканской церкви в стране – то есть сам был, что называется, инакомыслящим, за что и пострадал. Тем не менее Европа прошла долгий путь от жестоких физических наказаний и казней за «преступления» в печати, до экономических рычагов давления на прессу и только затем в муках многочисленных революций постепенно, шаг за шагом приблизилась к реализации действующих сегодня принципов толерантности.

Для примера многочисленных преступлений государства против свободы слова и СМИ достаточно упомянуть британский суд над автором «Робинзона Крузо» Даниелем Дефо, приговоривший писателя в 1702 г. к позорному столбу и тюремному заключению за памфлет «Кратчайший способ расправы с диссидентами»

К слову, в России документальное регулирование взаимоотношений государства со СМИ происходило с большой оглядкой на опыт стран Западной Европы. Например, графа 6 Заявления о регистрации СМИ в России и в начале XXI в. содержала требование об указании тематики и/или специализации того или иного конкретного масс-медиа[5]. Но это условие произошло, кажется, напрямую от тех далеких времен, когда мысль о необходимости ограничить перечень тематик, освещаемых в одном конкретном издании, пришла в голову кому-то из французских чиновников эпохи кардинала-герцога Ришелье: 30 мая 1631 г. Теофраст Ренодо получил королевское разрешение на публикацию в своей La Gazette официальных новостей и объявлений с условием запрета на публикацию сообщений по другим тематикам. Нарушение такого запрета с тех далеких пор служило рычагом давления на свободу слова, и именно этот инструмент воздействия на СМИ сохранило в своем арсенале российское законодательство в XXI в.