Четверги мистера Дройда - Борисов Николай Андреевич

— Погоди, приятель, — сказал бородатый, — сейчас пошабашим, тогда потолкуем.

Хозе молча кивнул головой и, едва передвигая ноги, отошел на несколько шагов и присел на кучу щебня.

Через несколько минут раздался резкий свисток. Работа прекратилась. Вся постройка наполнилась говором, смехом и шутками.

Новая смена уже подошла и стояла в ожидании сигнала к работе.

Откуда-то из центра города, задернутого еще туманной дымкой, донеслись медленные удары башенных часов. Пробило шесть. К Хозе подошел бородач в сопровождении молодого рабочего с тонким и умным лицом.

— Пойдем, брат. Кушать хочешь? Пошамаем и поговорим… Это тот, — обратился он к молодому, — который броситься хотел.

— Это вы бросьте, — ласково сказал молодой, взяв за руку Хозе.

И словно какая-то теплота охватила Хозе. Куда-то в туман ушли мысли о смерти, и он хотя и устало, но уже без апатии пошел рядом с ними.

Невольно заинтересовался воздвигаемой постройкой. Глухие стены без окон слепо давили землю. Это было знаменитое загадочное здание. Оглядывая постройку, Хозе спросил:

— Так и работаете, без передышки?

— В две смены, по двенадцать часов.

Но эти слова прошли мимо сознания Хозе, и, зная, что у них не найдет ответа, он все же спросил рабочих:

— А что строите?

— Чертову перечницу. Не то санаторий, не то тюрьму. Черт ее разберет.

Шли длинным бульваром Капуцинов к Зеркальному озеру, на берегу которого его новые товарищи думали отдохнуть. Аллея бульвара была пряма, как стрела, и так длинна, что, уходя вдаль, обращалась в узенькую тропинку.

Пришли. Расположились на берегу, и сейчас же, сбросив платье, ребята бросились в озеро. Хозе с жадностью следил за ними, наслаждаясь их бодростью, силой и смехом, но сам не пошел за ними.

— Ну и ладно!

— Здорово это — купаться! — вскрикнули они, влезая в штаны и одевая рубашки.

Позавтракали и растянулись на берегу. Рабочие сразу заснули, а Хозе, поворочавшись немного, спокойно задремал.

Он чувствовал теперь себя хорошо, он не чувствовал тяжести города; короткое общение с рабочими, людьми другого мира, дало ему моральное облегчение. Как будто они, плескаясь в Зеркальном озере, смыли с него тяжелый слой грязи.

Вверху стрекотал аэроплан.

Тзень-Фу-Синь, притаившийся в уголку кабинки аэроплана, решился расправить окоченевшие члены. Как сон, вспомнились ему приключения дня, вечера и ночи.

Где-то внизу носились сыщики, разыскивая его, а он летит, летит в страну свободы, в страну рабочих всего мира. Как все просто… И ему сделалось весело, когда вспомнил, как он проник в ангар, как спрятался в аэроплан, который готовили к отлету.

Аппарат несся, быстро рассекая воздух, и вскоре под ним начерталась рельефная карта города постройки мистера Флаугольда, Зеркальное озеро, в котором отражался переплет лесов и густые аллеи парка.

Тзень-Фу-Синь выглянул из своего убежища и увидел спину, спокойную спину мистера Арчибальда, сидящего впереди него.

Арчибальд, открыв окно, внимательно рассматривал местность внизу, но, почувствовав некоторое беспокойство, оглянулся назад.

Прямо перед ним раскачивалась голова китайца, и в его улыбке он не видел для себя ничего хорошего.

— Что угодно, мистер? — спросил он, вынимая из кармана револьвер.

— Пустяки… Сесть рядом.

— Место для одного, — сказал Арчибальд Клукс, нанеся рукояткой револьвера сильный удар по голове Тзень-Фу-Синя.

Теряя сознание, Тзень-Фу-Синь покачнулся и выдавил стекло второго окна; ничего не понимая, он, однако, инстинктивно слабеющими руками защищался, и даже тогда, когда Клукс перекинул его тело в окно, он еще несколько мгновений держался немеющими пальцами за края разбитого окна.

Стекла резали пальцы, и тогда, когда руки разжались, Тзень-Фу-Синь мельком увидел улыбающееся лицо Клукса, закурившего папиросу.

Это было последнее. Он камнем полетел вниз.

Холодные брызги воды окатили с ног до головы спящих рабочих и Хозе, и все сразу вскочили, оглядываясь и ругаясь.

— Ты, брат, не шуги.

— Да это не я.

— Что ж, сверху, что ли, упало?

И, взглянув вверх, увидели в далекой синеве улетающий аэроплан.

— Так и есть, наверное, бомбу потерял.

Через несколько секунд из воды показалась голова Тзень-Фу-Синя, от холодной ванны сразу пришедшего в себя. Фыркая и отплевываясь, он поплыл к берегу, оставляя в воде розовый след от окровавленных пальцев.

— Это что за водолаз?

— Откуда тебя нелегкая принесла?

Вылезая на берег, Тзень-Фу-Синь, довольно улыбаясь, поднял руку вверх.

— Плохо летел… Упал…

— Да это китаец.

— Тише, Том, — сказал бородач. — Может быть, это тот, по ком расклеено объявление.

— Ты прав, Штейн.

Тзень-Фу-Синь весело отряхнулся, дожал мокрой рукой руки рабочих и Хозе, оставляя на них немного своей крови.

— Мы свои, товарищ.

— Товарищи?! — радостно сказал Тзень-Фу-Синь.

— Садись, рассказывай.

Тзень-Фу-Синь покосился на Хозе, который, потеряв интерес к нему, снова повалился на песок и, уткнув голову в руки, отдался мыслям о своей Аннабель.

Тзень-Фу-Синь быстро рассказал рабочим все, попросил табаку и жадно принялся курить.

Том и Штейн переглянулись.

— Так, — сказал Том. — Ты, Штейн, побудь здесь, а я его отведу.

— В город?

— Да, к нам.

Том встал, кивком головы предложил Тзень-Фу-Синю следовать за собой и пошел вдоль берега. Штейн следил за ними взглядом. Скоро они скрылись за камнями.

Штейн, посмотрев на лежавшего Хозе, вскочил, взбежал на бугорок и посмотрел по сторонам.

Нигде не было ни души, и только спокойные воды Зеркального озера отражали небо и нависшие деревья парка.

«Как будто никого», — подумал Штейн и снова спокойно улегся рядом с Хозе.

Глава VI

ДЕПЕША ТЕЛЕГРАФИСТА

К вечеру аппарат Арчибальда спланировал на поле, побежал, слегка подпрыгивая, по земле, усеянной соломой, и остановился.

Местность была глухая. Полевые работы закончились, и только изредка попадались случайные люди.

Никто не видел спустившегося аэроплана, а если кто из крестьян и посмотрел вверх, то решил, что это свой, советский, так как на крыльях были предусмотрительно нарисованы красные звезды.

— Приехали, сэр, — сказал пилот. — Но вам придется довольно далеко идти до станции.

— Ничего, лейтенант. Авось, как говорят русские, доберусь, — сказал Клукс и, справившись по карте, установил направление, в котором ему надо идти к станции.

Взяв из аэроплана небольшой чемоданчик, перекинув макинтош через плечо, пожав на прощание руку пилоту, Арчибальд пошел прямо полем.

Появление Арчибальда на станции как будто не привлекло к себе ничьего внимания. Один только прохаживавшийся по перрону телеграфист с минуту смотрел на него и затем с равнодушным видом продолжал свою прогулку. Клукс несколько раз быстро посмотрел, но, видя, что тот больше им не интересуется, успокоился, сел на скамейку, закурил папиросу и стал ждать прибытия поезда. На перроне было мало народу, главным образом крестьяне и крестьянки.

Подошел поезд, и публика устремилась в вагоны. Арчибальд расположился в мягком вагоне и оказался один в купе, чем был очень доволен,

Когда поезд тронулся, Клукс выглянул в окно и снова заметил телеграфиста, отходившего от мягкого вагона.

«Странно, — подумал Клукс. — Что ему надо? Неужели?..»

Но телеграфист равнодушно смотрел на проходящие вагоны и вдруг, увидев, по-видимому, в поезде знакомую, так весело заулыбался и закланялся, прикладывая руку к козырьку, что у Клукса все подозрения рассеялись.

«Телеграфист Ять советской формации», — презрительно подумал юн, припоминая когда-то читанного Чехова.

Поезд мчался, но еще быстрее мчалась депеша телеграфиста:

«ТООГПУ. Подозрительный человек билет Харьков мягком купе пять заграничное пальто чемодан пометка Лондон».