Орлы на войне - Бен Кейн

– Давай дальше. Осмотри его печень, – произнес другой офицер.

С привычной ловкостью помощники жреца опрокинули барана на спину. Сегимунд наклонился над ним и ножом вспорол животному брюхо от таза до грудины. В нос Арминию тотчас ударил удушливый запах бараньих внутренностей. Из-за спины Сегимунда ему не были видны скользкие кольца кишок и серые желудки других выпотрошенных баранов, однако он сам в свое время забил немало домашних животных и знал, как выглядят потроха. Как правило, жрецы на них практически не смотрели, подбираясь к главному предмету гадания – печени. Однако до нее, расположенной под грудной клеткой, добраться было труднее, чем до кишок.

Похоже, Сегимунд не сумел до нее добраться. Присев на корточки, он поднял глаза на собравшихся и объявил:

– Я вижу на внутренностях следы болезни!

С губ офицеров слетел вздох разочарования.

Хотя Арминий не слишком верил в гадания, его сердце застучало сильнее прежнего. Радость на лицах Осберта и других воинов была красноречивее любых слов. Хотя Сегимунд и происходил из другого колена племени, он тоже был херуском, а значит, соплеменники верили ему, полагаясь на его предсказания.

Сегимунд продолжил изучение внутренностей барана, когда к алтарю подошел легат. Обычно спокойный, сегодня он выглядел недовольным.

– Клянусь Гадесом, как такое может быть, Сегимунд? Один баран, даже два… но разве может такое быть со всеми? Разве могут у всех быть больные внутренности?

– Я говорю лишь то, что вижу, – мрачно ответил Сегимунд. – Посмотри сам.

– Я надеюсь – и ожидаю, – что печень этого барана окажется здоровой, – сказал легат, вопреки обычаю глядя жрецу через плечо.

Сегимунд поработал ножом и вскоре высоко поднял окровавленную руку. На его ладони лежал осклизлый, рыхлый комок. Легат вздрогнул и отпрянул назад. Офицеры с отвращением вскрикнули. Арминий растерянно заморгал. Вместо обычного бордового цвета печень барана, лежавшая на ладони жреца, была бледно-розовой. Лишь лжец – или безумец – мог утверждать, что это печень здорового животного.

– Что это значит? – строго спросил легат.

– Не берусь утверждать, – ответил Сегимунд, – но, боюсь, это не предвещает ничего доброго для императора, да хранят его вечно боги. Или, возможно, империю ждут какие-то испытания…

Лицо легата приняло воинственное выражение.

– Чушь! Я считаю, что эти бараны – из худшего стада на ближайшую сотню миль. Забейте другого! Перебейте всех, пока не найдете того, у которого хорошая печень!

– Как прикажешь, легат, – почтительно склонил голову жрец. – Приведите сюда другого барана!

Арминий обвел римлян пристальным взглядом. Слова легата до известной степени успокоили их, однако многие по-прежнему тревожно перешептывались. Когда же печень следующего барана оказалась бледно-розовой, а за ним такая же и у третьего, их беспокойство усилилось. По лицам его собственных воинов было видно, что те растеряны и пытаются понять, что это значит. Если честно, он и сам был неприятно удивлен. Почему у такого количества баранов оказалась больная печень?

Наконец Сегимунд объявил, что печень последней жертвы говорит о добром предзнаменовании, однако легата это не убедило. Он подозвал крестьянина, продавшего баранов для жертвоприношения. Стоило Арминию на него посмотреть, как в нем тотчас возобладал разум, взяв верх над шевельнувшимся в душе суеверием. В каких-то обносках, грязный и тощий, словно ощипанная курица, крестьянин выглядел крайне бедно и неприглядно. Когда же легат прилюдно унизил этого убогого, заявив, что он-де продал его офицерам плохих баранов, настроение Арминия улучшилось.

И все же на лице Сегимунда читалась тревога. Внезапно на Арминия снизошло вдохновение. Его соплеменники столь же суеверны, как и римляне. Что может быть лучше для того, чтобы перетянуть их на свою сторону, чем рассказать про то, что случилось у алтаря? А чтобы сделать историю еще убедительнее, надо лишь умолчать про крестьянина, продавшего животных, и последнего здорового барана. Вот вам и знамение! Спасибо тебе, Донар, поблагодарил громовержца Арминий. Было бы также неплохо прощупать настроение Сегимунда. Он всегда был предан Риму, и по традиции его ветвь племени херусков не ладила с той ветвью, к которой принадлежал Арминий. Однако поддержка жреца – если ею удастся заручиться – была бы весьма полезна.

Уверенность Арминия в том, что настало время действовать, еще больше окрепла после того, как в жертву принесли приведенных им баранов. Все трое пошли под нож безропотно, и у каждого оказались здоровые внутренности. Сегимунд объявил, что ближайшие месяцы будут благоприятными для Арминия, его воинов и их близких. Его кавалеристы восприняли это сообщение с радостью. И даже столпились вокруг жреца, чтобы выразить ему благодарность.

Арминий воспользовался толкотней, чтобы добавить в кошелек еще монет, после чего приблизился к Сегимунду.

– Прими мою благодарность за твои предсказания, – сказал он, вложив кошелек в руку жреца, и мысленно добавил: «Она даже больше, чем ты можешь себе представить». – Боги будут благосклонны к нам этим летом.

Взвесив кошелек в руке, Сегимунд улыбнулся.

– Ты воистину щедр, Арминий.

Второго такого момента не будет, решил тот. Куй железо, пока горячо. Если Сегимунд согласится распространить среди племен слух о том, что боги разгневались на Рим, его мечты разгромить легионы Вара перестанут быть мечтами. Арминий большим пальцем указал на туши больных баранов.

– Скажи, эти бараны действительно были больны, потому что хозяин плохо о них заботился?

Сегимунд пристально посмотрел на своего собеседника.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Мне показалось, тебя покоробило, когда легат обрушился с обвинениями на несчастного крестьянина.

Сегимунд глазами указал на своих помощников и прочих присутствующих.

– Если ты хочешь обсудить со мной этот вопрос, то лучше сделать это наедине. Пройдем со мной в храм.

Арминий был внутри храма не раз, но никогда не уставал восхищаться его великолепием. У стены в ряд выстроились масляные лампы на бронзовых подставках. Их мерцание заливало длинное узкое помещение красновато-золотистым светом. Как и алтарь, внутреннее убранство храма и его статуи не имели себе равных. Самая большая из статуй, скульптурное изображение Августа, даже без постамента была в два человеческих роста, а сам постамент был примерно по пояс взрослому мужчине. Считалось, что это самое правдоподобное изображение императора из всех, когда-либо созданных в мраморе. Август был изображен военачальником – узорная кираса, наручи и невысокие сапоги. Шлема не было. Суровый, пристальный взгляд. Сильная нижняя челюсть. С высоты на своих подданных смотрел прирожденный властитель, способный вести за собой в бой целые армии и одерживать победы любой ценой. Почти бог.

Но Арминий вместо благоговейного трепета проникся презрением. Август больше не казался ему богом. Скульптурный портрет явно сделан пару десятков лет назад. Теперь император – старик, которому нужно класть в постель горячие камни, чтобы согреть старые кости.

В храме было пусто. Но Сегимунд на всякий случай огляделся по сторонам и лишь после этого заговорил.

– Несмотря на обвинения легата, даже самый никудышный скотовод может вырастить здоровых животных. Разве тебя не огорчило бы, что все пожертвованные тобой бараны, за исключением одного, больны?

– Конечно, огорчило бы, – признался Арминий. – Но я не понимаю, как здоровая печень последнего барана способна отменить все дурные предзнаменования, которые ты предрек по печени больных животных.

– Все просто. Не способна.

Арминий глубоко вздохнул. Он достиг развилки пути. Одна дорога ведет к успеху замыслов, другая выдаст его Риму. Единственный способ выбрать ту, по которой следует пойти – правильную или неправильную, – это открыть свои намерения. Внезапно ему подумалось, что Сегимунда терзают те же сомнения, что и его: жрец был уверен, что он, Арминий, предан Риму. Осознав всю иронию своего положения, он рассмеялся вслух.

Сегимунд вопросительно наклонил голову.

– Что тут смешного?

– Мы с тобой ходим вокруг да около, пытаемся раскусить намерения друг друга, понять, что у каждого из нас на уме.

– Неужели?

– Можно подумать, ты сам не знаешь, Сегимунд.

– Пожалуй, – усмехнулся жрец и, немного помолчав, добавил: – Интересно, как легат отнесся бы к рассказу о моем вчерашнем сне.

– А что за сон? Рассказывай, – произнес заинтригованный Арминий.

– Я видел золотого орла, такого, какой есть в каждом легионе, – сказал Сегимунд и испытующе посмотрел на собеседника. – И он медленно сгорал в огне.

В сердце Арминия встрепенулась надежда.

– Сильный образ. Наверняка это знак богов, как ты думаешь?

– Я уверен, что так оно и было. Это видение я узрел в священной роще сигамбров. Вчера я был на другом берегу реки, проводил ритуал, – пояснил Сегимунд. – Когда я закончил дела, был уже поздний час, и жрец из тамошнего поселения пригласил меня заночевать у него. Когда наступила ночь, я решил провести некоторое время в роще, вдруг Донар пожелает пообщаться со мной. Я пошел один, как обычно, вознес молитвы богу и выпил немного ячменного пива. Сначала ничего не было. Спустя какое-то время я уснул.