Преступница - Елена Чижова

Иосиф был умным, и довод, который он, убедившись в том, что Машино решение серьезно, привел незадолго до ее выпускных, был сильнее и необоримее родительских. Сейчас, сидя над раскрытой тетрадью, Маша вспомнила его слова: "Родители правы по-своему, но самое главное - не в этом. История - поле идеологическое. Здесь государство бдит особо, требует первозданной чистоты. В общем, ты должна понять: с твоей анкетой на истфак не возьмут". Маша поняла отлично. Он имел в виду кровь, и, стесняясь, она заговорила о том, что в ее паспорте - на этом настояла мама - в той графе значится "русская", но брат дернул плечом и объяснил, что Первый отдел копает вглубь, а в ее случае эта глубь весьма условна - хорошей лопате на один штык. Маша нахмурилась упрямо, и Ося, улыбнувшись какой-то нежной улыбкой, сказал: "Впрочем, ты - девушка: не в армию. Пробуй".

Хорошо знала материал - пустые слова. Все вечера и выходные Маша проводила в Публичной библиотеке, досиживая до закрытия, и, возвращаясь домой пешком, уговаривала себя: во всяком деле бывают исключения, может попасться экзаменатор, который пренебрежет подлыми инструкциями и оценит ее знания по-честному. Сейчас Маша вспомнила, и боль, похожая на позор, сдавила сердце. Она опустила голову и замерла.

Давным-давно, когда Маше было лет шесть, она услышала выражение "военная машина". Невесть почему, оно запало ей в душу. Тогда в их семье не было телевизора, и, слушая радиопередачи про войну с фашистами, в которых это выражение встречалось, Маша, не знавшая слова свастика, представляла себе машину, похожую на железного паука. Огромный паук двигался во главе вражеского отряда, подминая под себя наших бойцов. Из-под лап летели сухие полые шкурки, мостившие его путь. Позже, когда телевизор наконец купили, Маша внимательно смотрела военные фильмы, но, как ни вглядывалась, паука не разглядела, однако давнее выражение осталось в памяти, чтобы всплыть в тот самый полдень, когда закончился ее единственный университетский экзамен.

Начало не предвещало недоброго. Если бы не предостережения брата, она и вовсе бы не трусила, но теперь, вступив в аудиторию, опасливо огляделась по сторонам. Абитуриенты, успевшие взять билеты, сидели по углам, уткнувшись в исписанные листки. Впереди, на возвышении, за столами, поставленными в ряд, располагались экзаменаторы: видный пожилой мужчина и молодая женщина, интеллигентная, на Машин взгляд. Маша вытянула билет и, едва взглянув, обрадовалась.

Заняв свободное место, она привычно сосредоточилась, и последние остатки страха исчезли как ни бывало, потому что перед глазами одна за другой открывались нужные страницы, так что пальцы, державшие ручку, едва успевали выводить значки и обрывки слов, из которых должен был сложиться ее логичный и развернутый ответ. Страницу за страницей она листала и выбирала главное, потому что никакому экзаменатору не достало бы сил и времени выслушать все, что она могла сообщить по каждому из вопросов. Завершив развернутый план, Маша отложила ручку.

Она сидела в первом ряду и со своего места слышала все, что происходило за длинным столом. Парень, сидевший напротив молодой преподавательницы, уже заканчивал ответ. Девочка, отвечавшая пожилому мужчине, остановилась на полуслове и всхлипнула. Заглядывая немного сбоку, Маша увидела, как растерялся экзаменатор, и расслышала его тихий голос, бормотавший слова утешения. Девочка не утешалась и, глотая слезы, повторяла: "Знаю, я знаю, я просто забыла, у меня - золотая медаль". Тут Маша поняла: речь идет о четверке, которую он собирался ей выставить. Медалисты, получавшие пятерку на первом экзамене, зачислялись в университет автоматически; те, кто получал четверку, продолжали экзамены на общих основаниях. Маша знала это правило, впрочем, не относившееся к ней самой: в ее аттестат вкралась четверка по физкультуре, пресекшая всякие надежды на золотую медаль.

"Пожалуйста, задайте мне дополнительный", - девочка-медалистка умоляла, всхлипывая. "Ну, хорошо, хорошо, успокойтесь", - кажется, страдая вместе с нею, он задал простейший вопрос, на который Маша ответила бы, не задумываясь. Лицо девочки пошло багровыми пятнами, и, не совладав с собою, она расплакалась в голос. "Я не могу... Забыла... Ничего не помню..." - девочка бормотала и терла ладонями вспухающие щеки. В аудитории стояла напряженная тишина. Сидевшие за партами подняли головы, и, не выдержав напряжения, преподаватель раскрыл ее карточку. "Разве можно... Не надо... Вот, я же..." - он кивал и писал растерянно. Приняв карточку из милосердной руки, девочка-медалистка счастливо улыбнулась и, вытирая высыхающие слезы, кинулась к двери, из-за которой мгновение спустя раздался ее торжествующий крик: "Пятерка, пятерка, мама, я поступила!" Пожилой экзаменатор поднялся с места и, что-то шепнув молодой коллеге, вышел в коридор - следом. Оглянувшись и не заметив других претендентов, Маша поднялась.

Едва сверяясь с закорючками, она отвечала легко и собранно, так что женщина, сидевшая напротив, кивала в продолжение ответа. Покончив с первым вопросом, Маша переждала мгновение, но преподавательница милостиво улыбнулась и предложила переходить ко второму. "Очень хорошо, замечательно, - она похвалила искренне и только теперь потянулась к ведомости. История с рыдающей медалисткой помешала свериться раньше. - Как ваша фамилия?" - она заносила ручку над списком. Маша назвалась и, едва произнеся, поняла: что-то случилось.

Лицо женщины жалобно сморщилось, словно, узнав Машину фамилию, она сама стала медалисткой, готовой заплакать. Быстро отложив ручку, она сунулась в ящик стола. На поверхность вышел какой-то список, и, сверившись, женщина подняла на Машу потухшие глаза. Уголки ее губ дрогнули, и, глядя мимо Машиных глаз, она сказала, что у нее есть еще один, дополнительный вопрос, и отличную оценку, которую Маша заслуживает ответом на основные, она сможет выставить только в том случае, если получит ответ и на него. Маша кивнула. Кажется, не полагаясь на себя, женщина вынула еще один лист и просмотрела внимательно. Она еще не раскрыла рта, но Маша почувствовала: все разделилось надвое. Одна ее половина готовилась отвечать, другая, как будто глядящая издалека, уже понимала твердо: на этот вопрос, который будет предложен, у нее не будет ответа. Женщина спросила, и всей отлетевшей душой Маша поняла: нигде и никогда - ни в учебниках, ни в книгах - ей не встречалась цифра, которую от нее требуют. Первая жалкая половина затрепетала и всхлипнула, и чужим расслабленным голосом, - его звук Маша запомнила навсегда, - она попросила задать ей еще один вопрос.

"Я не могу, я просто не могу поставить вам пятерку", - женщина заговорила потерянно, и, понимая, что не простит себе униженной просьбы, Маша кивнула головой и замолчала. Почти благодарно, словно своим молчанием Маша снимала с ее души непомерную тяжесть, женщина вывела четверку и вдруг сказала: "Четверка - очень высокая оценка", - и всей отчужденной половиной Маша поняла, что она имеет в виду: для нее, в ее положении, четверка была наивысшим баллом, на который эта молодая женщина могла решиться.

От самых дверей аудитории Маша решительно направилась туда, где неделей раньше заполняла анкеты. Юная девушка, сидевшая над папками, взглянула удивленно. Подняв ладонь, Маша остановила вопросы и, получив обратно свой аттестат, вышла на набережную. Она шла по направлению к Дворцовому мосту, над которым сияли два слова, вернувшиеся из детства: военная машина.

Дома она сообщила родителям, что забрала документы, и, не вдаваясь в долгие объяснения, сказала: с четверкой по главному предмету рассчитывать не на что. Вечером приехал Иосиф, и, уединившись с ним в комнате, Маша рассказала во всех подробностях, а он кивал и презрительно морщил губы. Маша морщилась в ответ. В первый раз на ее губах, как прыщ после болезни, расцвела усмешка, похожая на усмешку брата.

Отец назвал решение малодушным. Всей своей ссохшейся душой Маша соглашалась с ним, но ничего не могла с собой поделать. "Кем ты станешь без диплома - уборщицей? Четверка - не повод сдаваться. У меня самого в матрикуле, - этим словом во времена отца называли зачетную книжку, - тоже попадались четверки, но рук я не складывал, хотя, между прочим, еще и работал на производстве". Воодушевленно, как о счастливых временах, он рассказывал о вузовской юности, когда ему, недавнему выпускнику рабфака, приходилось совмещать учебу в Политехническом с работой на заводе Марти. Этапы славного пути, идя по которому отец стал главным инженером научно-исследовательского института, требовали усилий и самоотдачи. Эти рассказы Маша слышала не раз, но теперь, после скверного экзамена, едва сдержала себя, чтобы не выкрикнуть ему в лицо саднящую правду.

Через три дня, страдая от родительских упреков, она устроилась уборщицей в сберегательную кассу - на Невском, угол Литейного. Заведующая, оформлявшая ее документы, предупредила, что работа временная, в сентябре возвращается постоянная женщина, на лето уехавшая с сыном в пионерский лагерь.