Чистосердечное признание - Сергей Иванович Чекалин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, это хорошо было бы.
Ольга Васильевна поставила аппарат ближе к Виктору:
— Вот, пожалуйста.
Виктор набрал номер, через небольшое время послышался ответ:
— Алло, Вера Тихоновна? Здравствуйте. Я вам звоню от Ольги Васильевны, директора школы. Я из Курганово, младший лейтенант, Виктор Викторович Нефёдов. Мне хотелось бы с вами встретиться по одному вопросу. Ольга Васильевна говорит, что вы можете мне помочь… Да, спасибо, а когда можно?.. Сейчас прямо и выхожу, буду у вас…, — посмотрел вопросительно на Ольгу Васильевну. Она ему шёпотом:
— Полчаса.
— …минут через сорок, — закончил Виктор. — Нет, спасибо, адрес у меня уже есть. Так что до встречи, Вера Тихоновна.
Виктор собрал свои бумаги, записку Ольги Васильевны и спросил:
— Как мне добраться до Веры Тихоновны?
— Это очень не сложно. Выйдете из школы — и сразу налево, по дорожке, до центральной площади, а за ней будут трёхэтажные дома городского типа. Дом четыре, средний подъезд, второй этаж. Он как раз в ряду домов и будет четвёртым, а всего их шесть. Указателей на домах нет. Там спросите, если затруднитесь. Да и Веру Тихоновну там все знают.
— Спасибо, Ольга Васильевна, я пошёл. До свидания!
— До свидания. Я уж не спрашиваю, почему вы заинтересовались этим выпуском. Наверно, нельзя и говорить. Вы же следователь.
— Всё правильно, Ольга Васильевна. Ещё раз спасибо! До свидания.
— Передавайте Вере Тихоновне от меня большой привет!
— Обязательно передам.
11.07. Пятница. Трапезникова Вера Тихоновна
Дом Виктор нашёл быстро, даже не пришлось спрашивать. Поднялся на второй этаж, позвонил. Дверь открылась:
— Здравствуйте, Виктор Викторович! Я жду вас, проходите, пожалуйста.
— Здравствуйте, Вера Тихоновна. Спасибо, что не отказались побеседовать. А меня можно просто Виктором называть.
— Вот вам тапочки, смотрите, годятся ли? Извините, что так бесцеремонно вас разуваю.
— Не надо извинений, так и следует, мы же не в коридоре будем беседовать, у меня очень много вопросов к вам.
— Да, конечно, конечно, мы в комнату пройдём, за стол. Проходите, пожалуйста. Может быть, чаю хотите?
— Нет, спасибо, Вера Тихоновна!
Сели за стол. Виктор положил свою папку с документами, достал ручку:
— Думаю, что-то и записывать буду.
— Вы меня об этом не спрашивайте, как нужно, так и делайте. И я слушаю вас…
— Меня интересует выпуск семьдесят четвёртого года, Вера Тихоновна. Ольга Васильевна сказала, что вы сможете мне помочь.
— Кто-то отдельно или весь выпуск?
— Меня интересует Петрова Лариса, Сергеевна.
— Так это не семьдесят четвёртый, а семьдесят пятый. Я ведь их всех очень хорошо знаю, я у них была классной, как они говорят, классным руководителем. Вот, учитель литературы, а до сих пор не знаю, как правильно сказать про себя — классный руководитель или классная руководительница. Скорее — первый вариант. У ребят-то просто — классная — и всё. Они часто и так говорили: наша классная — классная. Так вас именно Лариса интересует?
— Значит, я просчитался. Я от пятьдесят восьмого года считал, получилось семьдесят четыре. Да, пожалуй, и весь выпуск, но больше, всё-таки, она, Лариса Петрова.
— А почему именно Лариса? Она что-то натворила? Если вы из следственного отдела?
— Не она натворила, а с ней натворили. Я, ведь…, — Виктор несколько стушевался, — …прямо даже не знаю, как это сказать…
— Говорите, говорите, считаем, что вы меня уже и подготовили к чему-то плохому.
— Хуже некуда, Вера Тихоновна. Убийство я расследую, Ларису убили.
Вера Тихоновна грустно покачала головой:
— Действительно, хуже некуда. А где же это произошло?
— У нас, в Курганово.
— Что-то слышала о Курганово. Отсюда не близко. Это, по-моему, станция железнодорожная в сторону Москвы. Когда ездила, помнится, проезжали.
— Так и есть. Я, вот, от неё на поезде до Грачёво, а сюда автобусом. На три с небольшим часа всего езды набралось. По железной дороге. Поезд-то еле ползёт, на каждой станции остановка. Почтово-багажный был, потому и так.
— И когда это случилось-то?
— Этим летом, в конце июня. Вот, до сих пор добирались до школы, в которой она училась, до вас, кто её знал. В Грачёво-то у Ларисы была комната в коммуналке, там я у соседей-то и узнал, что здесь она жила, школу закончила. И вот поэтому я и здесь. Прямо как узнал, сразу же сюда и прискакал. В школу, а из школы — к вам.
— Ну, что же, понятно, тогда прямо с Ларисы и начну. Лариса-то входила в классе в нашу «великолепную восьмёрку», как в фильме — «Великолепная семёрка», а тут — восьмёрка. Ещё их называли «пятьдесят-на-пятьдесят».
— Почему?
— Их было поровну: четыре мальчика и четыре девочки, четыре пары, можно сказать. До самого выпуска. А вот в выпускной-то день случилось страшное, погиб Паша Царьков. Они к утру решили на речке искупаться, а у него сердце остановилось в воде.
— Я про этот случай и не знал. Да и откуда?
— Я-то думала, что знаете, если про Ларису спрашиваете… — Немного помолчала. — А Паша у нас был поэт. Хорошие стихи. Детские такие, наивные, но мне нравились. Начал ещё в девятом классе, влюбился, наверно. Когда он мне своё первое принёс, покраснел неимоверно. Я уж говорю, что не стоит так волноваться, что это очень хорошо, что стихи пишешь. Я, мол, тоже писала, только некому было показать, хоть и очень бы хотелось. Он и успокоился немного. А потом мне приносил ещё. У меня собралась даже папочка, двадцать три его автографа.
Вера Тихоновна подошла к письменному столу, открыла тумбочку:
— Вот, не работаю уже давно, а стол письменный всё держу. У меня в нём вся моя жизнь, расстаться не могу. И не буду. Вот, — она достала папку с тесёмками, развязала и положила на стол небольшую кипу тетрадных листочков. — Вот, все тут. Пашины автографы в стихах. — А последнее, вот это, он написал прямо за несколько дней до гибели. Показал мне, я прочитала. Он говорит, что назвал его «Иван Купала», не знал, как лучше назвать. Но я возразила. Паша, говорю, у тебя же основное не про Купалу. Тут лучше дать название как в стихе прозвучало: «Долгая заря». Он так обрадовался, говорит, сейчас поправлю, как же это правильно. Ручку попросил, я говорю, нет ручки, только карандаш. Давайте, говорит, карандашом. Зачеркнул Ивана и сверху приписал «Долгая заря». Вот, смотрите. Хотите, я его вам прочту?
— Конечно, Вера Тихоновна, с удовольствием послушаю.
Вера Тихоновна взяла листок, начала читать:
День проглочен канареечный,
Скинут платья жар,
Солнца диск, совсем копеечный,
Превратился в шар.
Светит горизонт-раскрой,
Солнце катит вниз,
Облаков
