Варяжский круг - Сергей М. Зайцев

Опершись на локти, Берест попытался сесть. Очень болели кисти рук. Игрец посмотрел на них и увидел только толстые, бурые от засохшей крови узлы тряпиц. Попробовал пошевелить пальцами. Но не смог. Слишком туго были затянуты узлы.

Чьи-то сильные руки подхватили Береста сзади под мышки и помогли сесть. Берест оглянулся. Увидел знакомые глаза. Вчера или позавчера, или два дня назад в этих глазах было много сострадания – сострадания к нему.

Игрец забеспокоился – как далеко он от своих мест. Окинул взглядом незнакомые берега…

Молодой купец взял его за плечо, сказал:

– Эйрик.

И ткнул себя пальцем в грудь.

У него были очень красные губы. Они резко выделялись из-под редких еще, выгоревших усов и бородки. Указательный палец купца коснулся груди Береста.

– Ты из Смалескья?

Берест назвался:

– Из Смоленска, Петр.

Купец удовлетворенно кивнул и улыбнулся. Показал рукой вниз по течению реки.

– Мы идем на Киэнугард!..

Тогда игрец сказал:

– Киев далеко. Мне не нужно в Киев! – Он поднял к самым глазам Эйрика свои перевязанные руки. – Мне нужно обратно! В Смалескья!

Эйрик покачал головой и посмотрел назад из-под ладони, что, по-видимому, означало: «Назад – это уже далеко». Позвал кого-то.

Берест с трудом поднялся на ноги. И сказал гребцам:

– Я нужен там! Осталась жена… Мне нельзя в Киев. Гребцы при этих словах только рассмеялись. А Эйрик смотрел на игреца с сочувствием и разводил руками.

Тут подошел священник и с ним высокий, с короткой бородкой старик. Лицо у старика было широкое, с множеством глубоких морщин под глазами и на висках – сеть морщин, как раскинутые крылья бабочки. Будто всю свою долгую жизнь старику пришлось простоять лицом к ветру и солнцу – щурясь. Берест заметил, что тело у старика еще крепко, а руки у него молодые. Руки были моложе лица.

Эйрик часто называл старика по имени – Гёде. Объяснял про Береста им двоим, но обращался только к старику. А священник, вставляя отдельные слова, смотрел на старого купца как бы снизу вверх, хотя был одного с ним роста.

Выслушав Эйрика, Гёде обратился к игрецу:

– Ты назвался Петром. Это славное, крепкое имя! – Купец посадил Береста обратно на мешки с мехами. – Но ты слаб еще, Петр. Ты не осилишь и половины пути до Смоленска. А встречные корабли нам еще не попадались.

Сейчас все идут на юг. И далее, посмотри, ветер…

Здесь Гёде указал на парус, раздувшийся от попутного ветра.

Берест покачал головой, но не сумел возразить. Ведь старик был прав: подняться к Смоленску по суху-берегу под силу не всякому здоровому человеку, а тому, кто еле стоит на ногах, идти через путаные заросли, через топи и кручи, когда повсюду рыщут дикие звери, – неминуемая гибель. Купцы в ладьях и челнах-однодеревках уже давно спустились из верховий Днепра. И теперь стоят они в торговых рядах Киева. А если случайный кто-нибудь и станет подниматься навстречу, вряд ли он отважится подойти близко к незнакомому многолюдному скейду – прижмется к берегу, спрячется.

Гёде сказал:

– Пойдешь с нами на Киев. Там оставим тебя. Если будешь удачлив, вернешься. Если будешь умен, останешься в Киеве. Если приглянешься Рагнару – возьмем с собой на Миклагард. А теперь подумай о моих словах.

И священник сказал:

– Смелость твоя похвальна. Не всякий будет стремиться туда, где ему едва не устроили Голгофу… Я тоже когда-то был молодым и попадал в переделки. И, прежде чем надеть ризу, стер себе кольчугой кожу на плечах. Я оплакивал потери, как оплакиваешь их теперь ты. Но однажды мне стало понятно, что судьба – это провидение Господа. И человек нужнее всего там, куда его направляет провидение. Тогда я и стал отцом Торольвом и посвятил себя тем, чья судьба, как моя, начиналась с потери… А ты знаешь, с чего началась твоя судьба и куда влечет она?

– Нет.

– Тогда не оглядывайся назад со слезами и не говори, что вчерашняя трапеза была слаще сегодняшней. Помни о том, что все в руках Божьих! – Священник поцеловал Береста в лоб. – А теперь пусть Эйрик перевяжет твои пальцы.

После этих слов Гёде и священник ушли на корму, где правил рулевым веслом Рагнар. Эйрик принялся снимать повязки с рук Береста – развязывать многочисленные узелки на пальцах. Узелки, пропитавшиеся сукровицей, поддавались трудно, и Эйрику приходилось пользоваться острием ножа. Когда повязки были сняты, игрец обнаружил, что его раздавленные пальцы тщательно смазаны желтоватой мазью и переложены гладко оструганными щепками. Эйрик сменил мазь, поправил щепки и опять накрепко затянул узелки.

Ночью опасались доверяться течению реки, плохо знали Днепр. К вечеру остановились. Скейд вытащили из воды до половины его длины. Костров не разжигали, так как ночью в чужой стране самое опасное место – у костра, на виду. Выдвинули тайные дозоры. Спать легли чуть поодаль от берега в сшитых из шкур мешках. А одному человеку пришла очередь стеречь скейд. Звали этого человека Ингольфом. Он был очень известным берсерком и кроме имени носил прозвище – Волк.

А здесь самое место сказать о берсерках.

Если у хозяина корабля есть под началом берсерк, то этот хозяин должен быть готов к разным неожиданностям и к победам малым числом воинов также. Ведь не раз бывали случаи, когда один или два берсерка наводили ужас на десятки вражеских воинов и побеждали, даже не успев обагрить кровью свои клинки… Обезумевший берсерк, подобно дикому зверю, рычит и завывает, скачет на одном месте, перепрыгивает через собственную голову, содрогается всем телом, в злобе исходит пеной и кусает свой щит. Но когда он внедряется в гущу врагов, то крутится и разит оружием с такой скоростью, что уследить за его движениями, а тем более предугадать их, невозможно. И тогда много бед может натворить в стане противника даже один такой берсерк. Но и сам хозяин скейда может от него натерпеться. Поэтому не всякий отважится взять берсерка в свою дружину. А если взял, то платит ему исправно, больше всех, и держится настороже. Ведь бывает, что берсерк входит в исступление без всякой причины, когда о враге даже не велось и речи, а иногда и в пылу сражения берсерка не отличишь от простого воина. Неистовость воина-берсерка – как капризная госпожа. А боли берсерк не чувствует – хоть режь его на куски. И он всегда бесстрашен и верит в то, что неуязвим…

Время от времени плакали четыре малые девчонки. От холода или от страха. Варяги отняли их у ливов или земгалов для продажи. Берест не понимал их языка. Но ему было жаль этих детей, и поэтому он в темноте пришел к ним, сел среди них и прижал их к своему телу. Так и сидел. И дети затихли. Потом, уже в дреме, игрец увидел, как кто-то выбрался из своего мешка и приблизился к нему. Игрец не шевелился, а через полуприкрытые веки всматривался в подошедшего. Человек молча побросал в свой мешок сонных детей, сам же сел возле Береста. Это был Эйрик.