Каролина и разбойник - Линда Миллер

Гатри поставил кружку на ствол поваленного дерева, который заменял ему стол. Затем он принес из палатки керосиновую лампу, зажег фитиль и повесил лампу на одну из стоек, между которыми натягивалась веревка для развешивания и сушки белья.

Свет лампы в сочетании с огнем костра разогнал мрак. Гатри сидел на опрокинутом вверх дном ящике из-под яблок и ждал, когда будут готовы куропатки, тоскуя по домашнему уюту. К нему подошел Тоб и положил морду ему на колени.

Глядя на языки пламени, Гатри одной рукой гладил пса, в другой держал кружку с кофе. В этот вечер, одиночество, терзавшее его последние несколько лет, ощущалось острее, чем когда-либо.

Он попытался вызвать в памяти образ Адабель, но вместо нее снова явилась Каролина. Ее прекрасные глаза смотрели на него с мольбой. Губы девушки слегка вздрагивали.

Гатри застонал.

- Убирайся прочь и оставь меня в покое, - пробормотал он.

Однако она не уходила. Она была с ним весь ужин и после него, когда Гатри мыл посуду. Она оставалась и тогда, когда он пробрался в палатку и лег спать.

"Мистер Флинн невиновен, - слышал он ее голос, - его обвинили по ошибке. - Гатри видел, как слезы текут из ее глаз. - Они хотят повесить его!"

- Может, он и заслуживает это, - проворчал Гатри, неуклюже ворочаясь на постели и взбивая подушку. Он вспомнил, что писали газеты о судебном процессе, проходившем в нескольких милях отсюда, в Ларами. Флинн все еще был там, ожидая казни.

Гатри закрыл глаза, полагая, что не сможет заснуть еще несколько часов. Однако, когда его веки сомкнулись, он погрузился в тяжелый сон и увидел себя снова в Северной Пенсильвании, в концентрационном лагере в Слейтервиле за колючей проволокой.

***

Рана от удара штыком в бок причиняла жгучую боль. В зловонной темноте он слышал, как другие заключенные стонали в ночном кошмаре от страшной боли.

- Гатри, - раздался справа от него шепот. Он напрягся, пытаясь поднять голову с соломенного тюфяка. Однако он не смог этого сделать.

Чья-то рука нащупала в темноте его плечо.

- Гатри, это ты?

Превозмогая боль, беспомощность, лихорадку, сотрясающую его тело, Гатри усмехнулся. Голос принадлежал Джекобу Мактавишу, самому близкому существу, почти брату. Они с Джекобом росли вместе на плантации Мактавишей в Виргинии, где отец Гатри был издольщиком.

Благодаря матери Джекоба, ревностной христианке, Гатри учился грамоте вместе с ее двумя сыновьями в главной усадьбе.

- Так вот ты где скрываешься, ты, почитатель трусливых янки! - сумел произнести Гатри с хриплым смешком. - Судя по последнему письму, которое я получил из дому, твои мамаша и папаша считают тебя покойником.

Теперь, когда глаза Гатри привыкли к темноте, он смог разглядеть очертания высокой нескладной фигуры Джекоба, стоящего на коленях неподалеку.

- Я и буду покойником, если мы не выберемся отсюда, - прошептал Джекоб. - Есть такой охранник, сержант Педлоу. Он не упускает ни одной возможности сделать мне гадость. На прошлой неделе он поставил клеймо парню из Теннесси.

Гатри знал, что значит клеймить человека, и смачно выругался:

- Старайся не попадаться на глаза этому негодяю, - сказал он.

В это время лунный свет проник сквозь стены барака и высветил профиль его приятеля.

- Может быть, ты еще не понял, Джейк, но я сейчас не в состоянии перелезть через колючую проволоку, когда полсотни янки будут целиться в мою задницу.

Джекоб пригладил свои темно-рыжие волосы.

- Я понял, что ты ранен, когда они затолкали тебя в этот чертов фургон. Следил за тем, в какой барак тебя бросят. Тебе еще повезло, что ты не окочурился в одном из полевых госпиталей.

Сдавленный звук вырвался из горла Гатри. Вместо ироничного возгласа получилось нечто, похожее на всхлип. Он все еще помнил запах крови и крики раненых.

- Я мог бы окочуриться, - откликнулся Гатри после продолжительного молчания, - они обработали мою рану карболкой и отправили меня сюда.

- Тебя ранили в Геттисбурге?

Гатри мрачно кивнул.

- Как ты думаешь, янки не обманывают, когда говорят, что они учинили разгром генералу Ли и что война почти закончилась?

Даже при тусклом свете он заметил, что Джекоб неопределенно пожал плечами.

- Для тебя и меня война закончится только тогда, когда мы выберемся отсюда. Мне не светит увидеть родной дом, пока у Педлоу развязаны руки.

Гатри остро ощутил свою беспомощность.

- Почему он так ненавидит тебя?

- Ты спрашиваешь, почему он ненавидит меня, Хэйес? Потому что я мятежник.

Гатри вздохнул.

- Затаись, Джекоб. Постарайся не привлекать внимания сержанта. Я придумаю что-нибудь.

- Ладно, я пойду, - сказал Джекоб. И Гатри по голосу почувствовал его угнетенное состояние. Похлопав дрожащей рукой по плечу друга, Джекоб исчез в темноте.

Лежа на соломенном тюфяке, Гатри слышал где-то поблизости характерные звуки - какого-то парня мучила рвота. Запах ее смешивался с общим зловонием, исходящим от немытых тел и гноящихся ран.

Сейчас он понимал, как права была миссис Мак-тавиш, благочестивая мать Джекоба, верившая в существование ада: Гатри как раз находился в нем.

На следующее утро рана на боку загноилась. Гатри залихорадило. Все окружающее превратилось в сплошной кошмар, сквозь который до него доносился крик. Гатри смутно догадывался, что кричал Джекоб.

Вероятно, из-за упрямства, как сказал бы отец, Гатри выжил и кое-как выздоровел. При первой же возможности он пошел навестить своего друга.

Он нашел Джекоба сгребающим лопатой щелок в вонючую помойную яму. У того был потухший, испуганный взгляд. Вокруг черным роем кружились мухи. Губы Джекоба не шевельнулись, но его глаза красноречиво говорили: "Ты пришел слишком поздно". Он сдернул свою грязную рубаху и обнажил обезображенное левое плечо - на нем было выжжено клеймо в форме ромба.

До этого момента Гатри не испытывал настоящей ненависти к янки. Он считал многих из них такими же зелеными юнцами, как он сам, воображавшими войну сначала забавной игрой, а потом убедившимися, что это игра со смертью.

- Который из них Педлоу? - спросил он, беря в руки лопату, чтобы не привлекать постороннего внимания.

Джекоб продолжал работать.

- Тот, что стоит у ворот, - промямлил он, - и чистит ногти охотничьим ножом.

Гатри увидел сержанта и исподтишка бросил на него взгляд. Охранник был примерно его комплекции, лицо его было обезображено оспой.

Педлоу перехватил взгляд Гатри. Некоторое время оба молча смотрели друг на друга, затем охранник отвернулся, сплюнул в грязную лужу и удалился.

Три дня Гатри следил за сержантом, запоминая его привычки и изучая распорядок его дня. Гатри был болен и сильно ослабел, однако, по иронии судьбы, Педлоу стал стимулом для его выживания. Он не видел во сне ничего другого, кроме раскаленного клейма, прожигающего тело Джекоба.

Наконец Педлоу получил назначение охранять ночью южные ворота. Это устраивало Гатри, ибо он задумал бежать в южном направлении.

Через час после полуночи Гатри подкрался к сержанту сзади и ударил его по голове булыжником, который специально приберег для этой цели. Он оттащил обмякшее тело Педлоу в сторону, стянул с охранника форму и прихватил его нож.

В течение нескольких минут Гатри сменил свою ветхую, окровавленную одежду на голубой юнионистский мундир Педлоу и взял в руки его ружье. Гатри укрылся в тень, когда мимо прошли полдюжины янки, приветствуя его без особого энтузиазма. Гатри пробурчал ответное приветствие.

Когда Педлоу стал приходить в себя, Гатри приставил подошву своего ботинка к его горлу и сказал:

- Мне не составит труда раздавить тебя, голубое пузо, как тыкву, так что веди себя смирно.

Янки застонал. Гатри заткнул ему рот тряпкой и защелкнул наручники на его запястьях, после чего смело пошел к баракам. Он разбудил там Джекоба и полдесятка других парней, достаточно здоровых и крепких для побега. Когда он выводил узников серым холодным утром через южные ворота, можно было подумать, что сержант-юнионист конвоирует группу заключенных на работы.

Несмотря на то что Гатри и его приятелям удалось тогда благополучно бежать из лагеря, этой ночью его преследовал один и тот же кошмар: будто его схватили и отправили назад в вонючий концентрационный лагерь, затем клеймили тем же способом, что и Джекоба. Он так отчетливо видел это, что проснулся, как от сильного толчка, и оперся на локти, озираясь вокруг. Тоб, свернувшийся калачиком у его ног, слабо взвизгнул в знак сочувствия.

Гатри нащупал рядом с собой револьвер и крепко сжал ладонью его скользкую рукоятку. Ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, отделить прошлое от настоящего и заглянуть в беспокойное, тревожное будущее.

***

Раздался оглушительный взрыв, потрясший стекла в окнах школы. Шестилетняя Молли Хаггарт, с блестящими черными косичками и глазами василькового цвета, вскочила со своего места. Размахивая ручонкой, она закричала: