Петровский - Федот Бега

Это были годы, когда из созданного Лениным в Петербурге «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» постепенно выкристаллизовывалась в борьбе революционная рабочая партия, когда идеи социализма соединялись с растущим движением пролетариата.

Однако в 1894–1898 годах социал-демократия практически делала свои первые шаги. По словам Ленина, это был еще период «детства, и отрочества». Но уже в эту пору ребенок обещал вырасти в бесстрашного воина-революционера.

Социал-демократическая революционная работа в Екатеринославе оживилась в конце 90-х годов с приездом из Петербурга одного из лучших марксистов-ленинцев Ивана Васильевича Бабушкина. С этого времени Петровский навсегда связал свою жизнь с борьбой российского пролетариата. То была, по словам Петровского, «золотая эпоха приобщения к научному социализму».

Примерно в то же время в жизни Григория произошло и другое большое событие. На вечеринке, устроенной в доме рабочего Федота Сивакова, двадцатилетний Григорий познакомился с дочерью хозяина Домной. Это была статная красивая девушка с пышными русыми волосами, задумчивая и голубоглазая. Ей суждено было стать женой Петровского. Домна Федотовна оказалась ему верной, мужественной подругой во всех испытаниях жизни.

III. Первый учитель

Он появился утром в цехе и сразу привлек внимание рабочих. Но не потому, что был новичком, и не потому, что по ухватке все приметили в нем мастера своего дела. Приходили и другие новенькие — умельцы высокого класса, которые работали не хуже и знали станки как свои пять пальцев. Но те ничем по обличью не выделялись из общей заводской массы — такие же усталые, затюканные жизнью бедолаги в засаленных спецовках. А этот был аккуратно причесан, в чистой рабочей блузе, подтянутый, точный.

Работал новичок быстро, легко, даже с каким-то удовольствием. Стружка, завиваясь, весело бежала с резца, сверкая на солнце, и светлоглазый человек с короткими подстриженными русыми усами тоже весело посматривал по сторонам, на рабочих у станков, которые, в свою очередь, между делом оглядывались на него с любопытством.

Так весной 1897 года появился в Екатеринославе Иван Васильевич Бабушкин, революционер, член созданного Лениным в Петербурге «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Жандармы, выследив Бабушкина, продержали его тринадцать месяцев в тюрьме, а затем решили выдворить из столицы куда-нибудь подальше.

Григорий Петровский работал в том же цехе, что и Бабушкин. Их токарные станки стояли неподалеку один от другого.

Бабушкин часто подходил к станку Петровского-то какой-нибудь совет по работе даст, то спросит что-либо о доме, о семье. Постепенно Григорий сблизился с Бабушкиным. Нередко они вместе возвращались с завода, толкуя о заводских порядках. Бабушкин исподволь знакомился со взглядами Петровского, с его интересами, подсказывал ему, какие книжки следовало бы прочесть.

С мастерами в цехе Бабушкин держался независимо, разговаривал смело, даже дерзко, часто спорил.

В глазах Петровского Бабушкин был настоящим героем.

Однажды Иван Васильевич пригласил Григория к себе домой в воскресенье.

Наутро, наспех позавтракав, Петровский отправился на Чечелевскую улицу к Бабушкину. Домна уговаривала мужа не ходить так рано: дескать, человек небось еще спит — благо день воскресный, — а ты к нему спозаранку в гости. Но Григорий, поколебавшись, все же пошел: уж очень тянуло взглянуть, как живет и какие читает книги этот удивительный человек, который никого не боится.

Бабушкин был уже на ногах, бодрый, свежий, выбритый.

— Заходи, заходи, Гриша, ждал тебя, — крепко пожимая руку Григория, оживленно говорил он, ведя гостя в свою комнату и легонько подталкивая его в спину. — Вот моя холостяцкая келья, садись. Сейчас мы с тобой выберем, что почитать.

Иван Васильевич подставил гостю стул и прошел к этажерке с книгами. Григорий с любопытством оглядывал маленькую комнату, обставленную очень скромно. Столик, покрытый чистой белой скатертью, аккуратно убранная железная кровать, этажерка с книгами, цветы в горшках на подоконнике. Все было непритязательно, чисто и опрятно, как сам хозяин, одетый всегда просто, но тщательно.

Бабушкин в задумчивости разглядывал корешки книг, трогая двумя пальцами русый ус.

— Что же тебе дать для первого раза? Невелик тут у меня выбор… Почти все книги в Петербурге остались… Дам я, пожалуй, тебе вот что… Очень интересная и весьма полезная книга.

Иван Васильевич вытащил из книжного ряда толстый томик.

— Вот, прочти это. Автор — итальянский писатель Джованьоли. Тут рассказано о восстании рабов в древнем Риме и об их отважном вожде.

Григорий взял в руки книгу и прочел на обложке: «Спартак».

— Это имя вождя восставших рабов, — пояснил Иван Васильевич. — Прочтешь, дам еще.

«Спартака» Григорий прочел вместе со своим другом Павлом Мазановым, большим книголюбом. Читали после работы, дома у Петровского, вслух, напеременку. Третьим слушателем была Домна.

Книга произвела необыкновенное, ошеломляющее впечатление на молодых людей. С разрешения владельца книги «Спартак» пошел из рук в руки между друзьями Григория. Разговору и споров о книге хватило на много дней. А когда Григорий поинтересовался, какого мнения о «Спартаке» сам Бабушкин, тот сказал, что книга эта, кроме литературных достоинств, имеет еще одно, главное — она учит организованности в классовой борьбе и потому для рабочих особенно полезна.

Потом Бабушкин порекомендовал Григорию и его товарищам прочесть еще несколько книг. Так они узнали «Жерминаль» Э. Золя, «Овод» Э. Войнич, русских классиков. Кое-какие книги Иван Васильевич дал из своей библиотеки, а другие пришлось разыскивать по базару и книжным лавкам. Григорий с приятелями читали произведения русской и западной классики, указанные Бабушкиным, политические газеты и журналы. Молодежь так увлеклась литературой, что на семейных уже начали ворчать жены: что это, мол, за напасть такая — книги; мужья сидят по вечерам дома, ни в компании повеселиться, ни погулять не идут, как все люди.

Как-то в субботу Григорий возвращался с работы вместе с Бабушкиным. Иван Васильевич предложил:

— Хорошо бы собрать хлопцев, потолковать о том, о сем. У тебя если? Как жена, не станет возражать? Ну вот и ладно! Давай собирай ребят своих, кто понадежней, понял? Ну, вечером встретимся. Как тебя найти-то?

Петровский назвал номер дома, где снимал с женой комнату. И они, пожав друг другу руки, разошлись.

Григорий, счастливый, гордый доверием, которое оказал ему Бабушкин, поспешил домой и рассказал жене, что нынче вечером у них будет замечательный человек, придут и другие товарищи, и наказал, чтобы она приготовилась хорошо встретить Бабушкина. А сам пошел пригласить наиболее надежных своих друзей.