Демиург истории - Виктор Сергеевич Руденко

быстрой рысью спокойно подъехала сотня всадников. Их уверенное поведение и знакомый внешний вид - успокоили стражу. Воины узнали железную сотню - отборных и отлично экипированных бойцов, которые повсюду сопровождали джавшигыра.

- Худрун? - негромко окликнул предводителя прибывших начальник стражи.

- Что, довелось прервать твой сон Кигач? - угрюмо ухмыляясь, выехал на освещенную площадку перед воротами черный поджарый воин.

- Я на службе не сплю, - раздраженно ответил тот. - Мы должны беречь покой Казара от любой угрозы.

- Давай открывай поскорей и за тудуном пошли немедленно! Моим людям нужен отдых! Мы скакали без продыху десять дней и ночей! - властно и нетерпеливо бросил приезжий.

Кигач дал знак своим подчиненным - и несколько человек кинулись к воротам, а один помчался в город. 'Только этот черный демон и может постоянно разъезжать по ночам - чему удивляться. Везде его по свету носит - исчезает и появляется всегда неожиданно в неурочный час', недовольно бормоча про себя, тихо произнес он, наблюдая с башни как с глухим цокотом организованно проезжают одоспешеные в кожаные панцири или прочные кольчуги ровные ряды конников. Отлично вооруженные: сложносоставными упругими луками, блестящими острыми копьями, гибкими саблями с утяжеленным на конце клинком для усиления удара, отточенными топориками-чеканами и крепкими щитами - несмотря на утомительный путь, эти кавалеристы умело и привычно держали строй.

Навстречу в сопровождении нескольких слуг, уже спешил одетый наспех в цветастый халат местный тудун.

- Нужно разместить и накормить моих бойцов и их коней! Обеспечить им отдых! - отрывисто распорядился Худрун. - Шад сейчас у себя во дворце на острове? - резко спросил он.

- Да... Но может не нужно, сейчас беспокоить бек-мелеха? Ночь на дворе и хакан спит... - растерянно и неуверенно высказал сомнение тудун.

Джавшигыр, не обращая на него внимания, пружинисто вскочил на коня и быстрой тенью поскакал к переправе.

- Не стоит, оставь, - остудил порыв, обеспокоено дернувшегося тудуна начальник стражи. - Разве не знаешь этого гепарда? Молчит словно камень, никогда и не улыбнется. Но упаси тебя Тенгри, увидеть его когти. Если и заметишь - лишь когда уже прыгнет к горлу. Часто исчезает. Бывает месяц отсутствует, а то и на полгода пропадает....

- Да... Теперь закрутятся дела... - задумчиво проговорил тудун.

Цветана приходила в себя мучительно долго и болезненно. Сначала ей казалось - что она вообще перестала существовать. Полог тьмы отступал медленно, но света еще не было. Перед глазами, стояла сплошная серая пелена. Но постоянная боль, которая пронизывала все ее тело - не давала забыть о жизни.

Слабый стон девушки, вызвал суматоху вокруг ее ложа. Она не видела и не чувствовала, как засуетились и забегали рядом женщины в цветных шароварах и прозрачных накидках. Как сложив руки и закрыв глаза, сидя на ковре - молился старенький сморщенный человечек в расписном халате.

- Воды... - наконец едва слышно, еще находясь в беспамятстве произнесла пленница...

- Невольница будет жить, - коротко изрек лекарь, пощупав пульс девушки. Хакан-бек и сын бека будут довольны. Завтра, ей можно дать крепкого павлиньего бульйона. Когда рабыня проснется - я вновь осмотрю ее...

Очнувшись Цветана, сперва едва могла пошевелить рукой. Скосив глаза - она увидела сидящую рядом с собой, морщинистую пожилую женщину, с закутанным в платок лицом. Девушка прошептала: 'Воды'. И старуха тот час, поднесла к ее губам плоскую красивую чашку, наполненную живительной влагой.

- Пей, пей дитятко, - ласково приговаривала она...

Постепенно, Цветанка выздоравливала. Странный сморщенный, невысокий и полноватый лекарь, облаченный в черный халат и мягкие остроносые чревии, давал ей какие-то горькие капли и смазывал густой мазью раны на теле. Ее угощали незнакомыми, но невероятно вкусными плодами, ягодами и фруктами. Женщина-славянка Улада, ухаживающая за недужной пленницей - называла их: дыни, персики, сливы, армянские яблоки (абрикосы), вишни, черешни, шелковица, крыжовник, груши... Кормили блюдами из водяной пшеницы (риса) и сладких орехов. Одевали в шелковые одежды. На столике рядом с ее постелью, всегда стояли ароматные прекрасные цветы. Даже какие-то музыканты и танцовщицы, старались развлечь с трудом выздоравливающую девушку.

Позже, стали приносить на серебряных и золоченных блюдах жаренных фазанов, отваренных в молоке молодых зайчат, запеченных в тесте нежных барашков и изыскано приготовленную невиданную рыбу... Далее ей позволили, в сопровождении служанок гулять в роскошном саду - где росли удивительные деревья, и душистые запахи их соцветий дурманили голову. Ей приносили платья из разнообразных тканей и украшали драгоценностями - словно какую-то куклу. Цветана не сопротивлялась - ей было все безразлично. На сердце лежал камень, а душа будто омертвела. Девушка часто плакала ночью - мучительно вспоминая гибель князя-отца и любимого брата Боримира, обугленные головешки родного града, смерть матери Добронеги и младшей сестры Людмилы, убитых родовичей...

Посещавший ее желтоватый дедушка-врач - только пожимал плечами и ронял печальные слова: 'Обреченность или угнетенность. Равнодушие к жизни'...

Она не понимала, почему с ней все так носятся? Зачем спасли? Отчего кланяются и всячески стараются угодить? Кормят такими кушаньями, каких она никогда и не пробовала? Наряжают в шелка и бархат? Украшают драгоценностями? Пыталась расспрашивать служанок и бабу Уладу - но пленнице не отвечали.

Со временем, Цветана понемногу стала понимать чужой язык. Однако непослушные слезы, все чаще капали из глаз. Хотелось уплыть за текущей водой или угаснуть как луч солнца в закате.

В конце концов, видя состояние девушки и жалея ее, Улада не выдержала:

- Не мучь себя дочка. Не истязай. Что поделаешь? На все воля Богов. Живут же люди. И тебе жить нужно. Вон как за тобой ухаживают - словно за павой. Запала ты в сердце местному княжичу. Желает тебя женой взять.

- Не хочу! Не пойду! - забилась в плаче Цветана.

- Хочешь - не хочешь, а от судьбы не уйдешь, - вздохнула старуха. - Кто ведает - где лучше? Можешь сравнить с лесными дебрями, голодом и холодом севера. Тут же - в роскоши и молоке будешь купаться.

- Нет! Не волею! - вскрикнула Цветана.

- И правда - не волеешь, - печально покачала головой бабушка. - Не имеешь воли - вот и не волеешь. Невольница еси. Никто и спрашивать тебя не будет - рабыня есть.

- Откажусь! Не дамся! - гневно воскликнула девушка.

- Э-хе-хе, - опять вздохнула Улада. - Смотри дочка... Я ведь тоже была красивой и непокорной. Дала себе