Криминальный сезон - Алексей Макеев

напрягся директор. – Это… ничего особенного. Обыкновенная зависть. Увидели, что театр начал подниматься, вылезать из этой… ямы, вот и не спится им спокойно.

– Кому «им»?

– Да мало ли кому? Чиновникам, конкурентам. Как же! В кои-то веки театр с прибылью начал работать, государство обратило на нас внимание. Можно ли такое пропустить равнодушно. Сразу начались придирки: и спектакли им не такие, и растраты кругом. Попробовали бы сами тут покрутиться.

– Театр на самоокупаемости?

– Что вы! – в неподдельном изумлении воскликнул Анисимов. – Были бы мы на самоокупаемости, нас бы давно и след простыл. Театр находится в ведении Минкульта. По крайней мере, на бумаге. Так что по закону вроде бы должно государство нас поддерживать, а на деле не особенно-то мы эту поддержку ощущаем. Это сейчас полегче стало, спасибо Виталию Сергеевичу. А раньше… раньше вы не представляете, что тут было. На всем экономили. Актеры спектакли чуть ли не в своем домашнем платье играли, на костюмы не хватало. Вот и приходится крутиться как можем. А вы – растрата. Завидно им просто, вот и все.

– А теперь, значит, ситуация благодаря новому художественному руководителю улучшилась? – недоверчиво окидывая взглядом кабинет, спросил Лев.

Старинная, еще советского образца мебель не говорила об особенном благоденствии. Если и была у театра «касса», на благосостоянии директорского кабинета это никак не отразилось.

– Теперь – конечно. Даже сравнивать нечего, как было раньше и как теперь. Люди хоть зарплату нормальную стали получать, на которую не только существовать, но и жить можно. И зритель начал ходить, и из казны кое-что перепадать стало. А как же? Если такое искусство в народе популярно, значит, нужно его поддерживать, продвигать. А им кажется, что все это просто так. Ни с того ни с сего дотации на нас посыпались. Виталий, между прочим, сутками из театра не вылезает. Можно сказать, живет здесь. А они…

– То есть вы считаете критику необоснованной?

– Конечно! Если бы она была обоснована, чего бы им так долго проверять здесь? Мошенник – значит, садись в тюрьму, вот и весь разговор. А они все думают. Уж и документы все вдоль и поперек изучили, и допросами своими всех замучили, а все никак к выводу прийти не могут. Что же это еще, как не «социальный заказ»?

– А кто же мог выступить таким заказчиком? – с большим интересом спросил Гуров, отлично знавший, как трудно доказать факт мошенничества.

– Да кто угодно. Если связи в «верхах» есть, организовать травлю – пара пустяков. Похоже, кто-то очень старается. И пасквили разные сочиняют, и в «органы» пишут неустанно. Я вот и про вас было подумал, что… Да ладно, хорошо, что ошибся.

Закончив разговор с директором, полковник решил все же зайти в бухгалтерию. По опыту зная, что подобные важные подразделения обычно находятся неподалеку от кабинета начальства, он неспешно шел по коридору второго этажа, обдумывая услышанное.

Разговор с директором давал много информации к размышлению. Уже тот факт, что Берестов с «бригадой», в которую входил Бойцов, регулярно после каждого своего спектакля отправлялся в «Ковчег», говорил о многом.

Если нападение планируется заранее, то подобное «расписание» – отличное подспорье в таком планировании. Достаточно лишь узнать, когда идет очередной спектакль Берестова, и преступники получают гарантированную информацию о том, в какое время и в каком месте будет находиться намеченная ими жертва. Да и само место в данном случае очень подходящее. Укромный уголок, заросли…

«Единственное, что здесь нельзя было заранее предсказать, – выйдет ли Бойцов на улицу, – размышлял Гуров. – Тем более – один. Но, может быть, у тех, кто ближе был знаком с его привычками, и насчет этого имелся какой-нибудь надежный прием? Та блондиночка говорила о некой «дряни», которую нюхал Бойцов. Навряд ли он делал это у всех на глазах за столиком в ресторане. Не за этим ли он пошел к машине?»

Кроме удобства в планировании преступления, говорившего в пользу версии о заказе, в разговоре с директором внимание полковника привлекли еще несколько моментов.

Даже из поверхностных и осторожных замечаний Виктора Ивановича можно было понять, что внутри коллектива не все гладко. Бойцов, который «развернулся» при новом худруке и со вторых ролей вышел в число самых влиятельных и «приближенных», наверняка многих раздражал. Выскочек вообще не любят, а уж в такой среде тем более.

«Немного взбалмошный» характер, о котором упоминал Анисимов, вполне мог спровоцировать с чьей-то стороны серьезную обиду и, как следствие, желание отомстить. А эмоциональные замечания «Людмилы из бухгалтерии» давали повод думать, что причины для подобных обид могли быть весьма разнообразными.

Тем временем он уже дошел до конца коридора, возле последней двери увидел табличку с надписью «Бухгалтерия» и, вежливо постучав, вошел.

В небольшой комнате за столами сидели три женщины. Одна из них – уже знакомая ему Мила, две другие – предпенсионного возраста дамы, по внешнему виду не годившиеся ей и в подметки.

– Добрый день, – произнес Лев. – Я провожу дознание по факту убийства Руслана Бойцова, мне нужно задать вам…

В это время из коридора послышались шаги, и через секунду, по-хозяйски широко распахнув дверь, в бухгалтерию шагнул Берестов.

– Ми… – начал он, но, заметив постороннего, тут же осекся и уже совсем другим, официальным тоном проговорил: – Людмила Максимовна, зайдите ко мне в кабинет.

Холодный и равнодушный взгляд, который Берестов бросил на полковника, ясно говорил о том, что в ресторане он не обратил на него никакого внимания и сейчас не узнал.

– Добрый день, – снова повторил Гуров. – С вами я тоже хотел бы поговорить.

– В самом деле? – высокомерно смерил его взглядом Берестов. – О чем, если не секрет?

– Об убийстве вашего коллеги и, насколько я понимаю, друга, Руслана Бойцова.

– А… вот оно что… – С Берестова тут же слетел весь напускной пафос, лицо его стало серьезным и печальным. – Вы, я так полагаю, из полиции?

– Совершенно верно, – подтвердил Лев. – Когда вы сможете уделить мне время?

– Да, собственно… собственно, когда угодно. – Берестов бросил быстрый вопросительный взгляд в сторону Милы. – Вот только решу небольшой вопрос… с сотрудницей.

– Да, конечно. А я за это время как раз успею поговорить с ее коллегами.

– Думаете, они причастны? – Печаль на лице Берестова сменилась выражением едкой