Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц - Висенте Гарридо

позиции, оставленные заключенными и изгнанными. Тем не менее солдатам и другим мобилизованным на службу режиму пришлось действовать напрямую и именно здесь начали проявляться большие различия: далеко не все были готовы совершать зверства[22].

Так, если солдаты могли чувствовать себя патриотами, когда сражались с вражескими войсками, проблема возникала, когда речь шла о военных преступлениях. Это вызывало глубокую тревогу у тех, чьи моральные убеждения оставались прочными, однако в лагерях смерти не было пути назад. Сама сущность этих учреждений заключалась в совершении геноцида, не имеющего аналогов в истории.

Именно здесь проявляются два других аспекта, указанных Мариной: чувства и человеческие ценности. Среднестатистический человек вынужден был участвовать в действиях, которые вызывали у него отвращение. Как же ему удавалось это пережить?

Моральная диссоциация и двойник

Верховный начальник Менгеле, Генрих Гиммлер, в своей речи перед группой нацистских офицеров в Познани сказал: «Большинство из вас знает, каково это – собирать 100 тел, 500 или 1000. Справляться с этим и, несмотря на отдельные проявления человеческой слабости, сохранять выдержку – вот что делает нашу работу чрезвычайно трудной». Комментируя эти слова, эксперт по преступлениям против человечности Джошуа Рубенштейн заметил: «Нацисты не были бесчувственными монстрами. Они проявляли доброту к своим матерям, щедрость по отношению к детям, заботу к женам. Для того чтобы убить миллионы людей, нужно было прибегнуть к исторической необходимости. Трюк заключался в том, чтобы оставаться порядочным и нормальным человеком, как с гордостью объяснял Гиммлер своим подчиненным»[23].

Хорошо, но как именно этот трюк работал? Поскольку Менгеле был самым жестоким примером нацистских врачей-убийц, остановимся на объяснении процесса, который привел их к такому состоянию. Но помните, что первый элемент уже известен: власть находилась в руках режима, легитимировавшего свои убийственные действия, требовавшего подчинения этим идеям и законам. Иными словами, геноцид был оправдан в контексте необходимости уничтожить часть населения мира, которая выступала врагом народа и, что еще важнее, не была по-настоящему человеческой.

Роберт Лифтон в своем классическом исследовании о нацистских врачах нашел объяснение того, как они смогли действовать вразрез с моральными принципами своей профессии, в своей теории двойника[24]. В соответствии с ней, проблема заключается в том, как человек способен совершать неоправданные акты насилия на постоянной основе, при этом не испытывая отвращения к самому себе и не останавливаясь. Лифтон утверждает, что индивид разделяет свое реальное «я» (образ самого себя, неспособного на такие зверства до их совершения) и убийственное «я»; таким образом, они сосуществуют в отдельных сферах. Эта раздвоенность облегчалась тем, что насилие ограничивалось определенными часами дня или конкретными местами (лагеря смерти). Более того, когда действовало «„я“ Освенцима», вся окружающая среда олицетворяла миссию, задачу и врач воспринимал себя как часть всей системы, которая ему навязывалась. К тому же, оставаясь нечувствительным к массовому убийству невинных, он находил способ выжить. Иными словами, принятие роли убийцы позволяло ему пережить весь этот ужас. Поскольку убийственное «я» исчезало, когда он возвращался к семье, врач не чувствовал за это вины, потому что «ответственным» за эти преступления было его «„я“ Освенцима».

Эта интерпретация, возможно, необязательна для всех нацистских врачей, участвовавших в отборе и уничтожении тысяч людей. Некоторые из них были ярыми сторонниками евгеники еще до начала войны, и их деятельность лишь укрепила прежние убеждения. Таков был случай с Менгеле. Однако большинству из них пришлось прибегнуть к двум процессам, чтобы сохранить свою роль врача-убийцы. Во-первых, это привыкание. По мере повторения насилия мы становимся нечувствительными к нему. Естественная эмпатия, которая возникает при наблюдении за тем, как причиняется вред беззащитному человеку, притупляется в результате многократного повторения этих действий. Одновременно происходит внутренний диалог, который принимает форму оправданий, позволяющих совершать то, что ранее казалось немыслимым. Этот диалог способствует моральной дезинтеграции, которая позволяет обесчеловечивать и убивать другого: таким образом, используются эвфемизмы (например, «окончательное решение»), возлагается вина на жертв («евреи разрушили Германию»), апеллируется к высоким идеалам («ради блага родины») и в конечном итоге преступление оправдывается, мол, исполняются приказы, так требуют война и окончательная победа.

В сознании Менгеле

Если бы не нацистская эпоха, Менгеле, вероятно, построил бы карьеру врача, а не стал массовым убийцей. Он воплощает в себе самый жестокий образ тирана, одержимого стремлением совершить геноцид.

Психологически в нем выделяются три компонента так называемой темной, или злокачественной личности: отсутствие эмпатии ко всем, кто оказывался под его скальпелем (что, без сомнения, распространялось бы и на любого, кто противился его воле); гипертрофированное эго, порожденное исключительным нарциссизмом, которое заставляло его верить, что он избранный, призванный довести до конца биологические и идеологические принципы высшей эволюции арийской расы; и садизм, способность наслаждаться страданиями, которые он наблюдал или вызывал у людей и животных[25]. Таким образом, Менгеле не нуждался в «двойственной» идентичности, о которой писал Лифтон: в нем врач-убийца и человек в быту представляли собой одно и то же «я». И можно предположить, что его вера в высшую цель не служила для него средством защиты от вины, а была одним из движущих мотивов его действий[26], поскольку отсутствие сожаления – один из ключевых признаков эмоциональной нечувствительности (дефицита эмпатии) и нарциссизма.

Менгеле воплотил в реальность жуткий кошмар, представленный Гербертом Уэллсом в романе «Остров доктора Моро» (1896). В этом произведении ученый, озлобленный на своих коллег в Лондоне, решает доказать, что он гений, способный улучшить творение божье, превращая зверей в людей. На основании этого достижения сама человеческая раса могла бы быть «усовершенствована» благодаря его науке. Во время его операций слышны пронзительные крики боли животных, которые страдают без анестезии, пока части их тел ампутируются.

Менгеле сбежал и превратился в скользкий символ Зла. Если Уэллс предвосхитил его за полвека до этого, то фильм «Мальчики из Бразилии» 1978 года изгонял разочарование от побега «Ангела смерти», сталкивая в смертельной схватке Визенталя и Менгеле. В этом фильме Менгеле клонировал Гитлера! Угроза его возвращения зазвучала с удвоенной силой. На момент съемок фильма Менгеле был еще жив и скрывался, а всего через несколько месяцев он утонул. Интересно, успел ли он увидеть собственную чудовищность на экране, великолепно сыгранную великим Грегори Пеком?

Ильза Кох

Биографическая справка

Из всех женщин, занимавших ответственные посты при нацистском режиме, Ильза Кох, несомненно, – самая печально известная, даже если самое чудовищное обвинение против нее – приказ изготавливать абажуры для ламп и другие предметы из кожи татуированных заключенных, которых она велела убить, – так и не было доказано. Это не имело особого значения: