Избранные труды - Михаил Шаргородский

Ныне мемориальная доска увековечила память М. Д. Шаргородского на стене здания юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, где он много лет преподавал, вел напряженную научно-исследовательскую работу, вкладывая в дело своей жизни силы, душу, знания и талант.

Рядом с доской, увековечившей память М. Д. Шаргородского, другая доска в память моего незабвенного учителя – академика Анатолия Васильевича Венедиктова.

Глубоко символично, что эти доски оказались рядом, причем именно по одну, а не по другую сторону входа на факультет. Что же роднит этих выдающихся ученых при всем несходстве их темпераментов? Роднит их то, что оба они были беспредельно преданы науке, которая оставалась их первой и последней любовью.

Их жизнь и деятельность – образец для подражания всем нам, особенно грядущим поколениям, которые неизбежно приходят на смену тем, кто совершил то, что мог.

Михаил Давидович Шаргородский был моим учителем и остается им

Судьба распорядилась так, что почти двадцать лет мне довелось учиться у него, работать вместе с ним, шутить, спорить… Если попытаться сказать кратко, что значит для меня быть учеником Михаила Давидовича, то это, наверное, и прошедшая через годы убежденность в том, что он был настоящим университетским профессором, тем образцом, к которому хотелось бы приблизиться.

Я впервые увидел его на лекциях по Общей части уголовного права второкурсником, все еще сохранившим романтически-приподнятое восприятие университета и его юридического факультета… Уходящий в бесконечность коридор Главного здания, студенты-геологи в красивых мундирах, амфитеатр 88-й аудитории… В этой-то битком набитой студентами аудитории и состоялась встреча с уголовным правом и человеком, который стал для меня частицей университета. Его лекции нужно было слушать и неторопливо записывать, каждая из них была исследованием проблемы, проводимым на глазах студентов, они были интересны, так же как был интересен и сам лектор – спокойный, уверенный в себе человек.

Плотом был студенческий научный кружок, его работой руководил М. Д. Шаргородский, мой доклад, неожиданное предложение быть старостой кружка, и новые грани личности Михаила Давидовича, раскрывающиеся теперь в живом непосредственном общении: полное отсутствие «позы и фразы» (качество, свойственное далеко не всем), естественный демократизм, готовность спорить, возражать и соглашаться, похвалить порой детские попытки самостоятельности докладчиков, – все это создавало атмосферу радостного творчества.

Михаил Давидович был научным руководителем моей дипломной работы, а через три года работы по распределению и поступления в аспирантуру – я узнал еще одного М. Д. Шаргородского – заведующего кафедрой уголовного права – маститого ученого, доброжелательного и требовательного руководителя. Мне кажется, что все тогдашние аспиранты: В. И. Пинчук, В. Д. Филимонов, А. С. Горелик и другие работали под его руководством. Безусловным требованием было одно – глубокое изучение литературы в том числе дореволюционных отечественных авторов, самостоятельность в научном исследовании. Расхождение в научных взглядах аспиранта и руководителя не возбранялось, напротив, зачастую именно при столкновении мнений научная молодежь «оттачивала когти» в полемике со своим руководителем.

Научной общественности хорошо известны научные труды М. Д. Шаргородского, они по-прежнему живут, их цитируют, именно благодаря его усилиям сложилась ленинградская школа уголовного права. У меня же осталась в памяти та радость, с которой Михаил Давидович, встретил вышедший в свет в 1960 году учебник по Общей части уголовного права, написанный коллективом кафедры под его и Н. А. Беляева редакцией. Это был первый учебник, написанный не московскими авторами. «Ну вот, – сказал как-то Михаил Давидович, – раньше лишь москвичи писали учебники, а мы рецензии на них…» Потом был пятитомный Курс уголовного права, создание журнала «Правоведение». Именно он сказал: «Нет, Вестник высшей школы? Лучше «Правоведение».

М. Д. Шаргородский был мужественный человек. Он с достоинством встречал трудности, без которых не обошелся и его длинный путь. И еще. Как-то в его отсутствие на кафедре кто-то сказал: «Заметили, наш Михаил Давидович с годами становится все красивее». Все дружно кивнули – да. Он действительно был красивый человек.

Библиотека М. Д. Шаргородского – в фонде библиотеки факультета. Читайте его книги. На стене факультета – памятная доска. В год его смерти вышла его посмертная работа «Наказание, его цели и эффективность». Дара Исаевна, его вдова, в заключение дарственной надписи написала: «…на добрую память». Мы помним.

Незабвенный

100-летие со дня рождения М. Д. Шаргородского – достаточное основание вспомнить его для каждого, кто был знаком с ним, вместе работал или учился у него. Я знакомился с Михаилом Давидовичем неторопливо: Юридический факультет ЛГУ я окончил экстерном. Кандидатскую диссертацию защищал в качестве соискателя кафедры, которой уже несколько лет руководил Михаил Давидович.

Облик Шаргородского сформировался у меня после того, как я послушал его выступления на юридических конференциях, дискуссиях по правовым проблемам на факультетском и кафедральном уровне. Обратило на себя внимание все: насыщенность интересным материалом, стиль изложения, аргументация. Михаил Давидович принимал активное авторитетное участие в организуемых по его инициативе обсуждениях на факультете монографий видных ученых-юристов: запомнилось обсуждение монографий А. Н. Трайнина «Состав преступления» и Б. С. Никифорова и философа Злобина об умысле.

Конечно сохранилось в памяти блестящее, смелое, убедительное, аргументированное выступление Михаила Давидовича на Всесоюзной конференции в Ленинграде в мае 1963 года по вопросам уголовного права, получившее резкую и необоснованную оценку со стороны высших идеологических инстанций, повлекшее для М. Д. строгое партийное взыскание и освобождение с занимаемых постов заведующего кафедрой и главного редактора журнала «Правоведение». Мне пришлось слышать не вызывающую сомнения в ее правдивости информацию о поведении Михаила Давидовича на заседании в ЦК. Он не впал в плаксивое покаяние, а пытался приводить разумные аргументы и даже упрекнул одного из выступающих в неубедительности его доводов.

Во вводной статье профессора Б. В. Волженкина дана краткая характеристика главных работ М. Д. Шаргородского. Хотелось бы пополнить перечень еще одной – это опубликованная издательством ЛГУ в 1955 году книга «Вопросы Общей части уголовного права (законодательство и судебная практика)», в основу которой положено изучение действующего законодательства и судебной практики Верховного Суда СССР за семнадцать лет (1938–1955 гг.).

Содержание книги составляет анализ судебной практики Верховного Суда СССР, относящийся практически ко всем основным разделам уголовного права. Особенно, до настоящего времени, сохраняет интерес комментарий автора по делам Егоровой и Помаленкого (убийство).

Естественно, что в моей памяти с большой четкостью сохранился факт сдачи кандидатского экзамена по уголовному праву в комиссии юрфака под председательством М. Д. Шаргородского.

Помню все: вопросы (соучастие, социологическая школа, добровольный отказ), доброжелательную атмосферу, само собой – результат (я получил «пятерку»). Под конец М. Д. спросил: Кто был главой социологической школы? Я ответил. М. Д. это, как мне показалось, понравилось.

Конечно, я не сразу привык к Михаилу Давидовичу, но довольно скоро все стало на свое место.

Облик глубоко интеллигентного отзывчивого человека, готового помочь молодому коллеге встать на ноги, сохраняется в моей памяти, дает мне право называть его Незабвенный.

Предмет, система и метод науки уголовного права[1]

§ 1. Понятие уголовного права

Одной из основных отраслей права является уголовное право[2]. Как и право в целом, оно охраняет, закрепляет и развивает общественные отношения и порядки, выгодные и угодные господствующему классу. Порожденное существующими общественными отношениями, уголовное право имеет своей основной задачей охрану этих отношений. В уголовном праве находит выражение воля господствующего класса. К. Маркс и Ф. Энгельс писали о буржуазном праве: «…ваше право есть лишь возведенная в закон воля вашего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса»[3].