Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы - Митрополит Антоний (Блум)

то, что Он – Спаситель мира. И даже это было Ей сообщено не так явно. У креста мы видим Мать, которая отдает Своего Сына на смерть, потому что Он был рожден для этого часа, и юного ученика, которого простая и цельная любовь привела разделить ужас, боль Матери и умирание своего любимого Учителя. В тот момент вера выразилась в верности, она еще не была тем, что мы называем религиозной верой. Иоанн был верен своему Другу, и, поскольку его Друг был Богом, верность Другу оказалась за пределами земной верности.

Но где были другие ученики? Иуда повесился. Он предал Христа и не ожидал для себя прощения и спасения. Остальные, собравшись вместе, заперлись в страхе. Один из них, Петр, ощущал себя предателем, другие сознавали, что сбежали из трусости, а Фомы вообще с ними не было. И когда Христос явился посреди них, они обрадовались: Он жив, смерть каким-то образом над Ним не восторжествовала. И Христос засвидетельствовал о Себе, что Он воскрес из мертвых, Он – не дух. И радость их была велика. А потом пришел Фома. Что он увидел? Он увидел десять своих товарищей, которые радовались воскресению Христа, но сами не изменились. Их страх сменился ликованием, но они были те же. Он не мог поверить, что, повстречав воскресшего Христа, они могли оставаться такими же, какими он знал их раньше. И Фома сказал: Пока опытно не удостоверюсь, чть означает Его воскресение, не поверю. И, явившись, Христос предоставил Фоме возможность удостовериться[13], но тот не стал этого делать. Увидев Христа, Фома сразу понял, что встретил Того, Кто воскрес, и поверил в воскресение (ср. Ин. 20: 24–28).

И только позже, когда Святой Дух сошел на учеников, они изменились настолько, что в любых обстоятельствах всякий узнавал в них Божьих служителей. Одни видели в них посланников истины и жизни и следовали за ними, другие видели в них проповедников ложного божества, неправды и убивали их вместе с их учениками, но опыт встречи с ними всегда был абсолютно убедительным.

Если задуматься о нас самих, каково наше положение, каждого из нас? С одной стороны, мы – такая община, в которой неверующий человек обнаружил крупицу Божественного присутствия. Каждый из нас – разбитый глиняный сосуд, и все же в этом сосуде есть капля вечной жизни, которую даровал нам Бог, и когда мы встречаемся в церкви, мы как бы оставляем за дверью все, что преднамеренно недостойно Бога. Я говорю «преднамеренно», потому что в нас многое недостойно Его, но наше намерение, наше желание, наша устремленность, наша решимость в том, чтобы стать действительно достойными – нашей верностью стать достойными Бога, Который верен. И каждый из нас должен поставить перед собой вопрос: кто он, каково его положение? Каждый из нас коснулся края ризы Христовой, уловил Его присутствие, услышал Его голос, что-то нас поразило, и мы стали Его последователями, я не говорю – учениками, потому что ученик – это больше, чем последователь. За Христом следовали толпы людей ищущих: ищущих вечной жизни в самих себе и в окружающих людях. Каждый из нас уверен, что да, Бог есть, что да, Христос – Сын Божий, что да, Дух Святой сходит и научает нас. Но есть измерение, которое Бог требует от нас, или, точнее, которое необходимо нам для того, чтобы вырасти в иную меру полноты. Это не только уверенность, это – верность. Если то, что мы знаем о Христе, истинно, если Его учение – Истина, почему же мы изо дня в день остаемся чуждыми этому учению?

Этот вопрос я хочу поднять в следующий раз, посмотрев, с одной стороны, на нашу жизнь, а с другой стороны, на молитвы, которыми мы молимся. Я надеюсь, что моя беседа не была слишком невнятной. Постарайтесь продумать ее и разобраться, потому что это важно, и я стараюсь нащупывать ответы. Делайте то же самое.

3. Молитвы святых[14]

Как вы знаете, в этой серии бесед я намеривался поговорить о вопрошании и отчасти о сомнении. Каждый раз, когда кто-нибудь затрагивает эти темы, он вполне справедливо подвергается суровой критике за то, что покушается на простоту и цельность веры других людей. Но я глубоко убежден, что у каждого из нас есть вопросы, которые остаются неразрешенными в нашей жизни, в сердце, в житейском опыте, и, большей частью, мы закрываем глаза на эту проблему. Мы говорим: «Я потом разберусь» или «Это должно быть верно, потому что так говорит Церковь или потому что так говорит тот, кому я доверяю». И в результате мы лишаем себя возможности созреть и в доверии к Богу, и в постоянно углубляющемся понимании Его путей.

И сейчас я стараюсь не поколебать чью-то веру, а заставить себя, но, возможно, и вас всмотреться в то, что мы считаем истиной, и поставить перед собой вопрос: в какой мере я сам уверен в той истине, которую исповедую? Это чрезвычайно важно для священника, потому что он обязан провозглашать Божью истину и каждый раз оказывается перед лицом если не сомнений, то раздумий: «Имею ли я право из своего малого опыта, из его ограниченности провозглашать Божью правду?» Но это важно не только для священника: перед каждым из нас, перед всеми нами требовательно встают молитвы Церкви.

Церковь – очень сложное сообщество людей. С одной стороны, это место, где пребывает Бог, с другой – Церковь состоит из людей хрупких, находящихся в становлении. В какой-то мере мы – народ Божий, потому что мы все коснулись края ризы Христовой, даже если не пошли глубже первой встречи, если наша встреча не стала откровением. Но все вместе, в нашей общности мы обладаем большей полнотой истины, большим знанием, большим опытом, чем каждый в одиночку, сам по себе. И в этом смысле Церковь – удивительный организм, потому что в ее сердцевине пребывает Господь Иисус Христос, Который являет Собой откровение, провозглашение, воплощение Божьей истины, и Святой Дух, Который Своим дыханием помогает нам ее постичь. Но, как уже было сказано, каждый из нас несовершенен, потому что мы еще не обрели зрелости святых, которая даже у святых не достигает полноты вплоть до конца их жизни, а может быть, до свершения времен.

И я хотел бы сегодня обратить ваше внимание на несколько вещей. Как я уже говорил, мы все употребляем молитвы, в которых заключен опыт святых. Этот опыт может быть чрезвычайно глубоким, нести в себе почти