Избранные письма - Алексей Писемский

Да хранит вас бог. Остаюсь, дружески пожимая вашу руку, душевно преданный вам Писемский.

П.А.ПИСЕМСКОМУ

15/27 октября 1875. [Москва].

Бесценный друг мой Поля!

Мать тебе уже писала об номере и числе пакета, в котором к тебе должны прийти деньги; на всякий случай повторяю его еще раз: No 1, 11 октября 1875 г. Получить эти деньги ты должен дней через 6-ть после отправки, т.е. числа 17-го по нашему стилю. В Москве теперь сильное волнение: лопнул Коммерческий ссудный банк{588}, в котором у меня, как и в прочих частных банках, нет ни гроша, но, тем не менее, я другой день в каком-то лихорадочном состоянии, прислушиваюсь к этому общенародному бедствию. Акции этого банка все почеркнуты и на бирже не имеют никакой цены, а сколько получат вкладчики по билетам и текучим счетам - еще неизвестно, но говорят, что дифицит огромный. Если есть в Берлине "Московские ведомости", то в 261 номере их, от 14 октября, ты можешь об этом прочесть очень обстоятельную статью. Правительство, кажется, серьезно озабочено, чтобы не было в Москве общего банкового кризиса, так как публика, под влиянием паники, пожалуй, сразу потянет из всех банков свои вклады, и, как пишут в газетах, оно готово в этом случае идти на помощь к банкам. Председателем лопнувшего банка был молодой еще почти человек, некто Полянский, который, если ты помнишь, жил рядом с нами в Останкине. Теперь он уже арестован и вместе с ним еще один директор, фамилии которого я не знаю{589}. Прокурорский надзор начал уже следствие. В самом банке происходят раздирающие душу сцены: плачут, бранятся, падают в обморок - ужас, что такое!.. Да хранит тебя бог. Обнимаю и благословляю тебя. Отец твой Писемский.

И.С.ТУРГЕНЕВУ

октября 29

1875----------Москва.

ноября 10

Мой дорогой Иван Сергеевич!

Вот, наконец, сын ко мне возвратился из-за границы, что значительно меня успокоило, хотя физические недуги меня продолжают невыносимо мучить да более всего меланхолическое настроение и всевозможные страхи за близких мне людей. Над Москвою, как вы, вероятно, уже слышали и читали, разразился страшный удар: лопнул и рухнул Коммерческий ссудный банк; открылось безобразнейшее мошенничество, акции все ничего не стоят, да и по вкладам вряд ли получить полную сумму. Я, разумеется, не пострадал по своему глубочайшему презрению ко всем нашим частным и так называемым общественным учреждениям. Куда я ни покажусь, меня все называют пророком, вспоминая 2-й акт моей пьесы "Просвещенное время". В ссудном банке проявилось то же самое... и мошенничество, как и в пьесе моей.

Рекомендованную мне вами девицу Блярамберг я мог рекомендовать Гатцуку (издателю маленькой газеты). Он задал ей перевод, а именно статьи Юльана Шмидта обо мне и об вас, которые она перевела, и перевела очень хорошо. Статейки эти уже пошли{589}.

Вот вам все наши новости. Да даст вам бог здоровья. Остаюсь, дружески пожимая вашу руку, преданный вам Писемский.

P.S. Где Анненков, и не можете ли вы сообщить мне его адрес?

И.С.ТУРГЕНЕВУ

[7 февраля 1876 г., Москва].

Мой дорогой Иван Сергеич!

Давным-давно я собираюсь Вам писать, но то недуги, то хлопоты препятствовали тому. Прежде всего скажу вам, что сын мой возвратился уже из-за границы и теперь доканчивает диссертацию об акционерных компаниях, которую, может быть, нынешней весной и защитит. Я сам, несмотря на различные хворости и страшнейшую ипохондрию, написал пьесу "Финансовый гений"{590}, которую и препровождаю к вам в двух экземплярах, из каковых один убедительнейше прошу переслать П.В.Анненкову, чего сам не делаю, потому что не знаю, где он пребывает, и напишите ему, пожалуйста, чтобы он хоть двумя строчками уведомил меня о своем местожительстве. Пьеса моя напечатана в маленькой газетке, потому что "Русский Вестник" не принял ее по негодности, и, таким образом, у меня прервалась связь и с последним толстым журналом, которой меня печатал, и я отныне остаюсь без приюта среди многолюдной площади, именуемой Русская литература.

Пьеса, между тем, была уже поставлена на сцене в Москве и имела и имеет большой успех. Нелепости спиритизма, продажная и глупая печать, фальшивые телеграммы, безденежные векселя, видно, слишком уже намерзили в глазах публики, так что меня неоднократно и с громкими рукоплесканьями вызывают и затем словесно благодарят, что я всех сих гадин хоть на сцене, по крайней мере, казню, так как, к сожаленью, прокурорский надзор и суд не до многих еще из них находят юридическую возможность добраться. Да хранит вас бог. Напишите об себе хоть несколько слов. Дружески жму вашу руку Писемский.

Е.И.БЛАРАМБЕРГ

Останкино, дача Чубукова

[10-11 августа 1876 г.].

Любезнейшая Елена Ивановна!

Не замедляю отвечать на ваше письмо. Прежде всего радуюсь за ваш успех в редакции "Вестника Европы" и душевно желаю, чтобы роман ваш{590} был скорее окончен и напечатан. Что касается до нас, то мы живем в Останкине, на даче Чубукова; погода первоначально стояла очень жаркая, а теперь довольно холодная. Сын наш (это, кажется, уж было без вас) защитил свою диссертацию, удостоен звания магистра прав и факультетом избран в доценты на кафедру гражданского процесса; дело теперь стало только за Советом, который окончательно утверждает доцентов и который, по случаю наступившего вакантного времени, не мог собраться.

Что касается до меня, то я по-прежнему ничего не делаю и не могу ничего делать, кроме маленьких хлопот и дрязг по дому. Ипохондрическое настроение владеет мною вполне: ко всякой умственной работе полнейшее отвращение, к письменному столу подойти нет сил.

Тургенев проезжал через Москву, был у нас на даче; совершенно здоров и, по-видимому, в очень хорошем настроении духа.

Письмо это я пишу рукой жены, потому что моих каракуль вы, вероятно, и не разберете. Все мы вам кланяемся и желаем вам одновременно и трудиться и веселиться. Дружески пожимая вашу руку, остаюсь преданный вам.

Писемский.

Н.В.САВИЦКОЙ-БАТЕЗАТУЛ

[16 октября 1876 г., Москва].

Посылаю вам, милейшая Надежда Владимировна, письмо к Майкову{591}, каковое вы можете прочесть и затем уже запечатать. Душевно желаю, чтобы он пособил исполниться вашему желанию. Сегодня, кажется, уехала из Москвы актриса Стрепетова играть в Художественном клубе, именно: Лизавету в "Горькой судьбине"; но вам вряд ли удастся ее видеть: она едет всего на один спектакль. Остаюсь, дружески пожимая вашу руку Писемский.

1876 г., октября 16.

М.О.МИКЕШИНУ

[23 февраля 1877 г., Москва].

Почтеннейший Михайло Осипыч! Как вам не грех думать{591}, что я вас не помню? Слава богу, вы напоминали о себе не одному мне, а всей России вашей художественной деятельностью. Что касается до романа и до бороды Бегушева{592}, то, пожалуй, придайте ему ее и в типе его, когда будете набрасывать карандашом, если можете, постарайтесь сохранить характер лиц Бестужева и Герцена. Касательно же цензурных и редакционных неряшеств{592} (последних, я полагаю, ужасно много), то я сам приеду в Петербург для переговора о сем предмете, но дело только в том, что скоро ли приедет в Москву Прахов. Если скоро, то я его подожду и с ним приеду в Петербург, если же долее двух недель, то я приеду сам в Петербург. Уведомьте меня об этом немедленно, дабы я знал, как распорядиться.

Остаюсь, дружески пожимая вашу руку, Писемский.

23 февраля 1877 года.

М.О.МИКЕШИНУ

[10 марта 1877 г., Москва].

Почтеннейший Михайло Осипыч!

Прежде всего, согласно вашему желанию, письменно сим удостоверяю, что я, Писемский, при точном исполнении принятых вами, Микешиным, платежных условий за роман мой "Мещане", то есть по двести рублей сер. за печатный лист "Пчелы", обязуюсь последующие части романа, если таковые будут мною написаны, печатать в "Пчеле" и отнюдь не передавать ни в какой другой журнал, и части эти должны быть принимаемы редакцией на тех же условиях, на каких принята и 1-я часть романа.

Сейчас я получил мастерской рисунок ваш: фигура Олуховой{592}, по-моему, совершенно хороша; но Бегушев должен быть и толще и старше, ему уже 50 лет, и у него немного седых волос. И вообще при очень хорошем думчивом выражении лица Бегушева в фигуре его как-то мало импозантности, мало барина, то есть того, на что есть прекрасный намек в "Короле Лире". Когда этого несчастного короля в пустыне в рубище встречает одно из действующих лиц трагедии, то восклицает: "Король!" - "Почему ты знаешь, что я король?" - спрашивает его Лир. - "В тебе есть нечто такое, что говорит, что ты король!" - отвечает ему это лицо. Что барство Бегушева необходимо выразить, это вытекает из внутреннего смысла романа: на Бегушеве-барине пробуются, как на оселке, окружающие его мещане; не будь его, - они не были бы так ярки; он фон, на котором они рисуются. Затем перехожу к более частным подробностям: волосы у него пусть будут львиная грива и курчавые, но зачесаны назад и не падать на лоб; бороду ему, по вашему желанию, я приделал в романе, но бакены, полагаю, не нужны.

Вот, почтеннейший Михайло Осипыч, мое совершенно откровенное мнение. Воспользуйтесь им, насколько оно, разумеется, будет вам пригодно.