Желтый саквояж - Николай Дмитриев

Дмитро затряс головой и разглядел лежавший рядом жёлтый кожаный саквояж, замок у которого вместе с бывшей на нём пломбой был напрочь оторван пулей. Парень осторожно протянул руку, открыл саквояж и вдруг увидел наполнявшие его тугие пачки денег…

Поручик Зенек просидел возле обломков «эрвудзяка» почти сутки. Вывалившись из кабины и рванув кольцо, он сразу понял, что «мессершмитт» намеревается ударить из пулемётов прямо по нему. Зенек тут же скосил едва раскрывшийся купол, резко уйдя вбок, и немец, к счастью, промахнулся.

Стремясь поскорее опуститься, Зенек слишком сильно подобрал стропы, и удар о землю получился таким сильным, что поручик на какое-то время потерял сознание. Когда же, придя в себя, он попробовал встать, оказалось, что левая нога сильно ушиблена, и ступать на неё нестерпимо больно. Однако, понимая, что шагать всё равно надо, Зенек заставил себя кое-как идти и, припадая на покалеченную ногу, медленно побрёл к дальней опушке, над которой поднимался хорошо видимый столб дыма и где над лесом всё ещё продолжал кружиться «мессер».

Падающий самолёт пролетел довольно далеко, и охромевший Зенек добрался к месту падения только под вечер. Осмотревшись, он понял, почему немец так долго кружил здесь. Всё кругом было побито пулями, а потому поручик даже не удивился, увидев Ковальского, навзничь лежавшего на земле: слишком выразительны были пятна крови, густо проступившие на мундире.

Зенек, ясно понимая, что ничем помочь уже нельзя, сложил руки убитого товарища на груди и, машинально застёгивая клапан, вспомнил про письмо. Наскоро обыскав карманы, Зенек убедился, что конверта нигде нет, и именно тогда у поручика возникли некие подозрения.

Превозмогая боль, Зенек обыскал всю поляну и в одном месте нашёл чёткие следы тележных колес и вроде бы отпечатки копыт, но когда именно они были оставлены, понять было трудно. Тогда Зенек решительно полез в разбившийся самолёт и до темноты ковырялся в обломках, стараясь найти хотя бы остатки от, скорее всего, сгоревшего саквояжа.

Всё было напрасным. Пламя сожрало почти всё, что возможно, даже рычаги в кабине оплавились, превратившись в какие-то тёмные сгустки. Конечно, саквояж тоже мог сгореть дотла, но всё равно, пересидев ночь и дождавшись утра, несколько оклемавшийся Зенек принялся обыскивать всё кругом, предположив, что если Ковальский сам выбрался на поляну, то он мог и выкинуть саквояж. Однако поиски не увенчались успехом, и Зенеку осталось только одно — ждать.

Майор Вепш появился на своём «фокселе» где-то к полудню. На этот раз его сопровождал пикап с десятком жолнеров. Пока солдаты обыскивали всё вокруг, майор присел рядом с полулежавшим Зенеком и коротко бросил:

— Рассказывайте.

— А что рассказывать? — глухим и каким-то безразличным голосом начал пояснять Зенек. — Мы до последнего ждали пана майора, а дождались немцев. Мы взлетели, а тут этот клятый «мессершмитт». Откуда он только взялся…

— Об этом я не могу сказать ничего. Что же касается вашего ожидания… — Майор не договорил и, оборвав себя на полуслове, кинул: — Пан поручник уверен, что саквояж сгорел?

— Нет… — через силу ответил Зенек. — Не уверен.

— И я нет…

Майор Вепш сокрушённо вздохнул, выпрямился, посмотрел вокруг и, ничего больше не спрашивая, подошёл к искореженным огнём обломкам. Ещё раз окинув напоследок всё внимательным взглядом, майор зачем-то пнул ногой кусок консоли и, повернувшись к солдатам, уже прекратившим поиски, приказал:

— Поехали!

Жолнеры погрузили тело Ковальского в кузов своего пикапа и помогли совсем ослабевшему Зенеку сесть в «фоксель». Загудели моторы, и крошечная колонна медленно двинулась по ухабистому сельскому просёлку назад в город. В «фокселе» царила тишина. Зенек смотрел в окно, майор, откинув голову на спинку сиденья, о чём-то думал, и только когда автомобиль проехал добрый десяток километров, Вепш завозился на своём месте и обратился к Зенеку:

— Пан поручник сообщит семье Ковальских?

— Так, — глухо ответил Зенек…

Тяжело опираясь на толстую палку и всё равно сильно прихрамывая, поручик Зенек медленно шагал по ухоженной дорожке, ведущей от калитки к парадному входу. У него почему-то то и дело темнело в глазах, и тогда он делал короткую остановку, а потом упрямо шёл дальше.

Подойдя к крыльцу, Зенек увидел врезанный в филёнку дверной звонок со стандартной надписью «прошу кшенциць»[30], взялся за блестящий отполированный руками флажок и крутнул, вызвав где-то там, в передней, негромкую трель.

Дверь открыла миловидная девушка в цветастом фартучке и, заметив в её лице чисто родственное сходство, поручик Зенек почти уверенно спросил:

— Панна Ковальская?

— Так, я Ирена Ковальская… — девушка удивлённо посмотрела на офицера и, внезапно догадавшись, машинально взялась рукой за косяк. — Что?.. Как?.. Где?

— Тут… Рядом… Так получилось… — Зенек сглотнул подкативший к горлу комок и сбивчиво пояснил: — Мы летели вместе… Я выпрыгнул с парашютом, а Яна убили уже на земле… Клятый немец гонялся за нами до последнего…

Взгляд Ковальской сразу сделался каким-то отсутствующим, а глаза, которые, казалось, ничего не видели, стали смотреть куда-то, как в пустое пространство. Наконец чужим, одеревеневшим голосом она спросила:

— Я могу сама похоронить его?

— Так, панна, именно потому я и здесь…

Зенек наклонил голову, скривился от неожиданной боли (неудачный прыжок в который раз напомнил о себе) и вдруг, потеряв равновесие и выронив палку, боком повалился со ступенек крыльца на чисто выметенную дорожку.

Зенек пришёл в себя, когда два дюжих мужика, почему-то одетых в белые халаты, укладывали его на жестковатую кушетку. Ощутив под щекой прохладный холодок кожаной обивки, поручик с удивлением оглядел помещение явно больничного вида.

Правда, мужчин, похоже, принесших его сюда, он спросить не успел, так как они почти сразу вышли, зато вместо них в комнату вошёл низкорослый полноватый человек на вид лет пятидесяти и, довольно потирая руки, спросил:

— Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете?

— А вы кто? — не понял Зенек.

— Я?.. — одна бровь у человека смешно поднялась вверх. — Я, молодой человек, доктор Штейн.

— Доктор? — удивлённо переспросил Зенек и ещё раз огляделся. — Но как я к вам попал?

— Очень просто, пане поручник, — доктор присел на краешек кушетки. — Ко мне прибежала моя соседка панна Ковальская и попросила помочь.

— А что, со мной и вправду что-то серьёзное? — забеспокоился Зенек.