Шофер. Назад в СССР. Том 3 - Артём Март

я от этого разговора, — а про Серегу Мятого, то есть Бесхлебного, ты не слыхала? Есть там про него какие-никакие вести?

— Нет, не слыхала, — покачала головою Маша.

— Понятно. Надо бы к нему съездить вечерком. Проведать. Ну если бы помер, — я нахмурился, — я бы уже знал. Всюду бы раструбили.

— Едуть! Едуть! Вон! Гля! — Закричал кто-то из шоферов. Мы с Машей удивленно оглянулись.

Вниз по той же самой дорожной насыпи, по которой прибыли Енисеи, шла новая колонна комбайнов.

— Немцы едут! — услышал я голос Титка.

Все шоферы пошли к дороге, посмотреть на немецкие машины.

— Куда вы! — Кричала им Алла Ивановна, — куда вы идете! Вернитесь к машинным, товарищи! Ну что вы как дети?

Увидел я, как Вакулин подошел к чиновнице и одернул ее строго. О чем-то тихо с ней заговорил. Другие шоферы же даже и не глянули на нее. Их интересовали только немцы.

Колонна шла ровным ходом. Спереди вела ее новенькая белая волга. Немецкие комбайны — зелено-белые коробки ехали к нам, подняв над землей свои окрашенные красным мотовила.

Заметил я, что по конструкции они отличаются даже внешне от наших, советских: кабина, располагающаяся посередине, была больше; обзорные окна просторнее; За кабиной квадратный, но приплюснутый, как черепаший панцирь, располагался бункер.

На всех комбайнах спереди, сбоку, и, наверное, даже сзади, красовались большие, выведенные красными буквами надписи: Claas.

Колонна, кончала которую вторая волга, остановилась прямо посреди дороги. Комбайнеров внутри немецких машин было видно. Сквозь слегка тонированные, но прозрачные стекла, с интересом смотрели они на наши самосвалы.

Из первой волги вышли несколько человек: председатель колхоза, зампред Щеглов и еще двое пожилых мужчин, одетых в светлые деловые костюмы и при галстуках. Их я не знал. Однако, судя по тому, как из задней волги выскочил и побежал вперед, к ним, Георгий Иванович Зубарев — местный учитель немецкого, я понял, что были те два незнакомца немцами.

Руководство колхоза в сопровождении Зубарева и немцев пошло к полю, на прокос. Держались они на почтительном расстоянии от шоферов и комиссии. С последними, правда, поздоровались сдержанными кивками.

— И сзади у них тоже claas, — сказал я, глядя на первый из четырех комбайнов, остановившихся почти возле нас с Машей.

— Разляпистые какие, — удивленно проговорил Титок, глядя на комбайны — квадратные, что твой коробок от спичек. А красивые, цветастые.

Комбайнеры сидели в своих машинах недолго. Поняв, что руководство отошло поговорить, стили они выбираться наружу, сходить на землю.

Было их четверо: трое молодых, а четвертый постарше, кряжистый, с пузиком.

Все они стали у комбайнов. Кто-то закурил, кто-то оглядывался по сторонам. К нам идти не торопились, будто бы остерегались. Почти все остерегались.

Один комбайнер, тот что шел в первой машине, глянул на нас с Машей. Вернее, на Машу. Заулыбался. Был он высокий и крепкий. Светловолосый. Лицо его было бы белым, однако уже покрылось легким Кубанским загаром. Одетый в синий спецкомбинезон и белую рубашку в мелкую клетку, потопал он к нам, чуть не поблескивая зубами.

— Сдравствуйте! — Внезапно, почти без акцента обратился он, почему-то не ко мне, а к Маше, — скашите, а мошно ли у фас что-то спросить?

Глава 4

Маша растерянно глянула на меня. В глазах ее горел немой вопрос. Видел я, что немец этот смотрит на Машу так, как смотрят, обычно, на красивых девушек молодые, полные сил парни. Смотрит, как на женщину, которую очень бы хотелось ему получить в свои руки.

— Зависит от вопроса, — вмешался я немедленно, — и потом, не знаю как у вас, а у нас, в Союзе, принято перед обращением знакомиться да представляться.

Немец зыркнул на меня недобрым взглядом. Взгляд, впрочем, недобрым был только пару мгновений. Потом смягчился. А улыбка и вовсе все это время не сходила с его правильных черт лица.

— О, — начал он, глядя уже на меня, — прошу прощения. Мое имя — Клаус. Клаус Рихтер. Очень приятно поснакомиться.

Немец протянул руку сначала мне, потом и Маше. Пожимая Машину маленькую кисть, он разулыбался еще сильнее. Дружелюбно засмеялся.

— Хорошо говоришь по-русски, Клаус, — сказал я, — где учился? Или жил у нас? В союзе?

— О! Ну что фы, что фы, — улыбнулся Рихтер, однако сделал он это одними губами. Взгляд его светло-голубых глаз потяжелел, упершись в меня, — фы преувеличиваете.

— Совсем нет, — ответил я.

— Ну что же, — он перевел взгляд свой на Машу, и тот немедленно помягчел, — благодарю за такую лестную оценку. Meine mutter, — перешел он на немецкий, — фо фремена фойны была… Как это по-русски? Оstarbeiter.

— Так и будет, — ответил я, — остарбайтер. Значит, была твоя мама остарбайтером.

— Та, — кивнул он, вновь наградив меня холодноватым взглядом, — а папа… Эм… Deutscher Ingenieur.

— Инженер.

— Та! Та! Иншенер! — Он заулыбался Маше, — и, поэтому, русский ф моей семья немного фторой язык.

Маша же смотрела на него с настороженностью. И хотя в разговоре немец ловил Машины взгляды, она тщательно прятала от него глаза, держалась ко мне поближе.

— И какой же у тебя вопрос, — сложил я руки на груди, — товарищ Рихтер?

— Ну, по прафде скасать, — ответил он, — фопрос у меня польше к фам, fräulein.

С этими словами он снова заулыбался Маше.

— Ну тогда не тяните, пожалуйста, — немного раздраженно ответила она, — какой у вас вопрос? Мне уже на работу надо. Тороплюсь.

— О! Я не садершу фас надолго! Просто у меня… Как это скасать? — Рихтер тронул висок и скривался, — голофа.

— Болит голова? Таблетку дать? — Маша нахмурилась, сдвинула красивые свои бровки к ровному носику.

— Та! Та! Ja! — кивнул он, — полит голофа!

— Так, — сказала строго Маша и стала рыться в своей аптечке.

Немец же глянул на меня. Улыбка его немного померкла и превратилась во что-то вроде неприятной гримасы.

— Вот вам две таблетки аскофена, — Маша извлекала из аптечки красненькую пачку, достала таблетки, — у вас есть запить?

— Что? — Улыбнулся ей немец, принимая пилюли, — что ест?

— Вода. Запить. — Отрывисто сказал я.

— О! Ja! In meinem mähdrescher.

— Что? — Не поняла Маша.

— Говорит, в комбайне