Закат боярской республики в Новгороде - Юрий Алексеев

А в глазах великого князя Василия Васильевича, победившего в многолетней кровавой борьбе всех своих феодальных противников, Господин Великий Новгород оставался последним из них — ненадежным, непокорным вассалом, опасным самим своим богатством и политическими традициями, своими связями со вчерашними врагами великого князя. В таких условиях надеяться на прочный мир было трудно.

Пробыв в Новгороде три недели, приняв «великую честь» и испытав смертельную опасность, одарен «многими дары*, «отъеха мирно» Василий Васильевич в обратный путь, в свою столицу. Коренные вопросы московско-новгородских отношений оставались, по-видимому, открытыми. Да и можно ли было решить их путем переговоров?

А вот отношения между великим князем и Господином Псковом, «младшим братом» Великого,Новгорода, изменились принципиально и бесповоротно. Еще недавно, в зимней кампании 1456 года, псковичи выступили на стороне своего «брата старейшего». Не так уж гладко, даже очень не гладко шли дела между двумя великими городами. Не раз новгородцы обижали свою «братью моловшую», а в августе 1394 года даже «при идоша ко Пъскову ратию в силе велице, и стояша у Пскова 8 днии». Но, получив призыв о. помощи, «правя крестное Целование», «не поминая, что псковичем новгородцы не помогали ни словом, ни делом, ни на кую же землю», Господин Псков послал двух своих посадников «с силою псковъскою в помощь Великому Нову-городу. Правда, до боев дело не дошло: архиепископ Евфимий уже вел в Яжелбицах переговоры о мире.

Новгородское боярство видело во псковском своего соцерника. Похожий по своему политическому строю на «старшего брата», Господин Псков, бывший «пригород» Новгорода, далеко уступал ему в силе и богатстве, в размерах территории и политических претензий. Расположенный в северо-западном углу Русской земли, он вынужден был изо дня в день вести борьбу с немецким натиском и литовской агрессией, все время опасливо оглядываясь на «старшего брата», который был не прочь использовать «младшего» как разменную монету в своих хитроумных политических' комбинациях. Уже давно для новгородского боярства главным врагом были не Литва и не Орден, а собственный сюзерен.

Господин Псков должен был считаться как с новгородскими амбициями, так и с растущей силой Москвы. Со времен Александра Невского, освободившего его от первой и единственной за семьсот лет вражеской оккупации, Псков поддерживал прямую связь с великим князем. Но великий князь бил далеко и не всегда мог оказать реальную помощь. Пренебрегать отношениями с другими князьями также отнюдь не приходилось. И когда в том же 1456 году новгородцы выгнали из своего города князя Александра Чарторыйского за его позорное и двусмысленное поведение в зимней кампании («перевет ли не вемь держал еси к низовцемь»), псковичи «прияша его с великою честию... посадиша его на" княжении во святей Троицы и даша ему княжю пошлину всю». На псковском столе оказался двоюродный брат Казимира Литовского, зять Шемяки, недвусмысленный враг Москвы

Но через три года началось очередное «розмирье» Пскова с немцами. Борьба шла с переменным успехом. То псковичи, «шедше в землю немецкую», много там «пожгоша», то, наоборот, немцы вторгались в «шнеках и в лодиях во Псковскую землю». Малой, но утомительной пограничной войне не было видно конца. И вот теперь, в январе 1460 года, «услышавше, что князь великий в Новегороде», псковичи срочно отрядили к нему посольство— двух посадников и бояр «изо всех концов». Вручив великому князю «дар» — 50 «рублев», послы должны были «бити челом господину и господарю князю великому Василию Васильевичу: „...господарь, князь великий... приобижены есмя от поганых немець..."». Псковичи просили, чтобы великий князь признал Александра Чарторыйского своим наместником и тем самым взял Псков под свою защиту.. Василий Bai, сильевич в свою очередь потребовал, чтобы князь Александр поцеловал ему крест, т. е. принес вассальную присягу. Но гордый внук Ольгерда категорически отказался: «не слуга де яз великому князю». Псковичи предпочли союз с великим князем Русской земли, а не с литовским выходцем. Со своей «кованой ратью» в триста человек боевых слуг («оприч кошовых») князь Александр поехал домой, в Литву. Было это 10 февраля 1460 года. В истории Господина Пскова открывалась новая страница.

Через две недели после отъезда Чарторыйского город встречал князя Юрия Васильевича — второго сына великого князя всея Руси. Он приехал не как наместник, а как полномочный представитель своего отца. Псковичи и встретили его как великого князя. Девятнадцатилетнего Юрия они посадили на княжеском столе в Троицком соборе и вручили ему свою святыню— Довмантов меч, память о храбром князе, любимом герое псковичей, защищавшем их и от немцев, и от Литвы в далеком XIII веке. Отныне только великий князь назначал сюда наместников. С самостоятельной внешней политикой Господина Пскова было покончено. Великий князь всея Руси становился подлинным, а не номинальным сюзереном республики.

И это сразу оценили в Новгороде. «Възбуяшася Пьсковици в нестройне уме, наша братия мнимая, по нашим грехом, задашася за великого князя... утаився, своего брата старейшаго, Великого Новагорода»,.— возмущенно писал новгородский летописец. Гнев и досаду новгородской господи понять нетрудно. Псков окончательно уходил из-под ее влияния, становился союзником великого князя.

Туго затягивался новгородский узел в начале 60-х годов. Сложные, если не сказать — враждебные, отношения с великим князем дополнились теперь разрывом с «младшим братом». Конфликт Пскова с Орденом вызвал в Новгороде однозначную и характерную реакцию. Готовые с мечом в руках отстаивать свои собственные интересы, новгородские бояре совсем по-другому отнеслись .к проблемам «младшего брата». В них неожиданно проснулось миролюбие. Когда псковичи стали их «звати на немець, на то же кровипролитие», новгородцы вдруг оказались «в ужасти и печали» н «устрашишася страхом». Очень уж не хотелось боярам идти на «кровопролитие», защищая Русскую землю. Не ссориться с Орденом из-за какого-то Пскова, а «мирно жити» со-своими торговыми и политическими партнерами хотело новгородское боярство. Интересы Русской земли занимали бояр куда меньше, чем собственных выгоды.

Внезапный прилив миролюбия объясняется, однако, не только экономическими причинами. Господа по-своему верно поняла политическую ситуацию — Псков стал теперь непосредственным вассалом и союзником великого князя, и защищать его было не только хлопотно и невыгодно, но и просто глупо. Сражаясь за Псков, бояре только усиливали бы позиции своего сюзерена — великого князя. А этого они как раз и не хотели ни в коем случае. Великий князь был для их власти, для их политического будущего гораздо опаснее, чем Орден, чем Литва.

Очень не сочувствовали в Новгороде ни псковичам, ни тем более великому князю. Но на прямой разрыв с ним не решались: еще жив был в памяти недавний разгром под Русой. Не желая выступать против немцев, господа тянула время.

Вооруженный конфликт е Орденом на этот раз длился недолго. И новгородцам действительно удалось уклониться от прямого участия в военных действиях.

В январе 1461 года приехали послы, заключили мир. Не новгородская кровь пролилась на полях сражений. Князь Ива.н Васильевич Стрига Оболенский, московский воевода и первый наместник великого князя во Пскове, во главе псковских и московских сил добыл победу и мир.

Неудивительно, что отношения с Псковом и Москвой продолжали ухудшаться. 7 января 1462 года а Новгород приехали послы великого князя: бояре Федор Михайлович Челядня и Федор Александрович Белеутов и с ними дьяк Степан Бородатый. Опытнейшие, наиболее близкие к великому князю деятели его администрации. Неизвестно, о чем именно шли переговоры. Но со слов новгородского летописца известно другое — великокняжеское посольство встретило в Новгороде враждебный прием. Шестнадцатидненые переговоры не привели ни к чему. «Людие одеша неправдою и нечестью, неправду на высоту глаголоша»,— философски замечает по этому поводу летописец. Кто же это -«неправду на высоту глаголоша»? Разумеется, великий князь, сюзерен Новгорода. Это от его «многа замышьления» «возмущахуся новгородци». Конкретных требований Василия Васильевича мы не знаем, но суть его «замышления» едва ли может вызывать сомнения. Опять, как два года назад, великий князь требовал от своего вассала соблюдения условий Яжелбицкого договора, требовал верности —в феодально-вассальном смысле этого слова. Ничего другого Василий Васильевич требовать и не мог: политические роли были прежними, конфликт между сюзереном и сильным непокорным вассалом продолжался.

Требования великого князя не могли не вызвать «возмущения» господы, положение которой было достаточно сложным. Отказываться в чем-либо существенном от своих позиций, идти на сколь-нибудь важные уступки великому князю она не хотела и не могла. Не хотела и не могла поступиться своей «стариной», неограниченной властью над городом и землями, несметными богатствами, политическим авторитетом на вече и в «пригородах». Века боярского владычества сделали свое дело. Власть господы была столь же полной, сколь и не 'гибкой, неспособной примениться к новым условиям, складывавшимся на Русской земле, принять новую политическую реальность — возросшую власть великого князя, пока еще только сюзерена, еще мыслящего привычными категориями удельных времен, но уже осознающего свою растущую силу. На существенные уступки господа идти не могла.