Разбитая ваза - Рекс Стаут

Фокс обескураженно отпустил руку Генри Помфрета и со смущенным видом стал оправдываться:

— Я очень спешил на самолет и не успел побриться, а кроме того, я не люблю бриться и у меня нет жены. — Он осмотрелся и увидел, что в гостиной никого не было, кроме девушки и молодого человека, сидевших на диване. — Я думал… Диего сказал мне по телефону, что вы пригласили сюда всех, кто…

— Я так и сделала, но Адольф Кох передал, что не сможет прийти раньше четырех, и, поскольку в это время вы летели в самолете, Диего не мог вас предупредить, а моему секретарю не удалось связаться с Дорой и мистером Гиллом — наверное, вы знаете их?

Ирэн направилась к дивану, чтобы представить сидевших на нем молодых людей. Те встали. Рука Доры потянулась к Фоксу и застыла на полпути к нему, он протянул свою ладонь и обнаружил, что ее пожатие, несмотря на застенчивость, было твердым. Она была гораздо бледнее по сравнению с тем, какой он ее помнил, однако, приняв во внимание, что Дора только что пережила серьезное потрясение, решил согласиться с Диего и признать ее в высшей степени привлекательной.

Фокс пожал также руку Теду Гиллу, который своим отсутствующим и слегка обиженным видом пытался продемонстрировать, что его оторвали от важного дела.

— Он похож на одного норвежского тенора, с которым я познакомилась в Женеве в 1926 году, он пел адамовым яблоком, — сказала миссис Помфрет.

— Это не в мой огород! — засмеялся Генри Помфрет. — Я напоминаю ей крокодила, с которым она познакомилась в Египте в 1928 году. Это к вам относится, Гилл.

— Косоглазого маленького крокодильчика, — парировала с нежным ехидством в голосе его жена. — А того норвежского тенора звали, кажется… Да, Уэллс, в чем дело?

Подошел человек среднего возраста с беспокойно приподнятыми бровями и озабоченным взглядом.

— Вас к телефону, мисс Помфрет. Мистер Барбинини.

— О Боже, снова придется ругаться! — воскликнула миссис Помфрет и умчалась из гостиной.

— Хотите что-нибудь выпить? — предложил мистер Помфрет. — Дора?

— Нет, спасибо.

Гилл тоже отказался, а Фокс решил принять предложение и пропустить стаканчик. Оказалось, однако, что в это время напитки в гостиную не подавались, и Фокса повели через комнату поменьше, по коридору, за угол, в уютную маленькую комнату с кожаными креслами, радиоприемником, книгами…

Помфрет подошел к сооружению, представляющему собой сочетание бара и холодильника, и достал все необходимое. Фокс заметил на шкафу красную вазу Ланг Яо из китайского фарфора и большую вазу сочного персикового цвета на столике у стены. Он подошел к ней, чтобы рассмотреть получше. Мистер Помфрет, стоя у него за спиной, спросил, нравятся ли ему вазы.

— Эта нравится, — ответил Фокс.

— Не удивительно, — с гордостью в голосе сказал Помфрет. — Это Суан Те.

— Вам они точно нравятся.

— Я люблю вазы.

Фокс взглянул на него и увидел, что его лицо, так же как и голос, выражало неподдельную искренность.

В этот момент в нем появилось обаяние, хотя вначале Помфрет показался Фоксу непривлекательным: широкий рот, несоразмерно острый нос и беспокойные серые глазки, настолько маленькие, что брови чуть ли не свешивались над ними.

— Ни у кого больше нет такого тончайшего фарфора! — Помфрет принес напитки. — Еще одна почти такая же ваза стоит в гардеробной жены. Я покажу ее вам, прежде чем вы уйдете, если, конечно, захотите, у меня есть и кое-что другое. — Он засмеялся несколько смущенно. — Мне кажется, одна из причин, почему я ими так горжусь, состоит в том, что они — единственная моя собственность.

Разумеется, они были куплены на деньги жены, у меня лично денег никогда не было, но теперь они принадлежат мне.

Фокс отпил из стакана.

— Как вы их находите? Через агентов или сами?

— Ни так ни эдак. Вообще никак. Я бросил это занятие. Жена не любит, чтобы вещи хранились в шкафах, ей нравится, чтобы они были на виду. В принципе я с ней согласен. Но около года назад один недотепа уронил пятицветную вазу Мин, лучшую из всего, что я когда-либо видел, и она разлетелась на двадцать кусков.

Поверите, я плакал. Не рыдал, просто плакал. Это меня добило. Я бросил все. Ваза была так хороша, и я чувствовал себя таким виноватым…

Помфрет пригубил стакан, сдвинул брови, глядя в него, и продолжал:

— А прошлой осенью — еще одна потеря. Четырехугольная ваза, черная Ван Ли. Сейчас я вам покажу. — Он поставил стакан, снял с полки книгу и нашел нужную страницу. — Вот цветная репродукция этой вазы.

Уникальная вещь, это была жемчужина моей коллекции. Видите эту золотисто-желтую эмаль? А зеленую с белым? Впрочем, изображение далеко не передает красоты оригинала.

Фокс изучал рисунок.

— Она тоже была разбита?

— Нет. Украдена. Исчезла. В один из дней, когда… впрочем, не стану вас утомлять.

Фокс еще не успел заверить хозяина в том, что он вовсе его не утомляет, как в дверь постучали и в ответ на приглашение Помфрета войти появился Перри Данхэм.

— Я пришел за вами, — сухо сообщил он. — Пора начинать. Все, кроме Коха, уже собрались, и мама зовет вас. — Он протянул Фоксу руку. — Здравствуйте, я — Перри Данхэм, как вы уже, наверное, запомнили с прошлого раза. — Его взгляд остановился на полупустом стакане Фокса. — А это мысль!

— Налить? — предложил Помфрет, впрочем без особого рвения.

— Если у вас есть бурбон.

— Бурбона нет, к сожалению. Шотландское, ирландское.

— Бурбон я найду. — Самонадеянный паяц, как охарактеризовал его Диего, остановился у открытой двери. — Показываете мистеру Фоксу мамины вазы? И ее флорины и дукаты?

Дверь за ним закрылась.

На щеке мистера Помфрета, которая была видна Фоксу, заалело пятно. Видя, как он обескуражен, Фокс поспешил на помощь.

— Как экзотично! — небрежно бросил он. — Флорины и дукаты? — Он поводил по воздуху стаканом. — И динары с гинеями?

— Он имел в виду, — церемонно сказал мистер Помфрет, — мою маленькую коллекцию монет. Я занялся ими в качестве утешения, когда оставил коллекционирование ваз. Роняй их — не разобьются, а если бы и разбились — плакать не стану.

— Старинные монеты? Я бы с удовольствием их посмотрел.

— Сомневаюсь. — Монеты волновали мистера Помфрета явно меньше, и их демонстрация не вызывала у него чувства гордости. — Вы нумизмат? Вы упомянули динары.

Фокс сказал, что нет, для него «динар» — всего лишь экзотическое слово, ему просто интересно было бы увидеть хоть один, если они есть в его коллекции. Мистер Помфрет ответил, что вообще-то им пора идти, но у него действительно есть динар эпохи Фатимидов, и, вынув связку ключей из кармана, он выбрал один и отомкнул дверь шкафа. Взгляду открылись полки, на которых рядами стояли неглубокие подносы. Он вынул один поднос с маленькими, выстланными бархатом ячейками, в каждой лежало по монете. Помфрет указал на одну из них.

— Вот она. Не в самом лучшем состоянии. Эта вот более редкая и интересная — денье Людовика Первого. Это вот старинная шотландская монета Джеймса Пятого Шотландского. Это? Это старый английский… Войдите!

Это оказался Диего Зорилла. Он вошел, сверкнув черными глазами, вежливо пожал мистеру Помфрету руку, горячо — Фоксу и объявил, что послан за ними. Помфрет поставил на место поднос и закрыл шкаф на ключ.

Фокс допил свое виски.

— В соборе? — осведомился мистер Помфрет.

— Нет, в библиотеке.

Когда они вошли туда, Фоксу показалось, что это помещение менее всего могло бы претендовать на старомодное и достойное название «библиотека». Кое-какие книги там были, но они совершенно терялись среди множества прочих предметов. Стеллажи были, по-видимому, забиты антикварными музыкальными инструментами, там стояли гигантская арфа, бронзовые и мраморные бюсты композиторов, на стене висела карта мира — десять футов на десять, — исчерченная черными линиями вдоль и поперек… и это составляло ничтожную часть имевшихся там предметов. По сторонам большого прямоугольного стола, отчего эта часть помещения смахивала на конференц-зал, сидели приглашенные.

Во главе стола восседала Ирэн Данхэм Помфрет. Справа от нее пристроился с замученным видом секретарь Уэллс. Она прервала беседу с сидящим слева от нее Адольфом Кохом лишь для того, чтобы бросить «Садитесь» трем вошедшим мужчинам, даже не взглянув на них.

— Неповторима! — прошептал Диего Фоксу. — Как-то на заседании совета симфонического оркестра «Метрополитен» она запустила в Дэвида Каллена тетрадью с протоколами и приказала ему уйти.

— Мне-то зачем… меня это, собственно, не касается, — убеждал супругу мистер Помфрет через длинный стол.

— Сядь, — распорядилась миссис Помфрет.

Он подчинился, усевшись между своим пасынком Перри и Хиби Хит. По другую сторону сидел Феликс Бек.

Напротив кроме Фокса и Диего расположились Дора Моубрей, Тед Гилл, Гарда Тьюсар, и на углу — Адольф Кох.