И танки наши быстры - Павел Верещагин

— Меня особенно интересуют условия содержания пингвинов, — сказал Бурцев. — У вас ведь есть пингвины? Скажите, чем вы их кормите?

— Что?! — почему-то нервно отреагировала женщина. — Вы по поводу пингвина? Минуточку. — Бурцев услышал, как она бросила на стол трубку и крикнула кому-то: — Сан Сеич, еще один звонит!

Начало Бурцеву не понравилось.

В следующую минуту в трубке забился истерический мужской фальцет.

— Послушайте, вы! Последний раз предупреждаю! Прекратите безобразить! Вы что, сговорились все? Чего вам пингвины спокойно жить не дают? С милицией вылавливать, что ли?

Бурцев слегка опешил от обрушившегося напора.

— А в чем, собственно, дело? — удивился он. — Я ведь только спросил.

— Каждый день звонят! Каждый день! Сначала чем кормят, а потом не хотите ли купить. Мы что вам — справочная служба? Или стол находок? Дадите вы, наконец, спокойно работать или нет?!

— Ты чего разорался?! — грубовато оборвал он мужчину. — С первым тебя апреля, морда!

И повесил трубку, пока мужик не пришел в себя.

«Какое первое апреля? — удивился он сам себе. — С чего это я взял?»

Однако некоторые слова, сказанные нервным мужчиной, оставили в душе неприятный осадок. Что-то про людей, которые каждый день звонят… И спрашивают…

Бурцев не успел как следует об этом подумать. Потому что в это время зазвонил телефон.

— Это клуб юннатов повышенной половой зрелости? — спросил в трубке строгий голос Айвазовского.

— Нет. Это крематорий, — огрызнулся Бурцев.

— Тогда дайте мне отдел главного истопника. Вам, господа, дрова не нужны?

Бурцев почувствовал легкое раздражение.

— Ты чего это такой веселый? — спросил он.

— А что грустить? Мы как в «Петрович» с утра зашли, так еще и не выходили. В пулялки поиграли. Кегельбан сгоняли. Дротики пометали. Теперь решили прямо здесь и пообедать.

— Пообедать? — удивился Бурцев. — А что, в «Петровиче» и пообедать можно?

— А почему нет?

— Да мы там кроме пива и орешков никогда ничего не брали!

— Это потому, что голодными никогда не были. А теперь проголодались.

— И что же дают? Ты что взял?

— Оленину с анчоусами под соусом пармезан.

— А если серьезно?

— Охотничьи колбаски в томатном соусе.

Бурцев почувствовал, как во рту начала стремительно скапливаться слюна.

— Орел, — похвалил он.

— А что стесняться!

— И что же, тебе и гарнир дали?

— И гарнир!

— А что на гарнир?

— Ну как обычно… Картошечка, горошек… цветная капуста…

— Да?… Странно. — Бурцев вспомнил, что сегодня еще ничего не ел. — А как сегодня пиво?

— Как только что сварили!

Бурцев вздохнул.

— А ты чего звонишь-то? — спросил он.

— Мы тут подумали… Ты что со своим пингвином делать собираешься?

— Еще не знаю. А что?

— Мужики предлагают из него шашлык сделать! Шашлык из лягушек мы пробовали, из медведя — пробовали. Патрикеич даже из страуса пробовал! А из пингвина — еще никто!

— Ага! Щас! Шашлык вам за тысячу баксов! Разбежались! Рожи у вас не потрескаются?

— А почему за тысячу? Ты же за пятьсот купил?

— Купил за пятьсот. А стоит он — тысячу!

Друг не стал спорить.

— А вот тут мужики интересуются: ты уже нашел у пингвина эрогенные зоны?

В трубке послышался дружный смех.

Бурцев отвечать не стал.

— Вы теперь куда?

— В клуб. В бильярд гонять. Ты с нами?

Бурцев задумался. Но через некоторое время вздохнул:

— Не могу. Нужно с пернатым что-то решать.

— Ну, как знаешь, — сказал Айвазовский. И отсоединился.

«О чем это неприятном я думал? — постарался припомнить Бурцев. — Ах, да! Мужик в зоопарке…»

Он прошелся взад и вперед по квартире, опять подошел к справочнику, поворошил страницы и отыскал лист с зоомагазинами.

Большинство зоомагазинов прямо в справочнике сообщало, что они торгуют только кормами и товарами для животных. И лишь возле одного было помечено: «Продажа животных».

Указанный в справочнике номер долго не отвечал, а потом в трубке раздался усталый мужской голос.

— Это зоомагазин? — спросил Бурцев.

— Ну, вроде того, — уклончиво ответил голос.

— Здравствуйте!

— И вы тоже.

Бурцев решил начать без предисловий.

— У меня дома живет оригинальное животное. Экзотическая птица. Но по семейным обстоятельствам я думаю его продать.

— Пингвин, что ли? — вздохнув, спросила трубка.

— А вы откуда знаете? — удивился Бурцев.

— И что вы хотите? — спросила трубка.

— Если решусь продавать, смогу я реализовать его через ваш магазин?

— Пингвина? Нет.

— Почему?

— Пингвинов не берем.

— Совсем что ли? А вот я недавно видел у вас одного… Трубка промолчала.

— Мы могли бы обсудить этот вопрос… — со значением сказал Бурцев. — У меня особые обстоятельства… Цена могла бы быть интересной для вас…

Трубка вздохнула:

— У вас какой пингвин?

— Шустрый такой, сообразительный, — пошутил Бурцев.

На том конце провода на иронию не отреагировали.

— Я спрашиваю, какой породы пингвин. Адели, императорский, галапагосский?

— Почем я знаю! Ростом, — Бурцев постарался вспомнить, — метр с кепкой. Чуть больше табуретки.

— Маленький… — констатировала трубка. И вздохнула. — А сертификат происхождения есть?

— А это что еще такое?

— Значит, нет. Без сертификата мы его вообще не имеем права продавать.

— Да ладно! В наше время любая бумажка — не проблема. Вы, наверняка, можете этот сертификат сделать.

— Можем, — согласилась трубка. — Но это геморрой. И денег стоит.

— В наше время все денег стоит, — заметил Бурцев. — Ну, так за сколько вы согласились бы его взять?

— С пингвинами много хлопот… — вместо ответа поделилась трубка. — Их берут… Потом возвращают обратно… Нам неприятности…

— А почему возвращают? — насторожился Бурцев.

— Потому что покупают сдуру. Не узнав как следует, что к чему. — Бурцев почувствовал, что краснеет. — А с пингвином мороки выше головы. Для содержания условия нужны… Холод… Опять-таки они очень нечистоплотны…

— Короче — сколько? — перебил Бурцев.

— Даже не знаю…

— Сколько?

Трубка опять вздохнула:

— Пятьдесят долларов. Питание за ваш счет и деньги после реализации.

Бурцев замер.

— Ты чего, мужик, рехнулся? Я на прошлой неделе у вас такого же точно за тысячу видел.

— Так то у нас… А то у вас… — логично заметила трубка.

Бурцев задумался.

— Ловко вы устроились! — сказал он. — А с чего это у вас такой рэкет?

— Тяжелый товар. Хлопот много. Нам их купить предлагают — два раза на дню, а продаем мы — одного в месяц.

Бурцев почувствовал, что слова продавца почему-то не прибавляют ему настроения.

— А что это у нас пингвинов такое изобилие? К похолоданию готовимся?

— А кто его знает! Сам удивляюсь… Может, кто-то завез слишком большую партию… А может, пароход пришел из Антарктиды и полярники рынок затоварили.

— Короче, другой цены не будет?

— Нет.

— Ладно, я позже перезвоню, — буркнул он. Но перед тем как повесить трубку, спросил: — Слушайте, а чем вы их кормите?

— Кого? Пингвинов? «Вискас. Рыбное меню».

— И что — едят?

— Только треск стоит.

— Ясно. И на этом спасибо. Да-да! Еще вопрос.

— Ну?

— А кто их покупает?

— Новые русские… В частные зоопарки. Но чаще — другу в подарок. В виде шутки.

— Понятно.

— А друг через два дня его обратно к нам сдает.

— Об этом я уже слышал.

Бурцев повесил трубку, остановился у кухонного окна и посмотрел на улицу.

Редкие прохожие скакали по тротуару как зайцы, — растаявший снег образовывал не лужи, а целые моря. «И что только дворники делают! — подумал Бурцев. — А кто их теперь видит, дворников? Это раньше они сновали тут и там со своими березовыми метлами, сгоняя воду в люки. А теперь…»

На ближайшем перекрестке случилась авария — «Жигули» столкнулись с джипом. Печальная история. В поддержку джипу съехались еще три его внедорожных соплеменника — они стояли, красноречиво перегородив дорогу. Высыпавшие из джипов мужчины все как один разговаривали по мобильным телефонам.

«Вот так значит! — подумал Бурцев. — Затоварили полярники рынок — дальше некуда. Ошибся, значит, Патрикеич…»

Он прошелся по квартире. Остановился у балконной двери. Посмотрел на пингвина. Тот сидел в уголке, вжав голову в плечи. Маленький такой. Нахохлившийся… Упрямый.

«А вот интересно, — раздраженно подумал Бурцев, — почему люди с возрастом так сильно глупеют? Казалось бы, должно быть наоборот. Они становятся старше, больше узнают, опыт накапливают… Должны бы быть умнее, а они нет! То есть сначала, примерно до тридцати, дело еще кое-как идет в гору. Например, один раз наступишь на грабли, или, скажем, попадешь в руки валютного кидалы, в другой раз этого уже делать не будешь. Но потом… Просто беда. Человек начинает считать себя абсолютно умным, просто непогрешимым, умнее других. Появляется в нем какое-то непонятное упрямство. Вот, скажем, говорят ему друзья: „Не ходи туда!“ Или: „Не делай этого!“ Или: „Не покупай эту ерунду, она тебе совершенно не нужна!“ А он как будто специально! Как будто кому-то назло!»