Вера в слово (Выступления и письма 1962-1976 годов) - Лев Копелев

И в каждой строке ее стихов и прозы и поэтических переводов чудотворствует "русская речь, великое русское слово".

Величие Ахматовой тем более внятно и явственно, что проступает отнюдь не на тусклом фоне. Она ведь и наследница и современница, и соотечественница великанов. В небе русской поэзии, наш век сверкает несравненным созвездием. Блок, Гумилев, Хлебников, Есенин, Маяковский, Мандельштам, Цветаева, Пастернак... Ахматова замыкает ряд; завершает целую эпоху такого величия и богатства русского поэтического слова, которое по-настоящему оценят, пожалуй, только внуки и правнуки. Поэты, как звезды, угасая, продолжают светить все более далеким пространствам, все новым поколениям. И новые люди открывают в них новые оттенки спектра, новые частицы живой энергии. Ахматова бессмертна, как русское слово. А ее хулители осуждены либо на высшую меру полного забвения, либо на вечный стыд в геростратовой нонпарели комментариев к последнему тому академического полного собрания ее Сочинений.

Для всех, кто знал Анну Андреевну, кто испытал великое счастье видеть ее, слышать ее, для всех нас отныне жизнь стала бледнее, глуше, тусклее.

Однако и нам остается одно печальное и гордое утешение. Сегодня и верующие и неверующие равно убеждены в бессмертии ее души, в том, что отныне и присно и во веки веков будет все неоспоримее утверждаться величие ее творчества и жизни.

Вечная память. Нет, это не только слова молитвы - заупокойной скорбной мольбы и надежды. Это убежденное знание. Понимая и чувствуя первозданную суть каждого слова, мы знаем и верим - ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ.

6 марта 1966 года.

ВРЕД ЦЕНЗУРЫ

В Президиум 4 съезда Союза писателей СССР.

1. Письмо А.Солженицына, обращенное к Съезду, представляется мне своевременным и заслуживающим серьезного обсуждения.

Считаю необходимым, чтобы Съезд и руководство Союза обратили внимание на следующие обстоятельства:

2. Деятельность Главлита в тех масштабах, которые она приняла за последние годы - вмешательство цензоров в тематику, содержание и стилистику художественных произведений - противоречит Основному Закону нашего государства.

3. Деятельность Главлита в ее конкретных конъюнктурных проявлениях и последствиях противоречит и решениям 3-х партийных съездов. Примеры: запрет произведений В.Гроссмана, А.Бека, К.Симонова, Е.Драбкиной; долгие мытарства и произвольные сокращения, которым подвергались произведения М.Булгакова, В.Каверина, В.Катаева, Е.Мальцева и других; запрещение упоминать одобрительно имена А.Солженицына, Б. Можаева, Ю.Оксмана и т. д.

Каждый литератор может привести еще немало подобных примеров.

4. Деятельность Главлита вредит - и притом часто непоправимо - не только литературе, искажая художественные произведения, деморализуя авторов и редакторов, но и всему народу, так как подрывает доверие к печатному слову, воспитывает лицемерие, приспособленчество, равнодушие ко лжи, гражданскую безответственность.

5. Деятельность Главлита в ее нынешнем состоянии, т. е. беспримерное и противозаконное расширение прав цензуры, не укрепляет государство, а дискредитирует его.

Административными средствами можно создать видимость порядка, единства, дисциплины. Но только видимость и только на короткое время.

Пора бы нам уже научиться извлекать уроки из исторического опыта, чтобы, заботясь об устранении сегодняшних малых затруднений, не создавать почвы для завтрашних, более значительных.

23 мая 1967 года.

Примеры запретов.

В. Гроссман - вторая часть романа "За правое дело"; рукопись была "арестована" после обыска КГБ; частично опубликована в журнале "Континент" (1976).

А. Бек - роман "Новое назначение; опубликован на Западе.

К. Симонов - военные дневники; опубликованы позднее со значительными купюрами.

Е. Драбкина - "Зимний перевал", очерки о последних годах жизни Ленина; опубликованы позднее с купюрами.

ВОЗМОЖНА ЛИ РЕАБИЛИТАЦИЯ СТАЛИНА?

Ответ на вопросы работника редакции журнала "Тагебух" (Вена).

Дорогой друг, Вы писали мне с большой тревогой о тех публикациях в советской печати, которые произвели на Вас "крайне неприятное впечатление". Вы называете статью Деборина и Тельпуховского ("Вопросы истории КПСС" №9, 1967 г.) , мемуары Ворошилова ("Октябрь" №10), романы В.Закруткина и В.Кочетова ("Октябрь" №6 и №10) , книгу Кочетова "Город в шинели" и поэму С. Смирнова ("Москва" №10, 1967 г.). Во всех этих публикациях, различных и по темам и по жанрам, Вы усматриваете выражение одной и той же тенденции желание реабилитировать Сталина. Совершенно естественно, что Вы не только огорчены, но и серьезно озабочены тем, что вопреки всему, что стало известно за последние 14 лет, вопреки опыту миллионов людей и неопровержимым документам, все же находятся советские публицисты и беллетристы, которые полагают возможным утверждать, будто Сталин, хотя и допустил "некоторые ошибки", но его деятельность в общем и целом была прогрессивна, полезна и нашей стране и мировому рабочему движению. Вы хотите знать, что я об этом думаю. Попытаюсь, по возможности коротко, ответить на Ваш вопрос.

Я думаю, что Вы правы, резко осуждая неисправимых служителей сталинского культа. Но я надеюсь, что их усилия напрасны и Ваши опасения окажутся преувеличенными.

Защитники Сталина апеллируют к объективной исторической правде. Мол, разве не Сталин возглавлял партию и государство в годы индустриализации, Отечественной войны, в годы бесспорных достижений и побед?

Взывая к исторической справедливости и ссылаясь на необходимость воспитывать новые поколения в духе социалистического патриотизма, в уважении к революционным традициям, они считают даже своим долгом утверждать, будто Сталин был выдающимся государственным деятелем и стремился быть только полезным делу социализма и нашей Родине.

Однако, рассматривая все ныне уже общеизвестные факты, следуя принципам исторической марксистской науки и учитывая действительное воздействие этих фактов на идеологию и нравственное сознание молодежи, нельзя не признать, что любые попытки реставрации сталинского культа могут привести лишь к последствиям диаметрально противоположным тому, на что рассчитывают самые благонамеренные реставраторы.

* * *

Возникновение и развитие культа Сталина в 30-е и 40-е годы было следствием многих объективных и субъективных предпосылок.

- Миллионы людей были убеждены в том, что наша страна - это одинокая крепость, осажденная смертельными врагами и поэтому считали необходимой максимальную централизацию управления, укрепляемую железной дисциплиной.

- Успехи промышленного и культурного строительства у нас, особенно выделявшиеся на фоне всемирного экономического кризиса и наступления фашизма, служили аргументами для тех, кто утверждал, что все наши беды и лишения - только случайные неполадки или следствие вредительства, зато все достижения суть плоды гениального руководства "корифея всех наук".

- Доверие к печати и государственному аппарату - к ведомству государственной безопасности, прокуратуре и судам - было массовым и у большинства людей подавляло и память и сомнения даже тогда, когда вчерашних вождей и героев называли изменниками, шпионами, врагами народа, когда перекраивалась история и Сталину приписывали подвиги, которых он никогда не совершал, а его противникам - преступления, в которых они были неповинны.

- Слепое доверие укрепляли массовые репрессии. Одних они запугивали, а других убеждали в том, что коварные враги вездесущи, что любые колебания в правильности слов и поступков вождя, либо даже только недостаточно жестокие расправы с колеблющимися и сомневающимися помогают врагам.

- В условиях войны и в предвоенные годы все эти объективные и субъективные предпосылки усиливались и естественно и искусственно. Например, я принадлежу к тем, кто именно во время войны полюбил Сталина. Он был главой нашего государства, нашей армии. И мы олицетворяли в нем нашу веру в свои силы, нашу надежду на победу, нашу любовь ко всему, за что мы боролись и готовы были умереть. Мы приписывали ему все достоинства, которые видели в лучших из наших товарищей. И мы поверили в миф о великом всезнающем вожде потому, что хотели иметь такого вождя. Мы сами создавали этот миф, кто сознательно, а кто бессознательно. И даже те из нас, кто не был убежден в его реальности, был зато убежден, что именно такой миф - это историческая необходимость, полагая, что наша победа невозможна без неограниченной веры в вождя, в его абсолютный авторитет.

Понадобилось много лет и два партийных съезда, понадобилась историческая дистанция для того, чтобы мы могли по-настоящему оценить опыт прошлого. И в свете фактов, которые стали известны за время после 1953 года, мы окончательно поняли, какого гнусного "голого короля" наряжало наше слепое доверие, наш фанатизм и как дорого этот миф обошелся нашей стране и международному рабочему движению.