Девять карет ожидают тебя - Мэри Стюарт

— Больно? Нет. Но бывают дни. И нельзя его обвинять, при таких-то делах.

— Конечно нет. Естественно иногда впадать в депрессию.

— В депрессию? — Она посмотрела на меня, как на иностранку. — Хозяин?

Я все пыталась как-то увязать впечатление легкости и уверенности в себе Леона де Валми с нарисованным им самим образом невротика.

— Да. Ему себя иногда жалко?

Она издала звук, подозрительно похожий на храп.

— Жалко себя! Да ни за что! Последнее время характер у него стал пожестче, но все что было сохранилось, и не сомневайся. Он никогда не сдастся из-за такой ерунды, как обезножеть навсегда.

— По-моему, понимаю. Во всяком случае, про это не думаешь, когда с ним говоришь. (Я не стала добавлять: «Если он сам про это не напоминает», — но мысль эта во мне засела.)

— Это точно, — Она опять кивнула. — Он сам про это почти забыл. С этим его электрическим стулом, лифтом, телефонами на каждом углу, и еще Бернард служит ему ногами, да он может делать все, что хочет. Но иногда, вот так просто, что-то опять ему все это оживляет и тогда…

Я спросила, вспоминая о сцене в холле:

— А что?

— Бог его знает. Плохая ночь, или что-то пошло не так там, куда ему самому не добраться, или что-нибудь нужно делать, а денег нет, или мистер Рауль…

И опять она резко замолчала. Я ждала. Она безо всякой необходимости поправила чехол на стуле, а потом сказала неопределенно:

— Мистер Рауль управляет для него другим поместьем Бельйвин на юге Франции, а там всегда неприятности с деньгами, это хозяина огорчает… и вообще, он здесь редко бывает, да и правильно, потому что он чаще других напоминает хозяину, что он — инвалид, и очень даже сильно.

— Напоминает? Ну, это зверство.

Она была шокирована.

— Да не нарочно, ты пойми. Я не это сказала! Это только, что… Мистер Рауль такой, каким хозяин был двадцать лет назад.

— Поняла. Он делает все то же самое. В поло играет, Да?

Домоправительница удивленно на меня взглянула.

— Они тебе про это рассказали?

— Нет. Мне это сказала его знакомая. В самолете.

— А, понятно. Да вроде того. Он мог делать все, хозяин-то. — Она улыбнулась мечтательно и немного печально. — Мисс Дебби всегда говорила, что однажды он сломает шею. Весь спорт был его, любой — машины, лошади, яхты… Даже драка на мечах. За одно это у него целая полка кубков.

— За фехтование?

— Точно, так это называется. Но машины и кони были главнее. Я часто думала, что он всем сломает шею, когда он несся по зигзагу через мост. Иногда можно было подумать, что в него вселился дьявол… Будто он мог делать все, причем лучше всех.

Да, подумала я, в это можно поверить. Даже инвалид, он все равно архангел.

— А теперь ему приходится смотреть, как сын ездит верхом и на машине и фехтует?..

— Что касается этого, у месье Рауля нет денег. Оно и хорошо, а то был бы таким, как отец. И я сказала, он здесь не часто. Он живет в Беломвине. Я там никогда не была, но, говорят, хорошенькое местечко.

Я издала неопределенный звук вежливого интереса, когда она стала мне рассказывать о том поместье, но на самом деле не слушала. Я размышляла о том, что если существует молодая копия месье де Валми, очень хорошо, что он приезжает сюда редко. Невозможно представить себе двух Леонов де Валми, уютно устроившихся под одной крышей. Опять разыгралось дурацкое романтическое воображение. Ну и ничего странного. Ведь на основании чего я размышляю? Смутных воспоминаний двенадцатилетней давности и впечатлений от мощной личности, которая каким-то чудным способом поиграла со мной для собственного развлечения, по каким-то причинам захотела создать о себе ложное представление. И тут вдруг до меня дошло, что в моем знакомстве с замком есть огромный пропуск. И что владелец всего этого великолепия, самый важный из всех Валми — месье граф, Филипп.

А теперь миссис Седдон собиралась заняться собственными делами. Она твердо побрела к двери, но только для того, чтобы там остановиться и обернуться. Я наклонилась над чемоданом и стала вытаскивать вещи, а она на меня смотрела.

— Послушай… Хозяин… Он нормально с тобой обращался, нет? Мне показалось, что он смеялся.

Я выпрямилась, не выпуская из рук носовых платков.

— Совершенно нормально, миссис Седдон. Он был очень мил.

— Ну и хорошо. Я жалела, что не смогла поговорить с тобой первой и предупредить, как он иногда обращается с незнакомыми.

Я ее очень даже понимала. Очевидно, что, так сказать, эмоциональное самочувствие поместья в основном зависит от Леона де Валми и его настроений. Я сказала жизнерадостно:

— Спасибо большое, но не беспокойтесь. Он очень хорошо со мной обращался и дал понять, что меня здесь ждут и приветствуют.

— Да ну? — Она даже глаза вытаращила. — Ну и очень хорошо. Я знаю, он был доволен, когда пришло письмо мадам о тебе, но, как правило, он ненавидит перемены в доме. Вот почему мы так удивились, когда уволили няню Филиппа, которая была с семьей много лет, и сказали, что приедет девушка из Англии.

— Мадам сказала. — Я положила платки и выудила из чемодана что-то из нижнего белья. — Но ее же не уволили. Я так поняла, что она не захотела жить в дикой местности и, так как мадам была в Лондоне, месье де Валми попросил ее найти английскую гувернантку.

— Нет. — Миссис Седдон была совершенно уверена в своих словах. — Ты чего-то не поняла. Няня привязалась к Филиппу, ее сердце чуть не разбилось, когда пришлось уходить.

— Да? Я была убеждена, что она ушла из-за заброшенности этого места. Должно быть, я ошиблась. — Я пожала плечами и упрекнула себя в склонности к этому чисто французскому жесту. — Может, мадам просто предупреждала меня, как здесь живется. Но она очень хотела взять на работу кого-нибудь, чтобы учить его английскому.

— У Филиппа прекрасный английский, — произнесла миссис Седдон сурово.

Я засмеялась и сказала:

— Рада слышать. В любом случае, если Филиппу девять, он достаточно большой, чтобы поменять няню на гувернантку. Я так поняла месье Валми, что идея состоит в этом. И для начала постараюсь называть детскую классом, девять — это слишком много, чтобы сидеть в детской.

— Господин Филипп очень маленький для своего возраста, хотя иногда, на мой взгляд, слишком важный. Но тут, конечно, нечего удивляться, после того, что случилось, бедная крошка. Он в конце концов отойдет, но это требует времени.

— Знаю.

Она молча посмотрела на меня, а потом сказала осторожно:

— Если можно спросить, ты помнишь своих родителей?

— Да. — Я встретила добрый любопытный взгляд. Честность есть честность. Я ее интересую не меньше, чем меня — семья Валми. — Мне было четырнадцать, когда они погибли. В воздушной катастрофе, как у Филиппа. Мадам сказала, что я была в приюте в Англии?

— Это точно. Она написала, что услышала о тебе от своей приятельницы, леди Бенчли, которая отзывалась о тебе очень хорошо, ну очень.

— Она очень добра. Леди Бенчли была членом правления в приюте последние три года. Потом я стала работать в школе для мальчиков ассистентом, оказалось, что у нее там сын. Мы как-то разговаривали с ней в день для посещений. Я ей сказала, что место мне не нравится, а она спросила, не думала ли я о частном месте за границей, потому что ее подруга мадам де Валми ищет гувернантку для племянника и просила порекомендовать кого-нибудь из приюта. Когда я узнала, что место во Франции, я сразу согласилась, я… Я почему-то всегда мечтала жить во Франции. На следующий день я поехала в Лондон и встретилась с ней. Леди Бенчли позвонила про меня, и… И я получила место.

Я не добавила, что мадам восприняла рекомендации леди Бенчли слишком серьезно. Эта добрая и легкомысленная леди большую часть времени изображала из себя что-то вроде частной биржи труда по устройству выпускников приюта Констанс Бутчер на работу к своим друзьям. Сомневаюсь, чтобы она что-нибудь обо мне знала. И у меня определенно сложилось впечатление, что мадам де Валми так активно хотела найти подходящую девушку за свое короткое пребывание в Лондоне, что не поинтересовалась моей историей в такой степени, в какой обычно делается. Не то, чтобы это, конечно, имело значение.

Я улыбнулась миссис Седдон, которая все продолжала меня слегка озадаченно разглядывать. Потом неожиданно она так улыбнулась в ответ, что золотая цепь на ее груди зазвенела и закачалась.

— Хорошо. Хорошо. — Хотя она не добавила «ты подходишь», но эта фраза явно присутствовала. — И теперь мне правда пора идти. Скоро к тебе поднимется Берта с чаем, она присматривает за этими комнатами, и в общем она — хорошая девушка, но немножко балбеска, так сказать. Я думаю, ты сможешь с ней объясниться, и господин Филипп поможет.

— Постараюсь. А где господин Филипп?

— Наверное, в детской, — сказала миссис Седдон, держа руку на двери. — Но мадам определенно говорила, что тебе не нужно сегодня им заниматься. Выпьешь чашечку чая… Настоящего, между прочим, хотя пришлось тридцать лет учить их его заваривать. А потом будешь устраиваться, обедать, и увидишь господина Филиппа только завтра. Никакого беспокойства сегодня.