Особый район - Юрий Козловский

— Что случилось? — громко спросил Дима, готовый к действию.

— Нога! Больно, зараза!

— Идти сможешь?

— Попробую.

Он встал на ноги, попробовал сделать шаг, но снова опустился на камень.

— Не могу!

Оба парня, потеряв бдительность, подошли совсем близко. Теперь друзья рассмотрели, что это были совсем юнцы, лет по шестнадцать каждому. Один из них повесил карабин на плечо, а второй держал стволом вниз.

— Твой слева, — шепнул Евтушенко. — Давай!

В следующую секунду оба юнца уже валялись на земле, а карабины оказались в руках у охотников. Мужики не причинили мальчишкам никакого вреда, просто сбили их с ног. Не стали усердствовать и потом, слишком уж жалко они выглядели. Но все-таки каждый получил по затрещине и хорошему пинку в зад и оба, подвывая, помчались к своим.

— Вернемся? — предложил Дима.

— Не стоит, — подумав, ответил Коля. — Их больше, перестреляют, пожалуй. Домой нужно, к директору, и мужиков поднимать.

— Эх, надо было бы всей компании задницы надрать! — вздохнул Парамонов, но вынужден был согласиться с другом.

Друзья завели спрятанную в укромном месте лодку и помчались на прииск. Выслушав их внимательно, директор охладил их пыл.

— Вы что, рехнулись? — ответил он на предложение собрать народ и идти на Тоболях с карательной экспедицией. — Войны нам еще не хватало! Представляете, чем это может кончиться?

— Так что, спустить им с рук? — возмутился Евтушенко. — Тогда они завтра нам вообще кислород перекроют, скажут — наша земля, и нечего на ней охотиться, в наших реках рыбу ловить! И что нам, утереться?

— Во-первых, тебе еще ничего не перекрыли, — оборвал его Незванов. — А во-вторых, мы даже не знаем, что это за мальцы были, кому они подчиняются. Как, говорите, они назвались?

— Национальной гвардией. Ну, бля, уроды!

— Выходит, — задумался Иван Петрович, — пока мы у себя законы чрезвычайного положения устанавливали, они тоже даром времени не теряли. Национально-освободительное движение, мать их… Ладно, будем дипломатией заниматься.

Глава 4

Самогон как топливо для криминальной революции

Перед тем как выйти на катере в Тоболях, вся делегация рано утром была еще раз проинструктирована Незвановым.

— Карабинов и ружей с собой не брать! — наставлял директор собравшихся в его кабинете участников экспедиции — Стаса Сикорского, участкового милиционера Винокурова, Валеру Седых и бросающего на всех собравшихся неуловимо высокомерные взгляды Романа Пройдисвита. — Можете взять пару пистолетов, только не держите их на виду. Хотя, если что-то пойдет не так, черта с два они вам помогут. Так, для самоуспокоения. Ваша главная задача — разведать обстановку и, если получится, провести предварительные переговоры на тему обмена ресурсами. Может быть, удастся наладить поставки от них мяса и молока. Думаю, Кривошапкин пойдет нам навстречу. Если, конечно, с ним ничего не случилось.

— Я тоже думаю, не мог Егор Афанасьевич допустить, чтобы его люди по району разбойничали, — согласился с ним Седых.

— Вот на месте все и узнаете, — кивнул Незванов. — Вопросы есть?

— Что мы можем предложить в обмен на продовольствие? — безукоризненно вежливым тоном спросил Пройдисвит.

— Топливо, конечно, — ответил директор, внимательно посмотрев на него. Что-то не нравилось ему в поведении молодого инженера, но что именно, он не мог понять, и потому злился, не зная, с какой стороны ожидать подвоха. — Что еще мы можем им предложить? Это единственное, что у нас пока в избытке. Или ты считаешь, что сможешь уговорить их на бескорыстную помощь?

— Я просто хотел узнать границы наших полномочий, — обиженно поджал губы Пройдисвит. — И я не понимаю, Иван Петрович, почему вы постоянно смотрите на меня, как на врага?

— Ваши полномочия я разъяснил Сикорскому, — сдерживая гнев, ответил Незванов. — Он возглавляет вашу группу. А что до твоих обид, Роман Дмитриевич, ты уж извини, но запиши их на бумажке, сверни ее в трубочку и засунь себе в жопу. У меня слишком много проблем, чтобы заниматься тут с тобой психоанализом. Не хочешь договариваться с земляками — так и скажи. А если все-таки едешь, то не морочь мне голову.

— Что вы, Иван Петрович! — Пройдисвит тут же пошел на попятную. — Я просто хотел узнать…

— Все, проехали! — оборвал его Незванов. — Пока мы разговоры здесь разговариваем, река встанет. Давайте, мужики, давайте…

Когда группа «дипломатов» покинула кабинет, директор посидел некоторое время, в очередной раз безуспешно пытаясь поймать мысль, всякий раз всплывающую в его голове, когда он старался понять, что за таинственное явление перекорежило весь окружающий мир. То ли незадолго до изменений проскочило что-то в телевизионных новостях, то ли какая-то заметка в газете… Но в суматохе подготовки к промывочному сезону информация скользнула мимо его сознания, а теперь он никак не мог ее вспомнить.

Незванов достал из сейфа толстую тетрадь в коленкоровом переплете, куда по привычке заносил все пришедшие в голову важные мысли и первостепенные дела, сделал там короткую запись и вышел из кабинета. Впереди было столько дел, что домой он не надеялся вернуться раньше полуночи. Первым из них была встреча с горным мастером с Хатагай-Хаи Портновым. Вчера вечером он, избитый и еле живой, на последних каплях бензина и почти в полной темноте добрался до Красноармейца, но узнать у него ничего не удалось, потому что, едва выйдя из лодки, он потерял сознание и пребывал в этом состоянии до утра. Осмотревший старика доктор сказал, что пациенту нужно дать как следует отоспаться и только потом с ним можно будет разговаривать.

Придя в больницу (это гордое название носил бревенчатый дом из нескольких комнат), Незванов поговорил с врачом, заглянул к жене, которая работала тут старшей медсестрой. И только потом зашел в палату, где лежал уже проснувшийся и пришедший в себя Портнов.

— Здравствуй, Николай Васильевич! — Незванов, конечно же, давно забыл, как зовут Портнова, поэтому, прежде чем отправиться в больницу, велел секретарше Людочке поднять архив и узнать его имя-отчество. — Ты лежи, лежи…

Старик, который при виде директора хотел сесть на кровати, закашлялся и снова лег. Прогулка по осенней реке явно не пошла ему на пользу. Да и досталось ему, видать, изрядно, глаза заплыли огромными синяками и выглядели, будто щелки, лицо было сплошь покрыто ссадинами.

— Говорить можешь? — спросил Иван Петрович. Палата была маленькая, на две койки. Одну занимал Портнов, вторая была свободна, и директор присел на нее, поставив на тумбочку пакет апельсинового сока. Сок пришлось брать из небольшого резерва, созданного специально для таких случаев.

— Ш трудом, — прошепелявил Портнов. Только теперь Незванов заметил, что у него выбиты передние зубы. — Но нишего, я поштараюшь…

— Не спеши, время у нас есть, — успокоил старика Иван Петрович. — Ты расскажи, кто это тебя так? И что там у вас вообще произошло?

— А рефолюция у нас, криминальная, — с трудом выговорил Портнов. — Блатота фласть заффатила.

Вот что понял Незванов из его довольно бессвязного рассказа. После того как три месяца назад поселок Хатагай-Хая оказался вместе с Красноармейцем и Тоболяхом отрезан от внешнего мира, Портнов как старший по должности в отсутствие председателя взял на себя нелегкую обязанность — руководить сотней мужиков, половину из которых никак нельзя было отнести к лучшим представителям человеческой породы. Сначала старатели, не поверив красноармейским, снарядили несколько экспедиций, пытаясь вырваться за пределы заколдованного круга, но убедившись, что их не обманывают, бросили эти попытки. Насчет того, продолжать ли работу, вопроса даже не возникало. Конечно, нет! Кто за нее заплатит?

Портнову с трудом удалось убедить старателей заняться подготовкой к зиме. Два месяца мужики рубили дрова, ловили рыбу и истребляли ружьями, капканами и силками в окрестных распадках всю живность, годную в пищу, забив ледник под самую крышу. А когда решили, что запасли достаточно, чтобы пережить зиму, случилось то, чего Портнов больше всего опасался. Собранной вместе сотне здоровых, крепких мужчин стало не хватать женщин и спиртного. Что до женщин, то в артели работали четыре поварихи, и лишь одна из них, толстуха с лицом свиноматки по прозвищу Хавронья, жила в поселке с мужем-бульдозеристом. Остальные три были вполне свободны и старались вовсю, но удовлетворить таким малым числом потребности изголодавшихся мужиков было все же трудновато. А вот со спиртным дело обстояло куда хуже. Точнее, его не было совсем. По железным правилам, давным-давно принятым в старательских артелях, в поселке Хатагай-Хая был установлен строжайший сухой закон.

Но разве остановит кто русского мужика, когда он хочет выпить? В один далеко не прекрасный день к Портнову заявилась делегация во главе с бульдозеристом Мишкой Хлудневым, приблатненным тридцатилетним парнем, судя по наколкам на пальцах, понюхавшим зону, и потребовали выдать им со склада пять мешков сахара. Естественно, Портнов отказал. И тут ему дали понять, насколько зыбка его власть. Приставив начальнику нож к горлу, причем в прямом, а не в переносном смысле, Хлуднев отобрал у него ключи от склада и заявил, что отныне Портнов в поселке никто.