Последний фуршет - Вера Копейко

— Ага, две такие бумажки за месяц. — Она засмеялась. — Но тогда я ездила на метро. А теперь мой «пинии» хочет кушать. И потом, Павлик, я уже знаю, сколько ты и твои коллеги платят мужчинам за то же самое. Так что я тебе обошлась по дешевке.

— Понятно... Влияние твоего Стороженко...

— У нас взаимовлияние, — сказала Лиза. — Спасибо за чай. Еще один совет. Даю сверх суммы гонорара.

Он вскинул брови, ожидая какого-то выпада от Лизы. У него и прежде бывали с ней стычки.

— Говори.

Она подалась к нему через стол и тихо сказала:

— За такие деньги в следующий раз меня не зови.

— Принято, — с легкостью ответил Павел. — Позовем другого.

— Но имей в виду, если и дальше станешь продавать свои пляжные тапочки за резиновые дзори из Токио, — она кивнула на полку, — нарвешься на неприятности.

— Шлепанцы как шлепанцы, — он пожал плечами. — Сама знаешь, дзори — это прототип пляжных тапочек вообще. В них ходит весь мир.

— Обезьяна тоже была прототипом человека, — насмешливо заметила Лиза. — Но что-то никто не нанимает ее на работу в свою галерею. Ладно, я пошла.

— Погоди, — остановил Лизу Павел. — Что насчет них?

— Да ничего. Возьми и поскобли ногтем там, где нарисованы рыбки.

Он потянулся к паре резиновых тапочек и поскреб. Красная краска быстро поддалась, и оттуда выглянула надпись: «ГОСТ» и цифры, уходившие под синь рыбьего плавника.

Павел оторопело смотрел и молчал.

— До свидания. Не жалей стольника. Я спасла тебя от неприятностей большего размаха.

Она вышла и закрыла за собой дверь.

Еще недавно то, что Лиза сейчас проделала с Павлом, ей бы и в голову не пришло. Она проконсультировала бы его бесплатно, а потом мучилась своей несостоятельностью — ну какой из нее делец? Неудобно, свои... Но, слушая Славика и наблюдая за тем, как идут его дела, Лиза сказала себе: прежние правила игры остались в прошлом.

Что сделала она сейчас? Продала свои знания. Павел заплатил за них. А сам он продаст то, что она оценила, как качественные вещи. Получит за это деньги, к нему не будет претензий. Значит, ее знания помогут ему заработать. Все правильно.

Лиза выехала со двора и на Ордынке угодила в пробку. Перед ней стояли машины, в спину дышали машины... Но на своем «Паджеро» она чувствовала себя, как в броне. Не то что в «семерке», в правый бок которой въехала «Газель». Но, как говорят, всякий опыт полезен, кроме смертельного.

Тогда Лиза обнаружила удивительное свойство японского языка — он помогает выжить всегда и везде. Ей не забыть этого мужчину в коричневой кожаной кепке и через сто лет. Выскочив из «газели», он заговорил. Лиза, потрясенная, не могла понять ни слова. Казалось, он говорит на иностранном языке, которого она не знает. Но внезапно, сами собой, с губ сорвались японские слова:

— Асоко-э-ва икитаку аримасэн.

В общем-то ее ответ попал в точку. «Туда я идти не хочу», — означала эта фраза.

Трудно сказать, как перевел ее для себя «газелянин», но он потерял дар речи.

Лиза произнесла еще одну:

— О-таноми-ни наттэмо, муда дэс, — что означало: «Не просите, никак не могу».

Мужчина поднял руки.

— Все, все девушка. Согласен, согласен. ГАИ. Ожидаем...

Ту машину она продала и пересела на «Шкоду-фелицию». Красную, тихую машинку-мышку, но уж какую-то слишком робкую на вид. Ее Лиза быстро поменяла на старый рыдван, как говорил Славик. Этот рыдван назывался «геленваген» восемьдесят третьего года. Завидев его, все расступались. В нем наконец Лиза нашла свой тип машины — джип. И тогда к ней пришел «Паджеро-пинин».

Выехав на мост напротив кинотеатра «Ударник», Лиза решила прокатиться в свой любимый магазин на Смоленке. Она давно собиралась купить стринги черные и белые, чтобы надевать под брюки. Решила, что деньги, заработанные столь непривычным для нее способом у Павла, потратит так же лихо. Отдаст их без сожаления за узкие полосочки эластичной ткани, затейливо соединенные итальянцами.

3

 Славик ушел. Лиза стояла на балконе двадцать второго этажа и смотрела в бинокль, как муж выходит из подъезда. Он был с непокрытой головой, светлые волосы недавно подстрижены и не колышутся под весенним ветром. Ему под ноги метнулась кошка, он пропустил ее, потом похлопал в ладони, как мальчишка, и животное, перемахнув через лужу, скрылось в кустах снежноягодника, которые высадили прошлой осенью вдоль газона, прямо с белыми плодами.

Вокруг пустых еще цветочных клумб стояла вода, но газон зеленел идеально ровный. Его уже подстригали косилкой мужчины в рыжих жилетах, и вся округа напитывалась запахом свежескошенной травы.

Когда Славик скрылся за поворотом, Лиза обшарила взглядом стоянку машин внизу и увидела свой зеленый джип.

Потом оглядела дальний лес, красные крыши коттеджей. Ладно, сказала она себе, кончай. Пора садиться за компьютер, сделать то, о чем просил Славик. Чтобы получить за работу «мужскую» ставку. Он совершенно прав. Есть женские ставки и есть мужские.

Лиза вернулась в комнату и услышала голос из радио.

— Завтра открывается японский салон... Прикладное искусство... — Дальше — хорошо знакомые фамилии. Тех, кто сделал себе имя за последние годы.

Поработать на подобных салонах Лизу Соломину приглашали еще в прошлом году. А в этом — нет. Ясное дело, ее исключили из круга. Точнее, поспешила поправить себя Лиза, она сама выпала. Что ж, так и должно было произойти. И теперь, чтобы войти в него, ей пришлось бы трудиться гораздо упорнее, чем прежде. Хотя тогда она разве что не ночевала на работе.

Но разве он ей нужен, этот круг, поспешила Лиза унять возникшее неудовольствие. Она не для того его покинула, чтобы рваться обратно.

Да, но ей даже не прислали гостевого приглашения, и она почувствовала легкий укол. Как будто комар засунул жальце в шею. Не получила даже самого обычного, которое присылают для создания приятной и значительной толпы.

Это тоже понятно — в старое дело пришли новые люди, они не знают ее имени. Лиза поморщилась. Да о чем она? И без того утомилась от приемов, на которые ходит со Славиком. Но терпит, это — для общей пользы...

— Ты уж постарайся, — говорил он ей совсем недавно.

Она старалась. Ради Славиной славы. Старайся, Лиза-подлиза. Таким, как ты, своей славы не видать. Только чужую.

Но Славик-то — ее? Значит, его успехи — это ее успехи. А его... работа — ее работа? Похоже, так.

Лиза положила бинокль на полку, оптика переливалась сиреневым светом. И эта вспышка высветила момент, когда Славик весьма грациозно указал ей на их нерасторжимое единство.