Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

В 90-е годы XIX века Австралия вторично пережила «золотую лихорадку» — сказочные залежи были открыты на Западе, куда устремились искатели счастья, прежде всего из восточных колоний, разоренных засухой и кризисом, крахом банков и земельными спекуляциями. Население Западной Австралии, превышающей по территории Францию в четыре раза, удвоилось (но и в 1894 году составило лишь восемьдесят тысяч человек), а в Лондоне было создано свыше трехсот компаний для эксплуатации местных рудников.

Симптомы болезни одинаковы и в морозном Клондайке 90-х годов — сцене «Северных рассказов» Джека Лондона, и в сожженных солнцем пустынях австралийского Запада — готовность в мгновение ока сняться с места и очертя голову, обгоняя других, ринуться навстречу неизвестности, опасности, а может быть, и удаче. Историческая достоверность западноавстралийской «лихорадки» в изображении Причард общепризнана: первые походы, фантастические находки и ложные тревоги, нехватка воды и продовольствия, эпидемии, спекулятивный бум, обогащающий дельцов и оставляющий ни с чем разведчиков-первопроходцев. В неторопливом течении романа палаточный лагерь в лесной чаще сменяется городским поселком, на участках, скупленных синдикатами, вырастают копры шахт, и бывшие старатели, став рудокопами, гибнут оттого, что крепежный лес дороже их жизни. Старательской вольнице приходит конец (в отличие от утопического завершения «Черного опала»). С развитием промышленности, то есть капиталистических форм труда и эксплуатации, стихийная демократия приисков исчезает и обозначаются классовые перегородки. На торжественный обед в честь прибытия первого поезда в Калгурли получают приглашение владельцы шахт, чиновники, управляющие банками, но не пионеры, открывшие прииск.

Исторических лиц в трилогии немного, и они эпизодичны. На авансцене — рядовые участники. В повествовании участвуют ветераны приисков, вспоминая, подтверждая, комментируя. Событие извлекается из прошлого с хвостом живых подробностей, толков, бывальщин, сдобренных грубоватым юмором, — заметим, что старательский фольклор лег также в основу рассказов сборника «Осколки опалов» (1944).

Прииски — котел, в котором варятся люди самого различного происхождения, положения и характеров. Кого же выбирает Причард? Потомственного австралийского старателя Динни Квина, отпрыска английского аристократического семейства Морриса Гауга — ему пришлось покинуть родину после скандального проступка, Олфа Брайрли — не доучившись в университете из-за банкротства отца, он взялся за кирку, чтобы раздобыть деньга для брака с возлюбленной Лорой, беглого юнгу Пэдди Кевана — будущего миллионера сэра Патрика, лихого ирландца Фриско с револьвером у пояса, побывавшего и в Калифорнии… Каждый из них живет своей жизнью, по-своему значительной, и пестрота приискового калейдоскопа, по мере подведения итогов, все больше уступает место четкому социальному узору. Композиционный стержень трилогии — судьба семьи Гаугов, и ее внутренняя динамика наиболее последовательно и убедительно выявлена в образах Салли и Морриса, их детей и внуков, друзей и недругов.

Моррис — тип «бывшего джентльмена», демократизировавшегося в Австралии. В колониальной литературе XIX века «паршивая овца», отправленная к антиподам в наказание за грехи, была окутана дымкой таинственности. «Романтический британский отщепенец пользовался большим спросом в этой стране, и много благородных слез было пролито над его одинокой могилой», — писал Лоусон, отделяя «горемыку поэтического и популярного» от настоящего. Однако и сам он набрасывал романтический силуэт «бывшего джентльмена». Причард прослеживает трансформацию непрактичного и заносчивого светского молодого человека, который теряет состояние и, опускаясь все ниже по ступенькам социальной лестницы, отказывается от честолюбивых упований, смиряясь с профессией гробовщика. Необходимость зарабатывать на хлеб изменила к лучшему барственного и эгоистичного Морриса — отучила от кастового чванства, поколебала «заплесневелый консерватизм».

Салли, главную героиню романа и трилогии, Причард наделила всем, что восхищало ее в людях, — мужеством, трудолюбием, прямодушием, отзывчивостью. Молоденькая неопытная женщина, поняв, что человек, с которым она обвенчана, совсем не таков, каким она себе представляла его, взваливает на свои плечи бремя ответственности за семью, не чураясь черной работы. С годами круг этой ответственности расширяется, включая не только неудачника Морриса, детей, друзей, но весь трудовой люд приисков, судьбы народа и всего человечества. В гражданском возмужании Салли отразился исторический опыт австралийского народа. И в старости она останется жизнерадостной, привлекательной, восприимчивой к новому. В этот образ Причард вложила свою веру в раскрепощение женщины и «предсказание будущего».

Герои Причард ведут борьбу за существование, решают личные проблемы, выполняют повседневные свои обязанности, любят, дружат, растят детей, становятся жертвой обмана и мести — словом, река жизни уносит их, и краски, которыми пользуется писательница, запечатлевая ее извивы, светятся теплотой и участием. В романе «Девяностые годы» трудно было бы выделить кульминационный пункт — есть зона наибольшего напряжения, и создается она конфликтом, в который вовлечены все. Борьба старателей с горнодобывающими компаниями за право добывать близко залегающее россыпное золото — «золото бедняков», разделила людей, еще недавно сливавшихся в толпе охотников за фортуной. Динни Квин попадает в тюрьму за сопротивление властям, — они поддерживали владельцев рудников, прибегая к законодательным ухищрениям. Динни воплощает качества, которые так ценятся в рабочей среде, — преданность товарищам, независимость, решимость отстаивать общие интересы. Настоящий пионер, получающий наслаждение от самого поиска, — тропы, проложенной среди безмолвного кустарника и голых скал, ночей у костра под звездным небом, — он не может допустить, чтобы старатели, разведавшие этот край, заселившие его и считавшие себя его хозяевами, были вышвырнуты, как балласт.

Олф, управляющий рудника, боясь лишиться работы и поставить под удар благополучие семьи, предает тех, с кем делил тяготы первых старательских походов. Друзья отворачиваются от него, а владельцам рудников он не нужен, несмотря на его технический талант и рвение, — куда удобнее послушные исполнители грязных махинаций. Олф кончает самоубийством.

Салли не задумывается над выбором. Она своя среди старателей, работает наравне с ними и их женами, их борьба равно касается и ее: она идет на митинги и демонстрации, кормит голодных, собирает деньги для семей арестованных. И вспыхнувшему чувству к Фриско, влюбленному в нее, самоуверенному, преуспевающему, способному на широкий жест, она сопротивляется не только из-за брачных уз: ловкач-авантюрист, наживающийся на спекулятивных сделках, и ограбленные старатели — на разных берегах.

На протяжении всей трилогии скрещиваются дороги Салли и аборигенки Калгурлы. Трагедия аборигенов, к которой Причард возвращалась снова и снова, — об этом можно судить по рассказам всех ее сборников, вплоть до последнего, «Нгула» (1959), — вошла в «историю западноавстралийской золотопромышленности»: вторжение старателей в их исконные земли, уничтожение скудных запасов воды и пищевых ресурсов, осквернение святилищ, резня, изгнание жалких остатков племен из городов. Прелюдия к роману «Девяностые годы» — столкновение старателей с местным племенем. Чтобы выведать, где находится водоем, белые связывают Калгурлу, только что родившую ребенка, и, накормив солониной, не дают ей пить. В Калгурле живет неистребимая ненависть к захватчикам, но она помогает Салли, которая была добра к ее дочери, Маритане. Салли обязана Калгурле жизнью, — аборигены выходили ее, больную тифом и оставленную Моррисом в буше. Взаимоотношения двух женщин далеки от модели «добрый хозяин и преданный туземный слуга». Из безликой массы «чернокожих», которых следует опасаться, аборигены становятся в глазах Салли людьми, достойными уважения и дружбы. В ее сочувствии — осуждение бесчеловечной политики колонизаторов.

Золотоискатели, изнывавшие от жажды, ненавидели миражи, манившие гладью вод и зеленью деревьев. Между тем вся их жизнь была погоней за ускользающим призраком. Примечательно, что одним из вариантов названия романа было — «Мираж». «Вот уже сколько лет мы все здесь, на приисках, и никому из нас нет удачи», — удивляется Моррис. Он не вернулся в Англию с солидным счетом в банке. И Робийяры не купили ферму. И Вайолет О’Брайен, которой прочили оперную сцену, стоит за трактирной стойкой. Вознеслись из грязи да в князи такие, как Пэдди Кеван, — подличая, воруя, жульничая, ничем не брезгуя, таясь до поры до времени, когда можно будет сбросить личину простого парня. Мираж исчез.