Цифровая пуля - Алексей Макеев

Из произошедшего с медсестрой разговора следовало, что никаких интересующих меня сведений об умершем Арсении Аверьянове я в морге не узнаю. Неужели зря притащился? С разочарованным видом отошел от окошечка, за которым сидела медсестра. Следовавшая за мной по пятам Аверьянова тоже казалась расстроенной.

— Что же теперь будем делать? — невесело спросила молодая женщина.

— Не знаю, — в тон ей ответил я. — Будем думать.

Екатерина хотела что-то ответить, но в этот момент ее необычной красоты лицо напряглось, глаза сузились, как у человека, который пытается что-то припомнить, а затем на ее губах возникла блуждающая самодовольная полуулыбка.

Я обернулся, проследив за взглядом молодой женщины. Из коридора в холл ступил одетый в голубой медицинский халат и в синие, выглядывающие из-под него джинсы мужчина лет сорока, выше среднего роста, худой, загорелый — очевидно, недавно приехавший из отпуска с моря — сезон отпусков был в самом разгаре. Он был довольно приятной наружности: густые вьющиеся волосы темного цвета, большие, с каким-то блеском, глаза, высокий лоб, прямой нос, подвижные губы. Наверняка такой джентльмен пользуется успехом у слабого пола, о чем свидетельствовало лицо Аверьяновой, выражение которого стало блаженным. Однако я ошибся — молодая женщина смотрела так не потому, что ей понравился мужчина, а потому что она что-то вспомнила.

— Игорь Степанович, а я этого человека знаю! — проговорила она как-то обрадованно, когда мужчина прошел мимо нас и скрылся в другой части коридора, проходящего через холл и из конца в конец здания. — Это врач-патологоанатом. Именно он проводил вскрытие тела Арсения. Честно говоря, у меня вылетел из головы произошедший со мной эпизод месяц назад, а вот сейчас, увидев врача, я его вспомнила. Когда оформляла документы, чтобы забрать тело покойного супруга, то разговаривала с этим мужчиной. Тогда еще думала, что у Арсения действительно отказало сердце, и я, дожидаясь, когда врач подпишет справку, случайно столкнулась с ним в холле. На него мне указала одна из медсестер. И я сказала ему, что меня гложет мысль о том, что не была в момент смерти Арсения рядом с ним. Спросила, могла ли я что-либо изменить, если бы находилась рядом. Он ответил, что, увы, Арсению ничем помочь было нельзя, сердце остановилось внезапно, и даже если бы с ним рядом находился опытный доктор, он вряд ли бы что-то смог сделать.

Пока Екатерина говорила, голос ее креп, уверенности в нем прибавлялось все больше и больше, и наконец она твердо закончила:

— Да-да, это был именно тот человек!

Я воспрянул духом.

— Отлично! — воскликнул я радостно и чуть было не потер руки, да вовремя вспомнил, что нахожусь в таком заведении, где бурно проявлять чувства не принято, и, погасив эмоции, спросил: — А как его фамилия, имя, отчество, вы не помните?

— Нет, — с сожалением ответила Аверьянова и, подкрепляя свои слова жестом, развела руки в стороны.

— Жаль, — произнес я несколько потускневшим голосом, но не отчаиваясь. — Но ничего, мы его и так разыщем. Главное, знаем патологоанатома в лицо.

С этими словами я развернулся и двинулся в коридор, в ту часть его, где исчез мужчина в голубом халате, но тут навстречу вышел охранник, который, видимо, куда-то отлучался по своим делам от места несения службы из холла, где, только сейчас я заметил, стоял скромный стол, очевидно, рабочее место охранника. О, господи, и здесь охранник! Такое впечатление, что у нас половина города состоит из «чоповцев». Но здесь-то, в морге, что охранять?!! Трупы?

— Сюда нельзя! — произнес нерусской внешности мужчина в униформе.

— Мне бы с врачом поговорить! Вон он пошел! — сказал я, пытаясь миновать «чоповца», но тот преградил путь.

— Я же говорю, туда нельзя! — строго и категорично произнес мужчина. — Там служебные помещения. Да и рабочий день давно окончен! Приходите завтра!

— Я на минутку! — попробовал настаивать я, но охранник разозлился.

— А кто вы вообще такой? Ваши документы, пожалуйста!

Э-э, нет, после разговора «по душам», который у меня должен состояться с врачом, светить документы не стоит. Еще в полицию обратятся, а мне с ней не очень-то хочется встречаться. Но, похоже, если я отсюда не уйду, мне с ней придется встретиться через несколько минут — медсестра со злым выражением лица, сидевшая за окошком, неотрывно глядя на меня, сняла с телефонного аппарата трубку. Точно ведь вызовет! Пора сматываться! Я поднял перед собой руки, как человек, который сдается, и, отступая, примирительно сказал:

— Ладно-ладно, вы меня уговорили, встречусь с врачом в другой раз.

Развернулся и, схватив за руку Аверьянову, которая зазевалась, потащил ее к выходу.

На улице свежий воздух пьянил. Я постоял немного, соображая, что делать, потом сказал спутнице:

— Вы идите, Екатерина, в машину. Подождите меня в ней, а я скоро приду.

Отдал молодой женщине ключ от автомобиля, а сам повернулся и двинулся в обход морга.

С обратной стороны его был черный вход, видимо, чтобы забирать усопших, не таскаясь с гробами по всей территории больницы. Двери были широкими, двустворчатыми, одна дверка оказалась неплотно прикрытой. Я приоткрыл ее и заглянул внутрь. Здесь был предбанник довольно просторный, при желании в нем могла поместиться легковая машина или половина грузовой. Для чего это было сделано — не знаю, возможно, для скрытой от любопытных глаз погрузки и разгрузки тех же трупов. Дальше вверх были три ступеньки, небольшая площадка и еще одни двери. К моей радости, и они оставались открытыми. Очевидно, оплошность охранника, выходившего недавно перекурить, а может быть, никто и не думал, что через «задний вход» в морг могут пробраться смельчаки, и никому и в голову не приходило закрывать двери. Что ж, тем лучше.

Войдя, оказался в небольшом коридоре, миновав который попал в прямоугольный, довольно-таки просторный зал с мраморным столом посередине, но не с ровной поверхностью, а вогнутой и желобком, ведшим в канавку, окаймляющую стол по периметру на полу. Над столом была установлена осветительная лампа, как в операционной. Когда понял предназначение этого сооружения, то невольно содрогнулся: стол анатомический… На мое счастье, на столе не лежал исследуемый материал. Казалось, что трупный запах здесь источали сами стены. Я быстро выскользнул в коридор. Было пустынно, рабочий день уже закончился, и все работники морга покинули здание, в нем оставались лишь медсестра, охранник, возможно, санитар и тот самый врач-патологоанатом, на которого мне показала Аверьянова.

В коридоре, в котором я оказался, находился ряд дверей, по обе стороны. Недолго думая, я стал дергать за ручки… Вскоре наткнулся на дверь с табличкой: «Киселев Алексей Владимирович». Толкнув дверь, обнаружил за нею нужного мне человека.

В крохотной комнате, в которой едва уместились стол, обычный книжный шкаф и шкаф медицинский, стеклянный, за столом сидел тот самый мужчина, что прошел мимо нас с Аверьяновой в холле и исчез в коридоре. Перед ним на столе стояли монитор, клавиатура и мышка, а рядом — стакан, на четверть наполненный темноватой жидкостью и, судя по аромату, перебивавшему стойкий трупный запах, врач-патологоанатом пил дорогой коньяк. Осуждать мужчину за то, что он пил на рабочем месте, я не мог, как иначе здесь работать…

— Здравствуйте! — сказал я, добродушно щерясь, и мимоходом еще раз глянул на табличку на двери с фамилией, именем и отчеством врача. — Алексей Владимирович. Разрешите?

И, не дожидаясь позволения войти, ступил в кабинет. При моем появлении мужчина дернулся было к стакану, чтобы спрятать его, но было уже поздно, и мужчина сделал вид, будто потянулся к клавиатуре, чтобы поправить ее.

— Кто вы и что вам здесь нужно? — произнес он удивленно и настороженно, соображая, что за личность притащилась к нему в кабинет в тот самый момент, когда он решил приложиться к коньячку.

Раз не возражает против имени и отчества, которыми я назвал врача, значит, мужчина и есть тот самый Киселев, чьи данные и указаны на табличке на двери.

— У меня только один вопрос к вам, Алексей Владимирович! — сказал я вкрадчиво. — Месяц назад, двадцать пятого числа, вы проводили вскрытие Арсения Аверьянова и дали заключение, что он умер от сердечной недостаточности. Скажите, ваше заключение соответствует действительности или Аверьянов умер насильственной смертью?

— Кто вы и что вам здесь нужно? — снова повторил Киселев, и его подвижные губы несколько раз дернулись, а красивые блестящие глаза (блестящие от хорошей дозы коньяка) стали зло буравить меня.

Я несколько раз невинно хлопнул глазами, не такими, правда, красивыми, как у Киселева, а обычными, серого цвета.

— Игорь Степанович, я частный сыщик! — проговорил я радостно, как Санта-Клаус, пришедший поздравить ребенка с Рождеством. — А то, что мне нужно, я вам уже сказал: своей ли смертью умер Аверьянов или его убили?