Химеры Эрлирангорда (Химеры - 3) (фрагмент) - Андрей Ракитин

-- В порт? -- усомнился Даг.

-- Там уже договорено.

Они стояли перед раскрытыми воротами цеха, надежно скрытые темнотой. Впереди -- пару шагов по гулкому листовому железу -- было белое, залитое светом прожекторов пространство. Фермы виадука рисовались в этом свете черным кружевом.

-- Ну вот что, -- сказал Даг, беря Лаки за плечо. -- Ты идешь первый. С виадука помашешь.

У Лаки медленно округлялись глаза. Как у дитяти.

-- Так, да? -- выговорил он еле слышно.

-- Со мной люди, -- сказал Даг. -- Один раненый, одна девчонка.

На прощание Лаки опять чмыхнул носом, ворча, что девчонка сама по себе абсолютное оружие , ее бы выпустить на магистров -- и ничего больше не нужно, сложи руки и жди победы...

Даг стоял и смотрел, как он уходит в свет.

Короткими перебежками, припадая то у разбитой полуторки, то у груды строительного хлама, Лаки пересек пространство двора, которое ясно просматривалось с водонапорной башни. Загудели под ногами решетчатые ступеньки виадука. Черная фигурка на мгновение возникла у перил, взмахнула руками над головой крест-накрест.

-- Хорошо, -- одними губами сказал Даг. -- Теперь Мета и Пашка.

-- Не пойду.

Даг выразительно посмотрел на Пашку.

-- Понял. -- Барон вскинул девицу на плечо, шлепнул по пятой точке, чтоб не брыкалась, и рысью помчался через двор.

Потом Даг будет вспоминать жест Лаки, эти вскинутые крестом руки, и гадать, почему он не понял, почему никто из них не догадался, что это было предупреждение.

-- Пошли, пошли отсюда... -- Дага тянули вперед с настырностью, достойной лучшего применения, сопротивляться не хотелось.

-- Битый небитого везет... -- Хальк огорченно вздохнул над ухом. Сразу же вслед за этим стены и потолок сдвинулись с привычных мест, круто ушли в сторону и вообще исчезли, а через пять минут выяснилось, что Хальк тащит его на себе и вот-вот упадет.

Он сгрузил Дага у лестницы и опустился рядом. Достал из-за пазухи платок.

-- На, утрись. Я тебе лицо разбил, уж извиняйте.

Во рту и впрямь было солоно. Даг осторожно пошевелил языком: зубы вроде на месте.

-- Кто-нибудь еще уцелел? Кроме Лаки.

-- Не знаю.

Они замолчали, и очень надолго. Потом Даг сказал:

-- Кажется, я понял... Они были правы со своим вето. Все: и Алиса, и весь Круг...

-- Ты о чем? -- Хальк задремал и очнулся с трудом. По всей видимости, та гадость, которой Мета досыта накормила его дома, помалу переставала действовать.

-- Этот рассказ, _Кузнечик..._. Я получил предупреждение, ты не знаешь, тебя уже не было в Эрлирангорде.

-- После Ворот?

-- Почти сразу, ты его даже не читал.

Даг услышал, как Хальк усмехнулся.

-- Не читал, ясное дело. Потому что я его писал. До Ворот, и не закончил. Ты рукопись сжег?

-- Если бы я ее сжег, -- сказал Даг невесело, -- ничего бы не случилось. И все были бы живы.

Было очень тихо. Ветер шуршал по сбитым ступеням сквозняками, пахло пылью и горелой проводкой. Даг неуютно поежился: холод от бетонной стены ощутимо просачивался под куртку. По-прежнему зверски хотелось пить. Хальк то ли спал, то ли забылся. Даг пожалел его будить.

Не ощущая ни страха перед возможной стрельбой, ни угрызений совести -- а что будет с тем же Хальком, если его прибьют? -- он выбрался на верхний этаж, под открытое небо: крыша здесь отсутствовала давно и напрочь. Ветер грохотал остатками жести и свистел в перекрытиях. Даг присел на корточки и ладонями зачерпнул снега. Снег был чистый, но пах железом и гарью, от него во рту оставался мерзкий вкус. И все-таки это была вода.

Он хватал губами этот ржавый снег, в горле першило. Даг закашлялся. Надсадно, как чахоточный, и вместе с этим кашлем наконец вылилось все. Весь ужас и вся нелепость сегодняшней ночи, когда люди внезапно перестали быть людьми. Когда для расстрела уже не нужно доказательств, достаточно одного подозрения. И стало вдруг ясно, что Вторжение, которого ждал и боялся Роханский Всадник, уже произошло. А они, умудренные опытом недавней войны Создатели, Мастера и Магистры, не смогли понять, что Вторжение -- это не рота пехотинцев и не осназ на броневиках (хотя, конечно, бывает и такое), а вот эта самая каша в голове... Оно конечно, _homo homini lupus..._ и все такое, но волки, как правило, страдают если не милосердием, так рациональностью поступков.

Он сидел и смотрел в черное, без звезд, небо. В горле стоял удушливый ком, и кружилась голова. Как будто в него с размаху залепили крепко скатанным грязным снежком, а он не успел увернуться.

... С другой стороны, а чего они ждали? Что их будут носить на руках и дарить по утрам эдельвейсы?! Миры не сочетаются друг с другом, как детали мозаики, и если с материальной культурой еще туда-сюда, то примерить на себя чужую ментальность не всегда приятно. Чаще всего она жмет у горла, и, когда сбрасываешь с себя чужое платье, на шее отчетливо черным -- странгуляционные полосы. Вот так вот. И получается, что Алиса где-то очень права в своем вето, не успевшем пока стать законом. Потому что создавать такое -- это все равно что себе самому мылить веревку. Ох, как же здорово они наловчились это делать...

Даг набил снегом оставленный Хальком платок и вернулся вниз, на мгновение задержавшись у ската крыши. Отсюда, по прихоти извращенного Вторжением восприятия, сидящие в овраге магистры рисовались, как на ладони. Даг разглядел Яррана в бесформенном балахоне плаща, похожего на оглоблю в кирасе Канцлера, кого-то еще -- и государыню, стоящую чуть поодаль, в тени, на плотно утоптанном пятачке под трухлявым ясенем. Они все о чем-то спорили, но слов было не расслышать. Даг посетовал на судьбину и вернулся вниз.

А я был не один, и все равно ничего не смог.

Вражды не одолел, не смял границ, не сломал плотин...

Сперва Дагу показалось, он слышит бред. Но Хальк глядел ему в лицо ясными глазами. Такими ясными, что Дагу сделалось неловко.

-- Я принес тебе снегу, -- сказал он.

-- Спасибо. Я всегда знал, что будет кому подать напиться.

-- Ты что, помирать собрался? -- с тихим ужасом выговорил Даг.

-- Я собрался выйти отсюда. -- Хальк говорил и дышал с трудом. Даже в полутьме было видно, как обострились черты его лица.

-- Ты сошел с ума, -- искренне сказал Даг. Снег таял у него на ладонях, просачиваясь тяжелыми каплями сквозь батист платка.

-- От такой жизни спятить легче легкого. Особливо в компании мессира, умеющего писать столь чудные рассказы.

-- Ты создал Создателя, -- сказал ему Даг. Без всякого зла, потому что в словах Халька не было и тени упрека. Скорей уж гордость от хорошо проделанной работы. -- Ты создал Создателя, и я уж не знаю, как тебе это удалось, но странно, что ты все еще надеешься на спокойную жизнь.

Хальк перестал улыбаться.

-- А я и не надеюсь, -- сказал он. -- На жизнь.