Душа Пандоры - Арнелл Марго

– Сила? – нахмурилась Деми.

– Дар богов.

– Ах, ну да. Боги. Как же я могла забыть.

Она помассировала пальцами виски. Чувство нереальности происходящего не отпускало. Вопросы множились и распирали голову изнутри.

– Хотите сказать, что все, абсолютно все древние мифы о богах и героях – правда?

Она бы не поверила в это ни на мгновение… Если бы незнакомец по имени Харон собственноручно не перенес ее из родного мира в мир чужой и, кажется, смертельно опасный.

– Просто убери слово «миф» и замени его словом «история», – бросил Маска… Никиас. – И все сразу встанет на свои места.

– Называть ее мифами придумали те, кто не видел, как они превращаются в правду, – проронила Ариадна, отрешенно глядя куда-то поверх ее плеча.

Деми на мгновение прикрыла глаза. Примириться с реальностью все еще не получалось.

– У меня нет никакой силы. И быть не может. Я вообще не понимаю, зачем я здесь. Где я, я не понимаю тоже, но…

– Покажи ей Эфир. – Глаза, видимые через прорези маски, сощурились.

– Никиас…

– Покажи.

Не просьба даже – почти приказ. Никиас подался вперед и произнес странно прозвучавшие слова, не вызвавшие в сознании Деми никаких ассоциаций. Шагнув к ней, Харон стиснул ее запястье. Она и запротестовать не успела, как мир переменился.

В очередной раз.

Вокруг нее разлился алый сумрак – густой, плотный, почти осязаемый. Небо заволокло пеленой… Впрочем, оно было всюду, это небо. Землю здесь заменяли облака… нет, грозовые тучи. Дымную серость вдалеке с грохотом разрезали пламенные вспышки – летящие откуда-то сверху огненные молнии. Сам воздух здесь полыхал, полыхало небо, словно молнии были способны зажечь облака. В ноздри бил запах гари, дыма и чего-то еще – незнакомого, но побуждающего прикрыть нос рукой.

– Мы сейчас между небом и землей. Не так романтично, как звучит, правда? – с мрачной усмешкой поинтересовался Харон.

Алый сумрак разрезали крики боли и ужаса, приглушенные, казалось, доносящиеся до Деми через плотный слой ваты. Прогремел раскат грома, содрогнулась земля – или то, что здесь ее заменяло. Она закрыла ладонями уши, беззвучно крича, сотрясаясь всем телом. Его, словно хрупкую статую, разбивал на части оглушительный рокот.

Деми пошатнулась, с трудом убеждая ослабевшие колени удержать ее на месте. Ботинок по самый каблук утонул в облаках. Хлыстом, хлесткой пощечиной ударил страх, что она провалится в эту неизмеримо странную алую трясину. Но под мягким дымчато-алым покровом чувствовалась твердь. Деми осторожно топнула, словно пробуя на прочность подтаявший по весне лед, и вопросительно взглянула на Харона.

Он дождался, когда утихнет шум.

– Это барьер, воздвигнутый Эфиром, чтобы защитить смертных от бессмертной войны.

Бессмертной? Харон говорил о богах или о том, что война нескончаема? Впрочем, ей не стало бы легче от любого из ответов.

Эфир… Не просто бог изначального света, но олицетворение неба и воздуха – верхнего слоя, что окутывал облака и горные вершины, высшая оболочка мира и колыбель богов. Эфир заполнял собой пространство от небесного купола до прозрачной кисеи земного воздуха, что предназначался смертным. У последнего имени не было, или же Деми его позабыла.

– Порой, когда Эфир слабеет, молнии прорывают барьер. Тогда на землю Эллады проливается алый дождь. Для чужачки, наверное, выглядит жутко. Но ты привыкнешь.

«Привыкну?» – отразилось в голове смятенным эхом.

Алый дождь? Но как он может быть алым, если… Не успев додумать, Деми наклонилась и зачерпнула ладонью низинный воздух. Кончики пальцев окрасились алым.

Пространство Эфира сочилось кровью, что лилась на облака.

Огненная стрела ударила совсем рядом с Деми, будто привлеченная словами Харона. Взвизгнув, она метнулась к нему. Не сказав ни слова, Харон одним движением задвинул ее себе за спину. Очень вовремя, потому что Деми тут же оцепенела. Разорвись сейчас бомба рядом с ней, вряд ли она смогла бы даже пошевелиться.

Вспышка молнии обнажила то, что было сокрыто прежде. Сумрак оказался искусственным: в царстве Эфира стоял такой же алый день, как и внизу. А тот самый полумрак создавали полчища монстров, заполонившие собой, казалось, все пространство и заслонившие свет.

Деми не могла поручиться, что никогда не чувствовала такого сильного, удушающего страха. Страха, что медными цепями сковывал тело, вонзался в конечности ледяными шипами, замораживая внутренности и делая гусиной кожу. И все же что бы ни прятала ее память за глухой стеной амнезии, вряд ли оно оказалось бы страшнее увиденного в мире греческих богов.

Черные как ночь твари. С крыльями и клыками, с копытами и рогами, с шипастыми и гладкими, словно хлысты, хвостами, с глазами цвета крови и шкурой цвета тьмы.

Градом стрел летели с высоты огненные молнии. Вот откуда этот запах, незнакомый Деми прежде, но очевидный теперь. Пропитавший воздух – сам Эфир – запах горелого мяса и дымящихся шкур.

Воины в доспехах из кованого металла. Мужчины и женщины, что сражались с немыслимыми тварями среди алых облаков. В руках мечи и что-то похожее на прирученный огонь – рассмотреть мешал кружащийся каруселью хаос. И она, Деми, стояла в его сердцевине. С ногами, приросшими к земле, которую здесь заменяли обагренные кровью облака, с одной лишь мыслью, бьющейся в голове, что смерть очень близко.

Десятки, сотни, а быть может, даже тысячи чужих смертей.

Деми взвизгнула, когда в шаге от нее в кровавое облако вонзилось что-то, отдаленно похожее на метательный нож. Вгляделась в «небо», которое здесь заменяло плотное сумрачное ничто, но во вспышке очередной молнии смогла разглядеть лишь птицу. Расправившая крылья над ее головой, птица оказалась небольшой и… железной?!

– Берегись их перьев! – крикнул Харон.

– Что?

Метательным ножом и впрямь оказалось железное перо. Его собрат едва не пригвоздил ногу Деми к облаку. Одним прыжком переместившись вправо, она воззрилась на Харона.

– Что за птицы способны метать свои перья? – вырвалось у нее истерическое.

– Стимфалийские птицы, натасканные самим Аресом, – мрачно отозвался Харон. – Медные перья – их оружие.

От раската грома задрожали облака. Молнии стали ударять все чаще.

Прямо на глазах Деми притворяющаяся человеком тварь с тонкой талией, длинными волосами и пеликаньим клювом вместо рта и носа проткнула насквозь грудь одного из воинов. Захрипев, он упал. Тварь, радостно взвыв, унеслась прочь в поисках новых жертв. Однако покой, предназначенный мертвым, воину не даровали. Вниз спикировала женщина в окровавленном одеянии, с крыльями, словно сотканными из самой ночи, и черными по самые плечи руками. Она подлетела к едва живому воину и припала алыми, как облака Эллады, губами к ране на его груди. Оторвавшись, жадно взглянула на Деми. Та обмерла, но крылатая лишь разочарованно отвернулась.

Острые когти длиной с целую ладонь, венчавшие черные руки, подхватили мертвого воина, зажали в тиски. На своих эфемерных крыльях создание поднялось ввысь, сжимая в руках добычу, и вскоре затерялось в сумраке среди сонма тварей. Улетело, унося с собой павшего воина.

В тут и там прорезавших пространство вспышках света Деми разглядела и других крылатых. Они бродили по полю боя, ликующе вскрикивая, когда смерть сражала кого-то. Налетали на павшего, словно стервятники, били друг друга когтями и крыльями, сражаясь за умирающих, чтобы жадно опустошить их и забрать куда-то обескровленные тела.

– Г-гарпии? – запинаясь, спросила Деми.

Этот образ – крылатый, жестокий и неистовый – подсказала ей своенравная память.

– Керы, – мрачно обронил Харон.

Теперь она вспомнила и их. Лучше бы, правда, не вспоминала.

По легендам, в кер перерождались души умерших насильственной смертью. Кто знает, отчего так происходило. Может, их кончина была слишком жестокой? Повисала на душе, обременяя ее тяжелым грузом, не позволяя воспарить ввысь и обрести покой? Возможно, поэтому, воплотившись в крылатых демонов, керы продолжали приносить людям страдания и сеять смерть. Столь же кровавую, как та, что когда-то настигла их самих. Вечный круговорот жестокости и боли…