Андрей Миронов: баловень судьбы - Федор Раззаков

Гостей посадили на самые почетные места – в директорскую ложу. В тот день давали спектакль «Дама в черном», в котором играли оба родителя Андрея. И он, увидев отца на сцене, внезапно перегнулся через барьер и громко закричал на весь зал: «Папа!» И, удивленный, что отец не реагирует на его крик, закричал еще громче: «Па-па!» Зал взорвался от смеха. Смеялись и партнеры Менакера по сцене. А сам Александр Семенович был так обескуражен происходящим, что какое-то время не знал, что делать. А Андрей, видя, что зал бурно реагирует на его крики, разошелся еще сильнее: «Папа! Папа, это я!» Наконец первым нашелся один из артистов. Он вышел на авансцену и потребовал убрать ребенка из зала. На что Аннушка ему ответила: «Ребенок отца увидал, что вам, жалко, что ли-ча?!» После этих слов хохот в зале стал всеобщим. Играть дальше было невозможным, и руководство театра дало команду опустить занавес. А маленькому Андрею так понравилось быть в центре внимания, что он долго после этого случая приставал к родителям с одним-единственным вопросом: «Когда я снова пойду в театр?» Родители врали сыну, что скоро, мысленно буквально содрогаясь от подобной перспективы.

В ноябре 1945 года Менакер и Миронова отправились с гастролями в Берлин. Пробыли они там почти два месяца и домой вернулись 1 января 1946 года. Вернулись не с пустыми руками – они привезли сыну электрическую железную дорогу. Подарок был вручен Андрею прямо во дворе дома на Петровке, где он гулял вместе с нянечкой. Описывать восторг ребенка не имеет смысла – такой игрушки не было ни у одного из друзей Андрея.

Тем временем, вскоре после возвращения из Берлина, Менакеру и Мироновой пришлось покинуть Театр эстрады и миниатюр, поскольку в стране началась очередная антиеврейская компания. Поводом к уходу послужила статья в «Правде», посвященная пьесе Менакера «Бронзовый бюст». Главная газета страны камня на камне не оставила от этой постановки, назвав ее «фальшивой комедией». После этого дни Менакера в театре, в котором он проработал более десяти лет, оказались сочтены. Следом за мужем ушла из театра и Миронова. У них был единственный путь – на эстраду.

Летом 1946 года Андрей во второй раз увидел отца и мать на сцене. И опять ничем хорошим это не закончилось. Случилось это в летнем театре сада ЦДСА во время представления «Товарищ публика». Вот как об этом вспоминала М. Миронова:

«В один из теплых летних вечеров мы взяли в сад ЦДСА шестилетнего Андрюшу. Он стоял за кулисами и внимательно слушал родителей. Вдруг в середине номера раздался дружный смех, которого мы совершенно не ожидали. Менакер даже осмотрел костюм: все ли в порядке по линии туалета? Мне почему-то приходит в голову мысль, что по сцене пробежала кошка, – у зрителей это всегда вызывает неописуемый восторг. Поворачиваю голову и вижу стоящего на середине сцены Андрюшу с открытым ртом: он так увлекся творчеством родителей, что захотел разглядеть их поближе и вышел на сцену. Это был первый выход Андрея Миронова на эстраду…»

К слову, в семье Миронова царил откровенный матриархат: культ Марии Владимировны был беспрекословным. Ослушаться ее не смел никто, в то время как она могла делать все, что ей заблагорассудится. Могла кричать, ругаться, кидать в мужа тарелки и другую посуду. Менакер сносил эти вспышки стоически, зная, что за минутным порывом гнева обязательно последует примирение. Маленький Андрей тоже терпел внезапные вспышки ярости матери, беря пример со своего отца. Однажды он спросил у папы, почему их мама так кричит на них, на что получил все объясняющий ответ: «Наша мама сильно устает». «Но ты ведь тоже устаешь», – резонно удивился Андрей. «Мама устает больше», – поставил точку в этом споре отец. В этот миг из гостиной донесся зычный голос виновницы этого разговора: «Еврейчики, идите обедать». «Еврейчиками» Мария Владимировна в шутку звала мужа и сына.

1 сентября 1948 года Андрей Менакер отправился в школу. Это была 170-я мужская школа (теперь – 49-я средняя школа), в нескольких минутах ходьбы от его дома на Петровке – она располагалась на Пушкинской улице. В этой же школе в разное время учились Марк Розовский, Людмила Петрушевская, Эдвард Радзинский, Василий Ливанов, Геннадий Гладков, Наталья Защипина (одноклассница Миронова) и другие известные ныне деятели отечественной культуры. Соседом Андрея по парте стал Лева Маковский. Стоит отметить, что Андрей пришел в школу под фамилией Менакера, но уже спустя два года, в разгар антиеврейской кампании, развернувшейся в стране, добрые люди из Моссовета посоветовали родителям сменить фамилию мальчика. Так он стал Андреем Мироновым.

Вспоминает Л. Маковский: «Андрей не был поклонником точных наук и техника его мало интересовала (пожалуй, кроме автомобилей), но зато во всем, что касалось театра и кино, литературы и музыки, ему не было равных. Его артистические способности начали проявляться очень рано. Никогда не зубуду, как на дне моего рождения в феврале 1949 года собрались семь-восемь мальчиков-первоклассников. И когда мои родители предложили поднять бокалы с морсом и кому-нибудь произнести тост, все потупились, кроме Андрюши, который встал и громким голосом произнес: „Я поднимаю этот бокал за прекрасных дам!“

Миронов на самом деле чуть ли не с малых лет был дамским угодником. Несмотря на то что в детстве он был чересчур упитанным, даже толстым мальчиком, девочек он любил красивых и эффектных. И никогда этого не скрывал. Он иной раз даже взрослых дам повергал в смущение своим поведением. Так, когда к ним в дом впервые пришли художник Орест Верейский и его симпатичная супруга, первое, что сделал Андрей, – подошел к гостье, щелкнул каблуками и изрек: «Пикантная мордашка!» Родители мальчика смутились от такой бесцеремонности своего отпрыска и бросились объяснять ему бестактность его поведения. А вот гости, как ни странно, наоборот, были в диком восторге от происшедшего. После этого Орест Верейский стал другом Андрея и спустя некоторое время, на ноябрьские праздники 1949 года, повел его на Красную площадь смотреть военный парад. По словам Верейского, «Андрей был неутомим и несмолкаем. Он засыпал меня вопросами, на которые я не успевал бы отвечать, даже если бы знал ответ. Как называется эта штука у дирижера? Это какой род войск? Этот петух – военный атташе какого государства? И так без конца. Я легкомысленно пообещал ответить на все вопросы сразу по пути домой в надежде, что он забудет хоть половину, но он не забыл…

И хотя восьмилетний Андрюша был довольно упитан и невелик ростом, по дороге домой, когда, возвращаясь с Красной площади, мы, чтобы сократить путь, пробирались дворами, пролезали через ограды, этот мальчик удивил меня легкостью движений, ловкостью и бесстрашием…»