Врата чудовищ - Дара Богинска

цикута – и запах, который Чонса не спутала бы ни с каким другим. Тянуло моровым поветрием. Никто из путников не понимал, почему Шестипалая прячет позеленевшее лицо в воротник. Вонь. Счастливцы, лишенные всей остроты чувств, как же она им завидовала.

Пока Джо драл глотку, пытаясь докричаться до стражей, Чонса оперлась локтями о переднюю луку седла, до хруста потягивая спину.

– Бесполезно, – проскрипела она. О, нет. В горле чесалась простуда. Отклонившись в сторону, она высморкалась – чертовски неприлично, судя по тому, как вздрогнул притихший в путешествии Гектор. Она обратилась к нему: – Здесь есть другой вход?

– Это крепость, – уязвленно заметил евнух, – тут не может быть другого входа. Лиму построили во времена, когда здесь все было в степняках, и если бы существовал…

– Избавь нас, Боже, от тех, кто думает, что исполняет Твою волю, и от уроков истории, – фыркнула, снова прочищая нос, Чонса. – Должно быть хоть что-то. Ландграф же должен был убраться каким-то путем, если вдруг в замке случился бы пожар? Подземелья с крысами, тайные проходы за шкафами, древние канализации. Давай, думай!

Брок нехорошо покосился на обнаглевшую девушку, но, кажется, принял её доводы к сведению. Спрыгнул с коня и задрал голову, разглядывая тёмную унылую громадину перед собой. Был рассвет: в это время кричат петухи, шумит челядь, меняются караулы, обозы толпятся у ворот и возницы перешучиваются с местными торговками. Нет – тишина. Только ветер выл, холодный и сильный близ высоких стен, хлопал флагами в голубоватом небе над тремя острыми башнями. Он сменил направление и принес с собой запах. Ноздри Чонсы дрогнули, раздувшись на вдохе. Даже насморк не помешал. Она чувствовала фигуру, что была облита маслом и подожжена, еще живая, стоящая на двух ногах, упирающаяся горящим лбом в ворота.

Чонса выдохнула. Шипящим змеиным наречьем она скомандовала:

– Подчинись, – и толкнула воздух обеими руками перед собой. От напряжения у неё разошлись в сторону локти, Шестипалая почувствовала, как трещат сухожилия. Изменила позу, согнула пальцы и теперь вела руками снизу вверх.

Изумленно притих и обернулся на неё Джо, когда створки заскрипели, лишаясь противовесов, и начала подниматься решетка с острыми зубьями. И хотя Колючка смотрел на неё, Чонса видела его затылок чужими глазами, его охряный плащ, и спрятанную под ним руку, легшую на костяное оголовье меча. Джо был юн. Совсем мальчишка с этой дрожащей побелевшей ладонью.

Чонса обмякла в седле только когда врата открылись полностью. Противовес клацнул, механизм встал в пазы, и они могли войти, миновав стоящего в проходе человека, что открыл им двери по приказу Чонсы. Гектор облегченно выдохнул.

– Слава богу, мессир! Вы живы, но почему…

Ландграф упал вперед, заходясь смехом. Гектор бросился к нему, но Брок придержал его за плечо тем же неумолимым и резким жестом.

– Я сказал тебе: сзади, идиот! Ищейка.

Чонса спешилась, кивнула вытянувшему-таки из ножен меч Джо и пошла вперед. Ландграфа били судороги. Он смеялся так сильно, что начал икать. Когда они подошли ближе, увидели, что лицо у него было расцарапано, у края аккуратной бороды торчал сорванный ноготь, а глаза…

– Горящая голова, – шепнула Чонса, озвучивая свое видение. Джо искоса глянул на неё. – Дебби свела его с ума.

– Мессир ландграф. – Джо наклонился, поддержав мужчину за плечо. Лима был старше Брока, но крупнее и шире. Лохматая шуба на голое тело и вовсе делала ландграфа огромным и похожим на оборотня. Когда его плеча коснулся Джо, Лима неожиданно начал говорить, тонким и плаксивым голоском:

– Господа, господа, вы прибыли! О, миледи. – Он схватился за край туники Чонсы, потянул так сильно, что девушка шатнулась. – Ваши покои, ваши покои… Они в огне! Это всё! Всё в огне! В ОГНЕ! ХАХАХА!

Он снова подавился хохотом, следом вскочил на ноги и побежал вперед – он упал бы в болото и утоп, если бы Брок не подставил ему подножку. Гектор медленно опустился на колени рядом со своим сюзереном и заплакал.

– О, Петер, мой дорогой друг…

– Присмотрите за ним. Вот. – Брок достал из седельной сумки моток веревки и кинул её Гектору. Тот непонимающе начал теребить хлопок в руках, поднял на ключника красные глазки, и старик пояснил со вздохом: – Свяжите его, так он не сбежит.

Перекатившись на спину, ландграф глупо захихикал и начал водить руками и ногами, делая в придорожной грязи снежную птицу. Чонса отвернулась от них и потянула Джо за край плаща.

– Пошли.

Ещё она хотела попросить его закрыть глаза, потому что это было первое чёрное безумие Джо, и он был не готов. Конечно, он был не готов. Желудок подвел его спустя две дюжины шагов по подворью.

Внутреннее убранство замка было похоже на поле боя. Животные в одних лужах крови с людьми. Разбитые головы, вырванные волосы, оскаленные зубы, застывшие гримасы. Чонса слишком много видела такого. Её сердце затвердело, но идти по бурой от крови, дерьма и желчи земле все еще было больно.

– Клянусь, если я еще раз увижу блевотину, я попрошу премию, – с косой ухмылкой обратилась Чонса к Броку. Старик невесело хмыкнул и похлопал юношу по спине.

– Ничего, малыш. Все мы через это проходили.

– И ты? – Проходя мимо лобного места и рыночных столбов, она старалась не наступать в лужи дерьма, натекшие с висельников.

– Нет. – Старик нагнал малефику, не давая ей уйти слишком далеко. За их спинами Джо отплевывался, полоща рот водой из фляги. – Я – нет.

Её отвлекал собственный уверенный шаг. Каблук-мысок, перепрыгнуть лужу, обойти трупы. Она вспоминала годы, проведенные за обучением в малефикоруме – медитации, звук битья молоточков о медные чаши, смутно похожий на ритм её шагов. Даже забавно: она прибегала к воспоминаниям о ненавистных ей годах учебы как к кружке горячего чая после суток на морозе, и в такие моменты они казались ей блаженством. Юдолью безопасности.

Всяко лучше залитого кровью самоубийц и убитого скота подворья, их намотанных на колеса кишок. Она даже порадовалась этой мерзкой холодной погоде на исходе зимы, вонь была терпимее без плотоядных мух и опарышей.

По пути в подворье замка они встретили всего пару живых людей. Одна из них, голая престарелая женщина, баюкала на руках расколотый глиняный кувшин. Другой, мужчина в дорогом длинном пальто, пытался войти в стену, монотонно прикладываясь о кладку лбом и хихикая каждый раз. Нос его уже превратился в лепешку, а кровь из разбитых бровей коркой спекла ресницы.

Чонса прошла мимо. Её шаг неуловимо изменился, стал текучим, крадущимся, как у лисы. Ключники знали её повадки и не путались под ногами, держась поодаль.