Под южным солнцем - Маргарет Пембертон

— Это было большой глупостью с твоей стороны, — сказала Катерина, чувствуя себя в эти минуты скорее гувернанткой, чем сестрой. — Ты злоупотребила доверием папы, мамы и месье Ласаля… Полагаю, тебе нравится ходить по городу без сопровождения и общаться со сверстниками, но это не должно повториться, Наталья. Это крайне опасно. С тобой может случиться все что угодно.

Наталью так и подмывало спросить, что именно имела в виду Катерина, но она промолчала. Сдерживая свою досаду на сестру из-за отсутствия у той мечты об объединении всех южных славян, Наталья искренне сказала:

— Извини, Катерина. Я не хотела тебя волновать.

— В таком случае постарайся не делать этого впредь, — сурово ответила Катерина, хотя была рада, что все разрешилось Наталья тоже была довольна, так как Катерина не потребовала от нее обещания никогда больше не встречаться с Гаврило и Неджелко и не посещать кофейню «Золотой осетр». Сестра просто сказала, что не надо этого делать.

— Ты знаешь, что мама пригласила всех дипломатов из Британской и Французской миссий на Летний бал? — спросила она, сознавая, что в будущем надо быть осторожнее, а сейчас необходимо поскорее сменить тему. — На балу будут также русский посланник и казачьи офицеры. По-моему, казаки очень красивые, ты не находишь?

Снисходительно слушая щебетанье Натальи о Летнем бале и об офицерах, с которыми сестра могла бы невинно кокетничать, Катерина встала. У нее были свои романтические надежды на этот бал. Снова и снова она вспоминала слова Джулиана Филдинга о его предпочтительном отношении к старшим сестрам и размышляла, не было ли это намеком. А если это так?

Ее сердце учащенно забилось. Если бы он сделал предложение, а она его приняла, это означало бы, что ей пришлось бы рано или поздно покинуть Сербию. Молодые дипломаты никогда не задерживались подолгу на одном месте.

Через год, а может быть, и раньше, Джулиана переведут в Вену, Париж или даже в Санкт-Петербург.

Теперь Наталья уже болтала о собачке Белле. Сандро сказал, что, если ее отец не возражает, он отдаст ей щеночка.

— Я спросила у папы об этом сегодня утром, и он ответил, что если Белла не будет путаться у него под ногами и заходить в его кабинет, то я могу ее взять. Как думаешь, она могла бы спать в нашей спальне, Катерина? Она слишком мала, чтобы оставаться одной.

— Конечно, я не возражаю, — сказала Катерина, стараясь не думать о том, что Белла может испортить ее одежду и туфли.

Сейчас ее мысли были заняты тем, насколько трудно ей будет покинуть родной дом. Она жила в очень дружной семье, и, конечно, ей придется сильно скучать по родителям и Наталье. Тем не менее Катерина с восторгом думала о Вене, Париже и Санкт-Петербурге, чувствуя, что могла бы легко привыкнуть к жизни в этих городах.

До того как ее дядя вернулся в Сербию королем десять лет назад, он и многие другие Карагеоргиевичи жили в изгнании в Женеве. Там и родились она и Наталья. И хотя сестра ненавидела Швейцарию, поскольку эта страна находилась слишком далеко от Сербии, которую она никогда не видела, Катерина была там счастлива. Ей нравилась Швейцария своей чистотой и опрятностью, а также благоразумием и уравновешенностью ее жителей.

О Санкт-Петербурге этого нельзя было сказать, но она надеялась, что в Вене, Париже и в других европейских столицах, куда могли перевести Джулиана, будет так же, как в Женеве.

Сестры подошли к дому, и Наталья сказала:

— Пойду спрошу у мамы, можно ли мне поехать в Конак и забрать Беллу. Меня может сопровождать мисс Бенсон.

Летний бал у Василовичей обычно устраивали в августе, но в этом году мать решила провести его пораньше.

— По крайней мере в это время розы еще в полном цвету и в лунную ночь выглядят очень романтично, — сказала она, осматривая бальный зал с мраморным полом, где высокие, от пола до потолка, окна, выходящие на террасу и в сад, были открыты.

Катерина, чьи мысли были полностью заняты Джулианом Филдингом, с ней согласилась. Она не сомневалась, что сегодня вечером Джулиан будет с ней танцевать и, упомянув о «Черной руке», ей удастся полностью завладеть его вниманием. Возможно, он попросит ее выйти в сад, где они смогут поговорить без помех. А когда закончится обсуждение проблем, представляющих для него профессиональный интерес, может быть, беседа примет более интимный характер?

На ней было бальное платье из белого тюля с сердцевидным вырезом на груди. Лиф, отделанный мелким жемчугом, плотно облегал ее стан, а юбка с небольшим восхитительным шлейфом свободно ниспадала к ногам. Блестящие волосы, отливающие медью, были уложены в высокую прическу с вьющимися локонами и украшены гардениями. Она знала без лишнем скромности, что выглядит очень мило, и хотела увидеть в золотисто-карих глазах Джулиана Филдинга подтверждение этому.

— Через несколько минут начнут прибывать гости, мама, — сказала Катерина, испытывая волнение. — Может быть, следует пойти и сказать Наталье, чтобы она спустилась для встречи?

Мать одобрительно кивнула и бросила последний взгляд на бальный зал. В ярком свете люстр сиял золотом роскошный потолок, в нишах стояли большие хрустальные вазы с орхидеями. оркестр занял свое место, лакеи были в полной готовности. Удовлетворенная увиденным, она повернулась на высоких каблуках своих атласных туфель и направилась к парадному входу, где вместе со своей семьей должна была встретить около двухсот гостей.

Катерина приподняла пальчиками шлейф своего платья и поспешила по устланной красным ковром лестнице наверх в комнату, которую делила с Натальей. Когда она выходила отсюда четверть часа назад, Наталья никак не могла решить, что надеть, и они изводили немку-служанку, которая измучилась подавать им то одно, то другое платье из тюля или шелка. Войдя в комнату, Катерина поняла, что сестра так ничего и не выбрала.

— Мама уже ждет нас для встречи гостей! — воскликнула она в ужасе. — У тебя осталось не больше пяти минут!

Наталья, в лифчике и в кружевных штанишках, скорчила гримасу:

— Я хочу надеть сиреневое платье, но Хельга возражает.

Она считает, что оно мне не подходит, и отказывается помогать.

Хельга, служившая в их семье уже пятнадцать лет, сказала твердо:

— Это платье не годится для семнадцатилетней девочки. Я говорила об этом раньше и повторяю сейчас.

Катерина посмотрела на платье, разложенное на кровати.

Сшитое из парчи, с глубоким декольте, оно было украшено на плече отвратительными фиалками.

— Ты совершенно права, Хельга, — сказала она. — Это платье действительно ужасно, оно для пожилой дамы.

— Хорошо, тогда что вы скажете, если я надену белое? Хотя белый цвет мне надоел.