Жизнь заново - Оксана Робски

Она расставила их вокруг его кровати.

Она и сама гордилась ими.

Ещё никогда её работы не были написаны с такой внутренней силой, никогда от них не шла такая мощная энергетика.

Она предвкушала успех на выставке. Не то чтобы слава привлекала её. Но художнику нужно признание не меньше, чем торгашу выручка.

Она работала с утра до вечера. Раз в два часа бегала наверх, чтобы проведать разболевшегося мужа.

Он лежал в постели с перевязанным горлом.

Так, как учила его покойная жена. Если ангина – надо обязательно перевязать горло.

Он смотрел на картины.

Он помнил эту обезьянку в Париже, во время их последней поездки. Они так смеялись! Обезьянка в костюме спайдермена! Он тогда дал ей целых двадцать евро. А она притащила букетик его жене. Его покойной жене.

Вот так он и запомнил её. В красном платье. Она раскинула руки на тротуаре рядом с машиной. И он за одну секунду понял: все!

И ему ещё долго снились чайки над их лодкой. Это было здесь, несколько лет назад.

«Посмотри! – воскликнула она. – Чайки кружат над нами в форме сердца!»

Это было невероятно, но это было так.

«Я все помню, – мысленно говорил он. – Я все, все помню. Почему ты напоминаешь мне? Я никогда не забуду тебя. Ты мне нужна. И она здесь ни при чём».

Он разговаривал с ней, и ему было хорошо и уютно. Как маленькому, который складывает руки над головой и кричит: «Я в домике!»

Через несколько дней ему стало лучше.

Он спустился на ужин.

Она приготовила пирог. Она очень старалась.

Пирог получился отменный!

– А теперь сюрприз! – радостно объявила она.

– Какой же? – Было так хорошо снова почувствовать прохладу крымского вечера.

– Я закончила новую картину!

Она принесла холст и медленно сняла с него покрывало.

Он потянулся к очередному куску пирога. Откусил. Поднял глаза на картину. На картине был изображён он.

Это было эротическое полотно.

Он занимался на нём сексом с ведьмой.

– Что это? – спросил он мрачно.

– Мистерия. Извини, что я воспользовалась твоим образом. Как-то само собой получилось.

У него под зубами что-то хрустнуло. Он вскрикнул, поднёс руку ко рту.

В пироге оказался камень. Обычная галька. Изо рта шла кровь. Он сломал зуб.

Он вскочил и, опрокинув стул, вышел с террасы.

Она побежала за ним.

Он захлопнул дверь кабинета прямо перед её лицом.

Она понимала – она слишком много работает. Она слишком мало уделяет внимания своему мужу. В их медовый месяц.

Но она успокаивала себя тем, что пройдёт выставка и всё изменится. Всё наладится. И всё снова будет хорошо.

И не будет никаких неприятностей с этим чёртовым пирогом.

Она писала.

Он редко спускался вниз.

Она всё время думала: вот сегодня за ужином мы помиримся.

Но они не мирились.

Он забрал её следующую картину к себе в кабинет. На ней она изобразила молодую женщину в венке из ромашек. Венок был так пронизан светом, что напоминал ореол.

Женщина сидела в поле, держала одну ромашку во рту и хохотала.

На ней и платье было с нарисованными ромашками.

Он установил эту картину посередине. Он видел её, даже закрывая глаза.

В один из дней она пришла с рынка, когда он разбирал шкаф с вещами погибшей жены.

Он аккуратно, в ряд выставил на ступеньке террасы её разноцветные туфли. И развесил, где только можно, её платья. На вешалках.

Она сразу решила ему помочь.

– Правильно. – Она нежно дотронулась до его плеча – Вещи нужно иногда проветривать.

Он молчал, разглядывая в круглой картонной коробке ленты, шарфы и заколки.

– Можно, я помогу тебе? – спросила она.

Он как будто только что заметил её.

– Ты так рано вернулась? – рассеянно поинтересовался он.

– Слишком рано? – уточнила она.

Он промолчал. Он держал в руках заколку, украшенную ракушками. Они купили эту заколку у молодого чернявого лавочника. В Турции.

Она развернулась и пошла на кухню. Разбирать корзину с продуктами.

Он не обернулся ей вслед.

«Ну и пусть, – подумала она. – В конце концов, я ни в чём не виновата».

Она с удовольствием вернулась к мольберту. И в эту же минуту забыла и о муже, и об их странной ссоре, и обо всём, что не имело отношения к новой картине.

Она должна была закончить её сегодня-завтра.

Она считала, что эта картина станет центральной на её выставке.

Писать было особенно легко. Хотя картина и отличалась от остальных.

Слишком тёмная, слишком пронзительная. Но разве может быть слишком, когда речь идёт о человеческих эмоциях?

Они поужинали молча.

Она не пекла пирог. Назло. Пока сам не попросит.

Он не просил.

Она сидела на качелях, поглаживая кошку, которая, как обычно, дремала у неё на коленях.

Он сидел за столом перед открытым ноутбуком.

Они молчали. Они молчали ещё томительней, чем молчали звезды, воздух, песок.

И только волны тихонько переговаривались друг с другом. Интересно, о чём?

Она закончила картину рано утром.

Когда он спустился на завтрак, она спала. Прямо в гостиной, на маленьком клетчатом диванчике.

Он долго стоял перед полотном.

Он пытался понять.

Она написала похоронную процессию. Но это были страшные похороны. Гроб несли без крышки. Не было видно, кто в нём лежал. Странные очертания. Но ещё более странной была сама процессия. Люди, одетые в траурные одежды, улыбались. Вернее даже, ухмылялись. Некоторые гримасы напоминали ужимки клоунов.

Она написала смерть.

Только он не мог понять чью.

Кошка прыгнула со стула, уступив ему место.

Он сел за стол с чашкой кофе, а кошка принялась за своё утреннее умывание.

«Доброе утро», – как обычно, мысленно улыбнулся он своей погибшей жене.

Как обычно, море ответило ему за неё нежным шёпотом.

Она проснулась к обеду. Удовлетворённо взглянула на мольберт. Она могла гордиться собой. Она гордилась собой. Он лежал с книгой в гамаке.

– Добрый день, – сказала она, проходя мимо него в купальнике.

– Добрый день, – кивнул он, не поднимая глаз от книги.

– Добрый день, Клеопатра. – Неожиданно для самой себя, она решила дать кошке имя.

Кошка лениво моргнула одним глазом.

Она любила заплывать далеко. Когда заплываешь далеко, остаёшься один на один с морем.

Волны были совсем небольшими.

Она даже не испугалась, когда свело левую ногу. Она слегка помассировала её. Нога немела все больше. Она уже не могла плыть. «Главное – без паники», – говорила она себе, начиная задыхаться.

Он уже в который раз пробегал глазами одну и ту же строчку. Слишком жарко для того, чтобы читать. Он захлопнул книгу.

Привычно бросил взгляд на море.

Неожиданно резко встал.

В море что-то случилось. Это было далеко от берега, но он явно видел, что с его женой что-то не так.

Он бросился ей на помощь, на ходу скидывая шорты и шлёпанцы.

Плыть было так далеко!

Он уже слышал её крики.

Неужели он не успеет?!

Этого не может быть! Он не может потерять её!

Загребая воду сильными, мощными движениями рук, он неожиданно понял, что она – это всё, что у него есть. И что самое важное: ему больше ничего и не надо.

Он обязательно успеет. Он спасёт её. Для себя. Для неё. Для них обоих.

Она лежала на гальке, тяжело дыша.

Он стоял перед ней на коленях и плакал.

А она смотрела на него. Нежно. И трогала слабой рукой. Чтобы успокоить.

Он отнёс её в спальню.

Он положил её голову себе на колени и не ушёл, пока она не заснула.

Он собрал по дому все фотографии своей бывшей жены.

Он нашёл чемодан. Старый, жёлтый чемодан. Они путешествовали с ним вместе. В какой же ещё чемодан складывать вещи его погибшей жены, как не в тот, с которым они путешествовали? Вместе.

Он аккуратно сложил туда платья, туфли. Фотографии. Пустые рамки глазели на него без всякого выражения.

Он отнёс чемодан на чердак. Он аккуратно поставил его между старым шкафом и каким-то корытом.

Он вставил фотографии своей жены в рамки.

Она проснулась не скоро. Она ведь не спала всю ночь. Дописывала последнюю картину к выставке. Зато теперь ей можно отдохнуть.

К тому же этот несчастный случай… Она чуть не утонула.

Зато они помирились с мужем. Он так трогательно ухаживал за ней!

Она завернулась в халат и вышла из спальни.

Она никогда так раньше не кричала. Как раненая птица.

Все её картины, которые она написала в этом домике, были варварски уничтожены. Изрезаны, порваны, смяты.

Её муж стоял посреди всей этой вакханалии с ножом в руке.

Она со стоном опустилась на ступеньку.

– Так надо было, – сказал он.

– Ты сумасшедший?

– Нет. И очень люблю тебя. Я не могу тебе ничего объяснить, но я очень, очень люблю тебя!

И вдруг она увидела в рамках свои фотографии.

Что-то изменилось за то время, что она спала.

И его горящие, влюблённые глаза! Она бросилась ему на шею, не сдерживая слёзы.

– Я так долго была без тебя… – проговорила она.