Волки Кальи - Стивен Кинг

Залия озабоченно смотрела на мужа.

— Ты не в настроении, потому что провел все утро на Сучьем сыне. Успокойся.

— Как я могу успокоиться, если они скоро нагрянут и заберут наших детей?

— Но ты не собираешься сделать что-нибудь глупое, не так ли, Ти? Что-нибудь глупое и в одиночку?

— Нет, — ответил он.

Без малейшей запинки. «Он уже начал строить планы», — подумала Залия, и у нее затеплилась надежда. Конечно, Тиан ничего не мог противопоставить Волкам, никто из них не мог, но он был далеко не дурак. В фермерской деревне, где у большинства мужчин хватало ума лишь на то, чтобы пахать, сеять да убирать урожай, Тиан разительно отличался от остальных. Он мог написать свое имя. Он мог написать: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЗАЛЛИ». Этим, собственно, он и завоевал ее сердце, хотя она не могла прочитать написанное в пыли. Он мог складывать числа, мог перечислять их, идя от большего к меньшему, что, по его словам, куда сложнее. Так, может…

Какая-то ее часть не хотела доводить эту мысль до логического завершения. И однако, когда она подумала о Хедде и Хеддоне, Лии и Лаймане, другая часть начала надеяться на лучшее.

— И что ты задумал?

— Хочу созвать общее собрание. Пошлю перышко.

— Они придут?

— После того как новость облетит Калью, придут все мужчины. Мы все обговорим. Может, на этот раз они решатся вступить в бой. Может, захотят сразиться за своих детей.

Сзади раздался старческий голос:

— Глупая это затея.

Тиан и Залия обернулись к старику. Тот смотрел на них.

— Почему ты так сказал, дедушка? — спросил Тиан.

— Расходясь с такого собрания, как ты планируешь, мужчины, если пьяные, могут сжечь половину страны, — ответил старик. — А трезвые… — Он покачал головой. — Ты не сдвинешь их с места.

— Я думаю, на этот раз ты ошибаешься, дедушка, — стоял на своем Тиан, и Залия почувствовала, как ужас сжимает сердце. Однако огонек надежды не желал гаснуть.

Ворчания бы поубавилось, если б Тиан назначил собрание на вечер следующего дня, но он этого не сделал, полагая, что времени у них осталось так мало, что нельзя терять даже один день. И когда он послал Хедду и Хеддона с перышком, они пришли. Как он и рассчитывал.

Зал собраний Кальи находился в дальнем конце Главной улицы, за магазином Тука, рядом с Павильоном, темным и пыльным в конце лета. При обычном раскладе скоро женщины начали бы его украшать, готовясь к празднику Жатвы, хотя в принципе праздник этот никогда не отмечался в Калье с размахом. Детям нравилось смотреть, как соломенные чучела бросают в костер, некоторым смельчакам удавалось урвать свою долю поцелуев, но на том все и заканчивалось. Народ, возможно, и гулял в Срединном и Внутреннем мирах, но не здесь. Здесь людей занимали более серьезные проблемы, чем праздник Жатвы.

Такие проблемы, как Волки.

Некоторые из мужчин, с процветающих ферм на западе и трех ранчо на юге, приехали на лошадях. Эйзенхарт с «Рокинг Би» даже прихватил с собой винтовку, а грудь его крест-накрест перепоясывали патронташи (Тиан Джеффордс, правда, сомневался, что от патронов будет какой-то толк и что из древней винтовки можно стрелять, хотя некоторые таки стреляли). Делегация Мэнни приехала на телеге, запряженной двумя меринами-мутантами: один трехглазый, второй — с большущим розовым наростом на спине. Но в большинстве своем мужчины Кальи приезжали на ослах или волах, одетые в белые штаны и цветастые рубашки. Тычком мозолистого большого пальца они отбрасывали сомбреро на спину, где его удерживали завязки на шее, входили в зал, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, рассаживались по скамьям из некрашеной сосны. В отсутствие женщин и рунтов мужчины заполнили менее тридцати из девяноста скамей. Некоторые переговаривались друг с другом. Никто не смеялся.

Тиан стоял у дверей с перышком в руке, наблюдая, как солнце скатывается к горизонту, как золото все гуще замешивается на багрянце. Когда его край коснулся земли, Тиан еще раз посмотрел на главную улицу. Пусто. Лишь три или четыре рунта сидели на ступенях магазина Тука. Все огромные и годящиеся лишь на то, чтобы ворочать камни. А вот мужчин он больше не увидел — ни пеших, ни на ослах, ни на лошадях. Глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, поднял глаза к небу.

— Человек-Иисус, я в тебя не верю, — сказал он. — Но если ты там, помоги мне. Замолви Богу словечко.

Потом вошел в Зал собраний и захлопнул двери, возможно, чуть громче, чем требовалось. Разговоры смолкли. Сто сорок мужчин, в основном фермеры, наблюдали, как он идет по проходу, в широких штанах, каждый шаг гулко отдается от деревянного пола. Он-то опасался, что перспектива выступить перед всеми мужчинами Кальи вгонит его в ужас, все-таки он — простой фермер, не артист или политик. Но подумал о своих детях, потом посмотрел на мужчин и понял, что без труда может выдержать их взгляды. Перышко в его руке не дрожало. Когда он заговорил, слова слетали с языка одно за другим, складываясь в четкие, связные предложения. Они могли не поддержать его, хотя он надеялся, что поддержат, что дедушка ошибается, но чувствовалось, что слушать они готовы.

— Вы знаете, кто я, — начал он. — Тиан Джеффордс, сын Люка, муж Залии Хуник. У нас пятеро детей, две пары близнецов и еще один сын.

По залу пробежал тихий шепот, возможно, люди говорил друг другу, какие же Тиан и Залия счастливые, что у них родился и единственный ребенок. Тиан подождал, пока вновь установится тишина.

— Я прожил в Калье всю жизнь. Я делил с вами свою судьбу, вы со мной — свою. А теперь прошу, чтобы вы выслушали меня.

— Мы говорим спасибо, сэй, — пробормотали они. Стандартный, нейтральный ответ, но и он воодушевил Тиана.

— Скоро придут Волки. Мне сообщил об этом Энди. Тридцать дней, от луны до луны, и они будут здесь.

Вновь бормотание. Тиан слышал в нем отчаяние и ярость, но не удивление. Когда дело касалось распространения новостей, Энди не было равных.

— Даже те из нас, кто умеет читать и писать, не могут ничего написать, потому что нет бумаги, — продолжил Тиан, — поэтому я не могу сказать с определенностью, когда они приходили в последний раз. Ничего не записывается, вы знаете, все передается из уст в уста, от стариков к молодым. Но я помню, что уже ходил в штанах, следовательно, прошло больше двадцати лет…

— Двадцать четыре, — крикнули из дальних рядов.

— Нет, двадцать три, — возразил кто-то из сидящих впереди. Мужчина поднялся. Рубен Каверра, пухлый, всегда улыбающийся толстячок. Но теперь улыбка исчезла с его лица, на нем отражалась только печаль. — Они взяли мою сестренку, Рут, так что можете мне поверить.